Я сижу напротив Уайетта за одним из столов, положив локти на липкую клеенку в красно-белую клетку. Уайетт снимает шляпу и кладет ее возле рулона бумажных полотенец и корзинкой со столовыми приборами, после чего подозрительно смотрит на соломенную крышу. – Как-то раз, – говорит он, – мы были здесь с Дамфрисом, а на крыше сидела кошка с диареей. – Я категорически не желаю знать, чем закончилась эта история. – Дамфрис тоже не желал, – отвечает Уайетт. – Я где-то читала, что он обучил свою собаку среднеегипетскому языку. – Все верно, – соглашается Уайетт. – Но только двадцати четырем унилатеральным знакам. И да, собака была породы басенджи. Всегда путала «k» и «t». Справедливости ради следует отметить, что они, собственно, и не слишком-то различаются. – Некролог, который ты опубликовал в «Журнале бывших выпускников Йеля», был бесподобен, – говорю я. Уайетт всматривается в мое лицо: – Стало быть, ассоциация выпускников сумела тебя разыскать. Я слышу все слова, которые он хотел сказать, но не сказал. Дескать, они разыскали, а вот он не сумел. А может, и не пытался. Пожав плечами, я говорю с видимой беспечностью: – Полагаю, Йель способен воспользоваться даже услугами Центрального разведывательного управления для поиска выпускников, хотя бы для кампаний по сбору средств. – Я поднимаю глаза на Уайетта. – Тебе, наверное, пришлось нелегко. Когда умер Дамфрис. – Я ночами не спал, мечтая о его должности, – признается Уайетт. – Но еще чаще я не спал, мечтая выиграть еще несколько лет, чтобы как можно больше научиться у него. Мне было тридцать шесть, когда я возглавил факультет археологии. Прошло семь лет, и очень многие в сообществе египтологов считают, что мне все еще не мешает набраться опыта. – Как только ты сообщишь об открытии новой гробницы, они сразу же заткнутся. – Ты слишком лояльна ко мне. – Я просто пытаюсь произвести впечатление на своего нового босса. – А помнишь, когда-то ты была готова сесть на первый попавшийся самолет, лишь бы не выполнять мои приказы. – Вряд ли Уайетт осознает, насколько его слова недалеки от правды. Я заставляю себя поймать его взгляд: – Да, я знаю, ты из кожи вон лез, чтобы от меня избавиться. Тут я замолкаю. Наступает момент истины. Пора объяснить Уайетту, почему я здесь. Но правда, похоже, находится на вершине горы, а я стою у ее подножия. Меня спасает появление официанта, который нетерпеливо подходит к нам, словно это мы заставили его ждать. Уайетт заказывает кока-колу, после чего официант поворачивается ко мне. – Можно бутылку воды? – спрашиваю я. Официант индифферентно пожимает плечами: – Почему нет? Он подходит к холодильнику и, достав оттуда бутылку воды, протягивает мне. Пока Уайетт заказывал бабагануш и хумус, я, откручивая крышечку бутылки, случайно обливаю официанта водой. Он роняет ручку, бросает на меня недовольный взгляд и возвращается на кухню передать наш заказ. Уайетт вытирает столешницу бумажным полотенцем: – Египтянин бы сказал: если ты кого-то обольешь водой, то никогда больше не перемолвишься с ним ни словом. – Я на девяносто девять процентов уверена, что официант в любом случае не собирался со мной разговаривать. – Ты по-прежнему веришь в приметы? – спрашивает Уайетт. – Как твоя мама. – Неужели ты это помнишь?! – Я удивленно смотрю на Уайетта. – Я помню все. – Его голос низкий, очень нежный. Берет за душу. – Дон, привидения не появляются через пятнадцать лет. Что происходит? Людям не дано повернуть назад свою жизнь, повернуть назад содеянное. Мы сами стелем себе постель, и нам в ней спать. И в моем случае это именно так. У меня была хорошая жизнь. Я любила и была любима. Помогла людям. И даже сделала карьеру – быть может, не совсем ту, о которой мечтала, но тем не менее приносившую удовлетворение. Если мне сегодня суждено умереть, я смогу с чистой совестью сказать, что оставляю этот мир, сделав его чуть лучше, чем когда я в него пришла. Да, у меня была хорошая жизнь, но, возможно, она могла быть великолепной. Как сказать мужчине, которого я оставила, что, кажется, совершила ошибку? – Я здесь не для того, чтобы закончить диссертацию, – признаюсь я. Уайетт кивает, не сводя с меня глаз: – Но тогда почему ты приехала в Египет? Потому что ты здесь. Потому что я не понимала, каким все могло бы стать. Какой я могла бы стать. Потому что если где-то и есть сад из одних «может быть», то ты в этом саду инвазивное растение, от которого мне никак не избавиться. Но вместо этого я качаю головой: – Я не знаю. Моя жизнь превратилась в хаос. Уайетт долго молчит, и я уже начинаю бояться, что оскорбила его. Возможно, я кажусь ему плаксивой дамочкой, испытывающей кризис среднего возраста, или скучающей домохозяйкой. Затем Уайетт машинально берет оставленную официантом ручку: – А он знает, что ты здесь? Понятно, кого он имеет в виду. Я опять качаю головой. Уайетт начинает лениво чиркать на сложенном куске бумажного полотенца. – Хаос – не такое уж плохое место, – говорит он и, извинившись, выходит в туалет. На полотенце он нарисовал иероглифы, обозначающие Нун. Хаотические воды, перевожу я, удивляясь, что по-прежнему могу расшифровывать текст. Это может относиться к дождю, а может – и к наводнению. Может оказывать благотворное влияние: когда разливается Нил, орошая посевы, а может – и разрушительное: когда уничтожается город. Древние египтяне верили, что первой и самой необходимой составляющей Вселенной был хаос. Хаос мог смести тебя с лица земли, но он был началом начал, тем, откуда все родилось заново. Поскольку Диг-Хаус не забит под завязку аспирантами, как во время настоящего полевого сезона, мне сразу находят место. Харби обустраивает для меня спальню чуть дальше по коридору от той комнаты, где я жила пятнадцать лет назад. Войдя внутрь, я вижу на кровати чистый матрас с принтом в виде персонажей из диснеевских мультиков и стопку белых простыней. В изголовье кровати – худосочная подушка. Кто-то нашел для меня крошечный тюбик зубной пасты. Одежда, в которой я приехала, аккуратно сложена на ночном столике. – Спасибо тебе, – говорю я Харби. А когда он закрывает за собой дверь, я сажусь на кровать и провожу ладонью по картинкам с Золушкой, Прекрасным Принцем, Красавицей и Чудовищем, Авророй и принцем Филиппом, Ариэль и принцем Эриком. Все они жили долго и счастливо и умерли в один день. Я набрасываю на матрас подходящую простыню, и картинки исчезают. Пока я стелю постель, в воздух поднимается облачко пыли. Прокашлявшись, я ложусь на кровать и смотрю в потолок. На потолке потеки воды в форме штата Огайо. У них тут что, лопнули трубы? Когда я жила здесь во время полевого сезона, мы плелись с раскопок в Диг-Хаус, а потом галопом бежали в душ, чтобы быть первыми, пока не вырубилось электричество, и неуверенно входили в кабинку, поскольку вода была обжигающе горячей – ты буквально видел огонь, когда включался бойлер. Бритье ног доставляло просто физическую боль, и я помню, как махала бритвой в воздухе, чтобы чуть-чуть охладить ее. Вода лилась по всему полу, и, прежде чем пускать следующего на очереди, приходилось шваброй сгонять ее в сток. Потом я обычно сидела со специалистами по глиняной посуде, пока они просеивали ведра курируемого ими песка, и разговаривала с аспирантами помоложе, пытавшимися сложить черепки, будто трехмерный пазл, или проводила время со специалистами по костям, перебиравшими этот материал, нескончаемые резервы которого имелись на складе. Поскольку телевизора у нас не было, по вечерам Дамфрис устраивал художественное чтение отрывков из романов Джеки Коллинз. Лично я, насколько помню, начала смотреть на профессора как на обычного человека, а не на полубога, только побывав с ним на раскопках в Египте. При более тесном контакте вы при всем желании не можете не замечать чьих-либо странностей и недостатков. Дамфрис, например, клал шесть кусков сахара в утренний кофе, своим богатырским храпом мог разбудить самого Осириса, а еще забавно хихикал, читая вслух слово «эрекция» в романе «Голливудские жены». Каждый раз, приезжая в Египет на раскопки, я брала с собой самые толстые книги, которые могла найти, в надежде растянуть удовольствие. В первый полевой сезон это была русская литература, во второй сезон – Дэвид Фостер Уоллес. В 2003 году я читала фэнтези. Однажды вечером Уайетт заглянул ко мне в комнату, когда я лежала на кровати с романом в руках. – А что ты читаешь? – поинтересовался Уайетт. Не потрудившись оторвать глаза от страницы, я ответила: – О скайдайвинге. – Научная фантастика? – спросил Уайетт, посмотрев на обложку. – Фэнтези. – А какая разница? – Я не ответила, надеясь, что он просто закроет за собой дверь, но Уайетт вошел в комнату и подсел ко мне на кровать. – Ну и о чем книга? Это была любовная история, но я отнюдь не собиралась вкладывать Уайетту в руки оружие.