Сентябрь 2017 БЕТ Даже теперь Бет иной раз посещала мысль об отъезде. Почему бы и нет? У нее есть деньги и машина. Ничего не мешает взять и уехать. Она садилась в машину и ехала. Ставила ногу на педаль газа и мысленно составляла план, но независимо от предполагаемого места назначения всегда почему-то оказывалась на берегу озера. Стояла рядом с припаркованной машиной и смотрела на неподвижную воду. К озеру почти никто не ездил. Мест, где можно оставить машину и искупаться, было мало. На западном берегу стояли редкие дома, но к востоку от озера, дальше от океана, местность была лесистой и дикой, с немногочисленными проселочными дорогами. Очнувшись, Бет обнаруживала, что стоит в полосе кустарника, исцарапанная, искусанная комарами, смотрит на воду, понятия не имея, как сюда попала. Понимала только, что приехала на машине. От своей неспособности вспомнить Бет всякий раз мутило, она садилась в машину и возвращалась домой. В каком-то смысле это успокаивало. Бет не лукавила, когда говорила Шей о том, что некоторые места держат тебя, словно в кулаке. Не сказала она одного: иногда этот кулак – единственное, что тебе знакомо, и на самом деле ты не хочешь, чтобы он тебя отпустил. В этот раз шел дождь. Бет опять не спала, и ей до смерти хотелось выпить; она устала, очень устала. Она взяла мешок для мусора и побросала в него вещи родителей – кольдкрем матери, ненавистную пепельницу, отцовские галстуки, стопку журналов с комода в гостиной. Потом поставила мешок на обочину и поехала навстречу струям дождя. И, как всегда, оказалась на озере. Но что-то изменилось. Она ощутила это в прошлый раз – и теперь тоже. Что-то неуловимое, вроде запаха или легкого ветерка, который чувствуешь затылком. Нет, ей не кажется. Не в этот раз. Перемены приближались, и она не могла их остановить. Ты не уедешь. Ты не расскажешь. Нужно еще раз поговорить с этой Шей. Она села в машину, поехала домой. Выключив зажигание на подъездной дорожке к дому, она увидела, что мешок с мусором исчез, и обреченно опустила плечи. А затем разозлилась – той холодной яростью, которая принесла ей столько неприятностей, но благодаря которой она чувствовала себя живой. Бет вышла из машины под дождь и направилась к дому. Ее исполненный ненависти взгляд скользил по его уродливым очертаниям: они с домом словно играли в гляделки. Наконец она вошла в открытую парадную дверь и нырнула в темноту. Первой ей бросилась в глаза стопка журналов, вернувшаяся на комод. Она знала, что когда поднимется наверх, то увидит кольдкрем матери и галстуки отца – на тех же местах, что и всегда, словно она не убирала их в мешок для мусора. И пепельницу… эта проклятая пепельница снова будет стоять на столике у кровати. Сколько раз за эти годы она пыталась выбросить этот долбаный кольдкрем? Даже не сосчитать. Итак, у них с домом начался очередной раунд. Бет не удивилась. Но это не будет продолжаться вечно. Теперь она это знала. При виде бутылки вина на кофейном столике ярость чуть не покинула Бет. Красное вино, ее любимое. Хотя, конечно, подойдет любое. Она выпьет все что угодно, была бы возможность. И дом это знал. Бет смотрела на бутылку, блестевшую в полутьме гостиной с задернутыми шторами, и на мгновение ей страшно захотелось вина, казалось, ради него она пойдет на все. Она ощущала его вкус на языке, чувствовала, как оно проскальзывает в горло. Она продала бы душу за эту бутылку. Бет закрыла глаза. Все меняется, мысленно произнесла она. Потом подошла к столу и схватила бутылку, пытаясь унять дрожь в руке. Прошла по луже крови на полу. Не обратила внимания на сквозняк из распахнутой двери и скрюченную фигуру на полу – тело отца, привалившееся к нижним дверцам шкафчиков. Обойдя его, остановилась у раковины, вытащила из бутылки пробку и вылила вино. Жидкость с бульканьем потекла в слив. Вино было похоже на кровь. Краем глаза Бет увидела, что тело отца исчезло. – Провалитесь вы все. – Она обращалась к дому, к своим воспоминаниям, ко всему. Бет стояла на кухне, пока вино не вылилось из бутылки. Пока кровь не исчезла с пола, и ее следы тоже, словно их никогда и не было. Пока не закрылась дверь и не стих сквозняк. Пока все не закончилось. Потом поставила бутылку и обхватила голову руками, потому что снова осталась совсем одна. Глава 16 Октябрь 1977 БЕТ Копам не понравилось, что на этот раз она пришла с адвокатом. Рэнсом как будто заполнил собой крошечную комнату для допросов – его фигура заняла все пространство. Детективу Блэку было неуютно, детектив Вашингтон злился. Бет сидела молча, позволив мужчинам вцепиться друг другу в глотки. – Нужен образец почерка, – сказал Вашингтон. – Нет, – отрезал Рэнсом. – Мы получим ордер. – Когда получите, предъявите. До тех пор мы отказываемся. Вашингтон посмотрел на нее. Обычная тактика копов, предупреждал Рэнсом: обращаться к ней напрямую, минуя адвоката, и провоцировать. – Вы же знаете, что образец вашего почерка мы можем получить и так, – сказал Вашингтон. – Банковские чеки, письмо приятелю. Ваш адвокат просто тянет время. – Я буду следовать его советам, – ответила Бет. – Он очень опытен. Вид у Вашингтона стал такой, словно она его обматерила, и даже Рэнсом посмотрел на нее с прищуром. – Мы уже обыскали дом, – сказал Вашингтон. – Изучаем все, что нашли. И тщательно осмотрим машину, дюйм за дюймом. Все, что мы найдем, станет уликой против вас. Вы понимаете? – Не отвечайте, – сказал Рэнсом. – Ни на что не отвечайте. Бет молчала. Она не могла представить, что они найдут в доме, кроме фамильного фарфора матери и старых бумаг отца – у нее не хватило духу ни прочесть их, ни выбросить. Копы сложили в мешок и унесли пустые бутылки, словно те могли о чем-то рассказать. Свидетельства, что она слишком много пила. Это тоже используют против нее? Наверняка. Детектив Блэк прочистил горло. Сегодня он был в темно-синем костюме, не новом, но приличном. Интересно, подумала Бет, сам ли он гладит свои костюмы – обручального кольца на пальце у него не было. А может, у него есть подружка. Если она действительно гладит ему костюмы, Блэк просто обязан на ней жениться. Что за мысли, когда тебя допрашивают по подозрению в убийстве? С ней явно что-то не так. Хотя это не новость. – Думаю, нам всем нужно успокоиться, – веско произнес детектив Блэк. – Мы пришли сюда, чтобы поговорить. Чтобы кое-что прояснить. Споры ни к чему нас не приведут. – Весь этот разговор недопустим. – И Рэнсом пошел сыпать адвокатскими словечками: – Ничто не связывает мою клиентку с этим преступлением, с предыдущим убийством, а также с каждой из жертв. Вы попусту тратите время вместо того, чтобы искать убийцу. – У нас есть записки. – Вашингтон посмотрел на Рэнсома с ненавистью. Будь это возможно или законно, он с радостью вышвырнул бы адвоката Бет в окно. – Мы готовы вычеркнуть вашу клиентку из списка подозреваемых, если она добровольно согласится предоставить образец почерка. Нам также нужен психологический анализ. Они препирались, играя в свои мужские игры и доказывая друг другу свое превосходство, но Бет их не слушала. Она посмотрела на Блэка, и он поймал ее взгляд. Потом тихонько вздохнул, но так, чтобы она увидела, и стал ждать, когда коллега выпустит пар. В ответ она пожала плечами: «Мы ничего не можем поделать с ними обоими». Ей нравилось, что он не суетится, не курит, не расхаживает по комнате; в нем не было ничего напускного. Его взгляд не скользил по ее телу, но задерживался на ней достаточно долго, так что хотелось съежиться. Был ли этот взгляд похотливым? Она не знала. Возможно, выбирая между Вашингтоном, Рэнсомом и ею, он решил, что из всех, кто находится в комнате, лучше смотреть на нее. Когда Вашингтон и Рэнсом на какое-то время перестали спорить, Блэк наклонился к Бет и сказал: – Расскажите мне о смерти вашего отца. Мир словно накренился. На какой-то миг показалось так соблазнительно и просто сделать вид, что, кроме них, тут никого нет и они беседуют наедине – она и этот симпатичный мужчина, спросивший о том дне, когда не стало отца. Можно открыть рот и рассказать ему все, что она держит в себе, все то плохое, что так тщательно скрывает. Потом ее взгляд остановился на магнитофоне, негромко жужжащем на столе. Она посмотрела на Вашингтона, который стоял, скрестив руки на груди, и на Рэнсома, сидевшего рядом с ней на складном стуле. Почувствовала запах прогорклого кофе, застарелого сигаретного дыма и еще чего-то густого и противного, как несвежее дыхание. И вспомнила тот день. Вспомнила ощущение – она тонет, погружается все глубже, зная, что уже никогда не выберется на поверхность. – Кто-то ограбил и убил моего отца, – механическим голосом ответила она детективу Блэку. Блэк не сменил позы – лишь наклонился к ней, словно они были тут одни. – Для этих убийств использовали тот же пистолет, – сказал он. – Баллистическая экспертиза это докажет. Бет сидела неподвижно, не отводя взгляда. Еще одна игра. У них еще нет результатов баллистической экспертизы. – Бет, скажите правду, – сказал Блэк. – Мы пытаемся вам помочь. Вот тут он сделал ошибку. Она точно знала, что он лжет. Бет посмотрела ему прямо в глаза. – Вы не хотите мне помочь, – сказала она. – Никто не хочет мне помочь. И никогда не хотел. На секунду в комнате стало тихо; слышалось лишь гудение магнитофона. Похоже, Блэк искренне удивился. У него была счастливая жизнь, поняла Бет. Родители, а может, даже бабушки и дедушки, которые его любили. Брат или сестра. Она видела все: занятия легкой атлетикой, команда, строгие, но любящие учителя, поцелуи с хорошенькой девочкой за трибуной. Пара глупых пьянок по молодости, потеря невинности с другой хорошенькой девочкой. Наконец, полицейская академия, и к тридцати годам – должность детектива. Стройный, подтянутый, не курит. Да, он видел много зла, но он защищает людей и отправляет плохих парней за решетку. Спасает мир. Это дело будет трудным, но он его раскроет. Потому что в итоге мир всегда оказывается таким, каким детектив Блэк хочет его видеть. Бет вспомнила свой пустой и тихий дом, где родители больше не кричат друг на друга. Вспомнила, как в детстве часами сидела одна в своей комнате, зажав уши руками и пытаясь выбросить родительские ссоры из головы. Вспомнила кровь отца на полу кухни. Озеро крови, глубокое и красное, потому что она вытекала из него, пока он умирал. Для того чтобы ее убрать, потребовалось три дня. Рэнсом все организовал, пока Бет с матерью жили в отеле. А когда все вымыли, они вернулись.