– О двух братьях, – ответила я. – Одного воспитали как будущего короля, а второй неожиданно обнаруживает – в той самой главе, которую я прямо сейчас читаю, – что именно он настоящий наследник. Уайетт не понял намека. Он бесцеремонно взял у меня книгу из рук. – Эй! – возмутилась я. Он быстро просмотрел текст, его глаза загорались всякий раз, как он видел подчеркнутые мной абзацы. Я всегда так делала, когда авторам удавалось красиво описать какие-то вещи, чего у меня никогда не получалось. – «Ты можешь планировать что-то очень долго, но жизнь все равно застанет тебя врасплох. И ты можешь пережить землетрясение и отнестись к этому так, словно у тебя с рождения земля уходила из-под ног», – задумчиво произнес Уайетт и бросил на меня острый взгляд. – Полагаю, в этом-то и состоит мораль твоей истории. Что нам не дано знать. Он небрежно швырнул в меня книгу, но та оказалась слишком толстой и приземлилась на моем животе. Я застонала. Прежде чем я успела спросить Уайетта, что он имел в виду, его уже и след простыл. Сейчас у меня нет с собой никаких романов, чтобы отвлечься. Впрочем, я могу дочитать диссертацию Уайетта. А если учесть, что он только что взял меня на работу, это не самая плохая идея. Я осторожно шлепаю по Диг-Хаусу – темному и пустому. В комнатах, где живут египтяне, включено радио; тихо играет музыка и тянет дымком. В библиотеке на полу высится стопка книг, именно там, где я их и оставила. Я сую под мышку переплетенную диссертацию Уайетта. – Что ты делаешь? Я подпрыгиваю от неожиданности. Обернувшись, я вижу у себя за спиной Альберто. Он стоит, сунув руки в карманы, и смотрит на меня в упор. – Ищу что-нибудь почитать? – Я слышу в своих словах знак вопроса, как будто в чем-то провинилась. Взгляд Альберто сумрачный, оценивающий. Он смотрит на книгу у меня под мышкой, затем переводит глаза на мое лицо: – Значит, тебя включили в платежную ведомость? – Ну… типа того. Я и не жду, что мне будут платить. Я тут вовсе не потому. Тогда почему? Альберто это не озвучивает. Но ему и не нужно. Есть нечто тревожное в той тишине, которой он меня обволакивает. Я чувствую себя мухой, случайно попавшей в паутину. Да, я знаю, Альберто не слишком рад моему присутствию здесь. Вот только не пойму почему. Возможно, он считает, я застопорю их работу. Ну если дело лишь в этом, лучшее, что я могу сделать, – доказать Альберто свое трудолюбие. Я выдаю широкую улыбку: – Завтра большой день. Я пошла спать. Пока я бреду обратно к себе, то буквально спиной чувствую его взгляд. Вернувшись, я беру с ночного столика свою одежду и шарю в карманах штанов-карго в поисках телефона. Включаю телефон, но сигнала нет. Тихий стук в дверь, и дверь открывается, прежде чем я успеваю ответить. На пороге стоит Уайетт, на его лицо падает тень, неизменной остается лишь синева глаз. Он видит у меня в руках телефон. Я чувствую, как лицо заливает краска. – Полагаю, мне следовало подключить международный роуминг, – шепчу я. – У тебя есть все, что нужно? – вежливо интересуется Уайетт. – Харби постучится в четыре тридцать. Завтрак в пять в главной комнате. – Замявшись, Уайетт добавляет: – Я не собираюсь давать тебе поблажек. – Знаю. Его пальцы впиваются в дверной косяк. – Надеюсь, ты также понимаешь, что твой план спрятаться от мира в гробнице, которой суждено стать центром внимания прессы, может не сработать. – Принято к сведению. Уайетт смотрит на лежащую возле меня переплетенную диссертацию: – Если ты ищешь способ убить время, то у меня есть для тебя куда более интересный материал. У нас тут наверняка завалялась какая-нибудь Джеки Коллинз. Джо любит мангу. Или можешь почитать что-нибудь из моих поздних публикаций, вышедших уже после того, как я познал радость использования оксфордской запятой[8]. – Все нормально. Я хочу почитать вот это. Он наклоняет голову. Лунный свет, просачивающийся сквозь окно в коридоре, серебрит его волосы и подчеркивает морщины в уголках рта. На какую-то секунду передо мной предстает его будущее. – Ну, тогда спокойной ночи. Уайетт говорит слова прощания, но не уходит. Как будто что-то не дает ему оказаться по ту сторону двери. Много лет назад, прокрадываясь в мою комнату, он подпирал ручку двери стулом, чтобы нам не мешали. И мы вдвоем оказывались забаррикадированными от всего мира. – Уайетт? – Я чувствую, как от волнения пересыхает в горле. – Спасибо, что упомянул мое имя в диссертации. Он смотрит на меня так трепетно, что мне становится ясно: он поместил то подстрочное примечание как аварийный сигнал из ракетницы, как SOS, посланный через континенты и океаны. И в конце концов, несмотря на все трудности, сигнал нашел адресата. – Не стоит благодарности, Олив, – говорит Уайетт, закрывая за собой дверь. Вода/Бостон Гарвардская площадь иссечена дорогами – плохо составленный пазл. Университет вкраплен между секциями, со скоплением георгианских кирпичных зданий в Гарвардском дворе. В этом году Брайан преподает в здешней школе повышения квалификации. Хорошие деньги и непыльная работа, так как рассматриваемые темы – это предназначенные для дилетантов версии того, что он преподает будущим физикам во время академического года. Я проскальзываю в лекционный зал как раз в тот момент, когда Брайан ставит первый слайд, и пытаюсь посмотреть на своего мужа чужими глазами. У него черные как смоль волосы с серебряными прядями, которые только-только начинают появляться. Он высокий, худой и поджарый, и, насколько мне известно, по крайней мере одна аспирантка написала оду его глазам – там даже было что-то о луче солнечного света, пронзающем лес, – после чего я неделями дразнила Брайана. На нем форменная одежда классического профессора: измятая рубашка на пуговицах, видавший виды блейзер, штаны-хаки, оксфорды. Он из тех парней, у которых так и хочется поправить воротник, разгладить пиджак, убрать с глаз непослушную прядь, чтобы он застенчиво, будто доверяя секрет, посмотрел на тебя с затаенной улыбкой, действующей как электрический разряд в самое сердце. Я оглядываю лекционный зал. Поскольку это курс повышения квалификации, в зале присутствуют слушатели не только студенческого возраста. Здесь и немолодые пары, и дамы в штанах для занятий йогой, и профессионалы, которые могут позволить себе длинный перерыв на ланч. – Согласно законам квантовой механики, вы вполне можете быть бессмертными. – Брайан, как тигр, расхаживает перед слушателями, отлично понимающими, что он с ними играет. – Весьма спорное предположение было выдвинуто Максом Тегмарком, работающим на физическом факультете как раз через дорогу отсюда. – Брайан имеет в виду Массачусетский технологический институт, и те, кто понимает, встречают эти слова смехом. – Тегмарк назвал его «квантовым самоубийством». – Брайан щелкает пультом, и появляется новый слайд: скобки Дирака с рисунками электрона, ружья и кота внутри. – Помните квантовое состояние электрона, способного вращаться одновременно в обе стороны? Того самого, который убивает и одновременно не убивает кота Шредингера. А сейчас давайте продвинемся еще на шаг. Скажем, в этой коробочке мы имеем вращающийся электрон, триггер и ружье… но теперь вы занимаете место кота. Если электрон вращается по часовой стрелке, триггер срабатывает, ружье стреляет и вы мертвы. Если электрон вращается против часовой стрелки, триггер не срабатывает и вы живы. Короче, мы играем в русскую рулетку с электроном. На экране появляется новый слайд. – Мы знаем, что, согласно законам квантовой механики, в результате этого эксперимента вы разделитесь на две версии самого себя: ту, что убили, и ту, что уцелела. В одной вселенной вы, уйдя из физической лаборатории, едете забирать ребенка из летнего лагеря, а потом пьете на заднем крыльце пиво и смотрите очередную серию шоу «Дрянь» по «Амазон прайм видео». В другой вселенной все закончится вашими похоронами. Брайан разводит руками: – И вот тут все становится действительно интересно. Ваша мертвая версия без понятия, где вы и что происходит. Поскольку – посмотрим правде в глаза – вы умерли. С другой стороны, ваша другая версия, живая, свидетельствует о том, что вы пережили эксперимент. Итак, единственный результат, который вы способны воспринять, если проводите эксперимент с квантовым самоубийством, – это тот, где вы остаетесь в живых. Вы можете в прямом смысле слова провести его тысячи раз, и каждый раз – что статистически практически невозможно – вы выживете… поскольку лишь одна-единственная ваша версия способна пережить что угодно. Брайан выразительно поднимает брови: – Парадоксально, но тем из вас, кто все еще сомневается в концепции мультивселенной, этот эксперимент, возможно, действительно докажет существование параллельной вселенной. Если реально существует одна-единственная вселенная, то половину времени проведения эксперимента вы должны ожидать смерти. Но… если и впрямь существует множество вселенных, а вы несколько десятков раз проводите эксперимент по квантовому самоубийству и всякий раз выходите из него живым, вы не можете не согласиться, что множественные миры или временны́е измерения действительно существуют. Я снова сажусь поглубже в деревянное кресло, задавая себе вопрос, существует ли другая версия меня самой в той параллельной вселенной, где муж ловит мой взгляд и радостно улыбается, потому что я здесь. И решит ли все это наши проблемы? Когда Мерит было десять лет, мы взяли ее в Диснейуорлд. Мне безумно понравилась «Космическая гора» – спуск по американским горкам в темноте. Но прямо в середине покатушек наша маленькая машинка вдруг со скрипом остановилась. Из громкоговорителя раздался голос, который, сославшись на технические трудности, просил нас сохранять спокойствие и оставаться на своих местах. А потом зажегся свет. Если темнота действовала волнующе, то сейчас все оказалось пугающе хорошо освещено. Неожиданно я разглядела, какие здесь крутые повороты и как мало места между нашими макушками и колеей. Подобная метаморфоза вызывала абсолютный шок. То, что я видела своими глазами, на поверку оказалось совершенно иным. И вот теперь, когда я смотрела на Брайана, у меня возникло точно такое же ощущение. Как будто кто-то включил иллюминацию, осветившую созданный нами дом, наш брак, к которому мы привыкли, нашу повседневную жизнь, и я увидела и скрипучие сцепления, и крутые выбоины, и неточные попадания, являющиеся составной частью нашего супружества. – А теперь вы можете сделать еще один шаг вперед, – произносит Брайан. – Если принять, что онкология, сердечно-сосудистые заболевания, болезнь Альцгеймера и прочие недуги, способные вас убить, – это соединение тонны клеточных, а значит, субатомных событий, то ваша жизнь будет зависеть от того, сумеет или нет вращающийся электрон запустить ген, ответственный за реакцию, которая приведет к смерти. Адепты теории квантового бессмертия наверняка скажут, что в некой вселенной мы все станем самыми старыми жителями планеты, сумев увернуться от града генетических и реальных пуль. Итак, – продолжает Брайан, – нужно ли вам пойти и совершить квантовое самоубийство? Я бы не советовал, поскольку по той же самой причине лично у меня есть вопросы к гипотезе Тегмарка. Всякий раз, как в ходе эксперимента вы сумеете остаться в живых, свидетели того, что вы выжили, будут считать вас самым удачливым сукином сыном на планете. Но если в ходе эксперимента вы умрете, свидетели этого станут горевать, а похоронив вас, будут приходить на вашу могилу. С их точки зрения, в подавляющем большинстве вселенных вы гарантированно должны умереть. Вот в этом-то и заключается проблема квантового бессмертия: оно субъективно, а не объективно. Даже если вы сумеете доказать, что оно существует, вы докажете это лишь самому себе, но не другим. Для них вы останетесь просто давшим дуба глупцом. – Брайан выключает проектор и снова поворачивается лицом к аудитории. – Вопросы есть? Руку поднимает молодая женщина. – А как попасть в ту вселенную, где Хиллари Клинтон – наш президент? – К сожалению, никак, – ухмыляется Брайан. – На данный момент вы застряли здесь. Дверь закрыта. На данный момент вы застряли здесь. Если все обстоит именно так и Брайан прав, мне придется смириться с тем положением дел, которое установилось у нас за пятнадцать лет брака. Ведь в комфорте наверняка есть свои достоинства. Какие джинсы вы выбираете, открывая шкаф: новые, жесткие и нестираные или те, в которых чувствуете себя, как в пижамных штанах? – В этом вопросе имеется философский аспект, – продолжает Брайан, и я вздрагиваю, испугавшись, что произнесла свои мысли вслух. – Нам не дано выбирать вселенную, в которой мы существуем, поэтому независимо от вашего позитивного мышления или заклинаний вуду вы не можете попасть в ту временну́ю шкалу, в которую вам захочется попасть. По законам физики вы просто бредете по жизненному пути, пока вам не встречается развилка и вас не затягивает в ту или иную вселенную. Другими словами, здесь нет свободы выбора. А есть только элемент случайности в зависимости от того, в какую сторону вращается электрон. И тут Брайан смотрит прямо на меня. До этой секунды я думала, что он не заметил моего появления. Оказывается, он прекрасно знал, что я здесь. Он адресует мне полуулыбку, грустную и чуть-чуть униженную, как будто я застукала его за чем-то непристойным, хотя он всего-навсего зарабатывал нам на жизнь. – Имейте в виду: согласно законам физики, если с вами случилось нечто ужасное, где-то еще существует другая ваша версия. Версия, которая понимает, как вам повезло получить второй шанс. Итак, мы можем стать приверженцами теории квантового бессмертия, – говорит Брайан. – Или можем жить одним днем, словно это и есть наш последний день. Брайан отпускает слушателей под жидкие аплодисменты, которые я почти не слышу. Я плыву против течения выходящих из зала слушателей. Брайан собирает бумаги, не сводя с меня глаз. Затем выходит из-за кафедры и идет мне навстречу. «Вот, значит, как все происходит, – говорю я себе. – Вот, значит, как мы начинаем все заново». Я могу сделать этот первый шаг.