Какое удушающее, какое мертвое место. Я с трудом дышала и терялась в догадках, почему Бет жила здесь так долго. Почему хотела этого. Или не хотела? Я схватила несколько вешалок для одежды, потом еще и еще, вывалила груду платьев на кровать – шелк, вискоза, полиэстер. Золотистые, бледно-голубые, ярко-красные. Потом открыла ящик комода и нашла там старые пояса с чулками и бюстгальтеры Марианы, ее трусы с высокой талией. Все это я тоже бросила на кровать. Если Бет не смогла избавиться от всех этих вещей, это сделаю я. Покинув хозяйскую спальню, я прошла в комнату, где Бет жила подростком. Там стояла узкая кровать с клетчатым покрывалом. За стеклянными дверцами шкафчика я увидела дорогой стереоусилитель 1970-х годов, на нем проигрыватель, а на полу рядом со шкафчиком высилась покосившаяся стопка пластинок, словно кто-то недавно перебирал их, ища, что бы послушать. Стиснув зубы, я схватила пластинки и выбросила в коридор, так что они разлетелись по полу. Питер Фрэмптон, Нил Даймонд, Fleetwood Mac. В гардеробе я схватила подростковую одежду Бет – джинсы и распашные блузки в цветочек – и тоже вышвырнула в коридор вместе с вешалками. Мне нравилось разорять этот дом, вскрывать его раны. Нравилось поднимать пыльную бурю. Если бы я могла набрать полную грудь воздуха, то закричала бы как можно громче, нарушив гнетущую тишину. Закончив разгром подростковой комнаты Бет, я вернулась в коридор. Дверь хозяйской спальни была открыта, и я заглянула внутрь. Все, что я вывалила из гардеробной, вернулось на место. Комната выглядела так, словно я к ней не прикасалась. Желудок свело от страха, и я все поняла. Этот дом принадлежит не Бет, а Лили. Потом я почувствовала чье-то холодное дыхание на шее, и меня швырнуло об стену. Удар был таким сильным, что я задохнулась. Холодные пальцы схватили меня за волосы и дернули голову назад. Тогда я закричала что было сил. Я смотрела в потолок, а невидимая рука оттягивала мою голову все сильнее и сильнее. Кто-то дыхнул холодом мне в лицо, так что меня передернуло от отвращения. «Смотри», – сказал голос. Не отпуская моих волос, руки потащили меня по коридору. Дверь справа распахнулась. Это была дверь в детскую спальню Бет. Закричав, я попыталась вырваться, но тщетно. Меня подтащили к двери и втолкнули внутрь. И, едва переступив порог, я оказалась вне дома Гриров. Было очень холодно. Я стояла на обочине дороги, меня окружала тьма. Под ногами хрустел гравий, ветер вдавливал воротник куртки в шею. Я видела дорогу, деревья, а вдалеке между деревьями – темную поверхность озера. Это был берег озера Клэр. В нескольких шагах от меня стояла машина – синий «пинто». В открытый капот заглядывает женщина: светлые волосы закрывают лицо, руки спрятаны в карманы шерстяного пальто. Теперь я поняла. Это был вечер 15 октября 1977 года, и Лили Ноулз собиралась кого-то убить. – Нет, – сказала я, но меня никто не услышал. Меня здесь не было – я была в старой спальне Бет. Но почему я чувствовала запах озера, почему точно знала, что произойдет? Рокот мотора, свет фар, хруст гравия. И мужской голос: «Помощь нужна?» – Нет, – снова сказала я, но, несмотря на облачко пара, вылетевшее у меня изо рта, меня снова никто не услышал. Лили подняла голову, и при виде мужчины ее лицо расплылось в улыбке. Это была девочка с той рождественской фотографии, только выросшая и превратившаяся во взрослую женщину с точеным лицом и округлыми формами, угадывавшимися под пальто. Мягкие белокурые волосы блестят, улыбка почти кокетливая. Она была неотразима. Рэнсом Уэллс говорил, что Лили вызывала у него желание куда-нибудь спрятаться, и теперь я его поняла. Глаза Лили ничего не выражали – совсем ничего. – Да, – сказала Лили. – Помощь мне не помешает. Мой крик по-прежнему никто не слышал. Я бросилась вперед, пытаясь помешать тому, что должно произойти, но мои ладони уперлись в стекло. Я принялась молотить по нему кулаками, пинать колесо. Томас Армстронг вышел из машины и захлопнул дверцу. – Давайте помогу, – сказал он, улыбаясь Лили. Я кричала и стучала в стекло. Лили повернулась к нему, не вынимая рук из карманов пальто. Потом сделала один шаг по гравию обочины. Я слышала все – стук закрывающейся дверцы, хруст гравия у них под ногами, далекий рокот мотора на двухполосном шоссе в нескольких сотнях футов. Я видела, как влажный ветер приподнял волосы Лили, видела густую тушь на ее ресницах и светло-голубые тени на веках. Губы ее блестели от розовой помады, на щеках играл румянец. Но глаза над растянутым в улыбке ртом оставались темными и холодными. Она сделала еще шаг навстречу приближающемуся Армстронгу и вытащила из кармана обтянутую перчаткой руку. Теперь по моему лицу текли слезы. Я снова и снова била кулаками в стекло, кричала: «Нет», понимая, что все бесполезно. Это было 15 октября 1977 года, и все, что должно было произойти, произойдет. Уже произошло. Я все еще кричала, когда раздались два выстрела. Я все еще кричала, когда Лили переступила через тело и положила на него записку. Я все еще кричала, когда она захлопнула капот машины, села за руль и уехала. Обессиленная, я прислонилась к стеклу. В горле саднило. Я плакала, хотя не могла объяснить почему. Томас Армстронг мертв уже сорок лет, а это было что-то вроде фильма ужасов, который демонстрировала Лили, чтобы помучить меня. Нужно отсюда выбираться. Я не хочу оставаться в этом месте, в этом времени. Я попятилась – и снова оказалась в старой спальне Бет; мои ладони были прижаты к окну, выходящему во двор. Они были холодными и липкими, лицо – мокрым. Поморгав, чтобы избавиться от жжения в глазах, я убрала ладони от стекла. – Зачем? – крикнула я в тишину дома. – Зачем ты мне это показала? Я уже знаю, чем все кончилось. За моей спиной послышались шаги; кто-то быстро шел из хозяйской спальни, почти бежал. В дверном проеме промелькнул силуэт, и я успела увидеть белокурые волосы, как у Лили. Только это была не Лили. – Мариана? – окликнула я и бросилась вслед за ней вниз по лестнице. Мне было плевать, что ее уже не один десяток лет нет в живых, что я гоняюсь за призраком. Я заметила ее в холле на первом этаже, где стоял жуткий холод. Задыхаясь, я шагнула с последней ступени лестницы. Мариана Грир – вне всякого сомнения, это была она, я узнала ее по свадебной фотографии – стояла у входной двери. В халате, накинутом на шелковую ночную рубашку, босая. Подхваченные косынкой, какие носили в те годы, чтобы сохранить прическу, белокурые волосы падали на спину. В то мгновение Мариана, погибшая в 1975-м, казалась мне такой же реальной, как я сама. Я видела слезы, текущие по ее щекам, когда она возилась с дверным замком. – Прости меня. – Голос ее звучал испуганно, почти страдальчески. – Куда ты, малышка? Пожалуйста, не уходи. Прости меня. Что произошло? Ссора? Лили ушла? Почему никто не пытается остановить Мариану, собирающуюся выйти из дома – в ночной рубашке и в таком состоянии? – Стойте! – крикнула я, но она уже справилась с замком и поворачивала ручку. Я бросилась к ней, собираясь удержать дверь, но все мои усилия были тщетными. Мариана Грир открыла дверь, выскочила из дома и побежала к машине, намереваясь найти дочь. Навстречу автомобильной аварии, которая унесет ее жизнь. Я выбежала вслед за ней, но Мариана уже исчезла. В лицо мне ударил холодный влажный ветер. Небо было бледно-серым, словно полинявшим, а облака – иссиня-черными. Который теперь час? И какой сегодня день? Как долго я пробыла в доме? Да, нужно отсюда убираться. Судорожно вдохнув, я шагнула на крыльцо и посмотрела вниз. На досках виднелись мокрые следы, отпечатки резиновых подошв. Мариана была в кедах или босиком? Кто стоял на крыльце в мокрой обуви? Следы вели к траве, примятой там, где кто-то прошел. Капли дождя падали на тропинку, ведущую к деревьям и огибавшую дом. Все было слишком странно и продолжалось слишком долго, так что теперь уже ничего не имело значения. Я спустилась с крыльца и пошла по следу. Скоро мокрые черные деревья расступились, и передо мной открылся вид, как из окон гостиной, – трава, обрыв, серое небо. Он рождал то же ощущение, что и всегда: ужасное и влекущее. Хотелось приблизиться к краю, прямо-таки тянуло. Но я заставила свои ноги остановиться и наконец посмотрела в глаза Лили Ноулз. Она стояла посреди лужайки, кеды утопали в холодной траве. Ей было лет двадцать; узкое лицо, которое я видела на рождественской фотографии, повзрослело, но изменилось мало, хотя вживую – а была ли она живой? – выглядело еще красивее. Джинсы и куртка защитного цвета болтались на ней, как чужие, наверное, она сильно похудела. Белокурые волосы, рассыпавшиеся по плечам, развевались на ветру. – Наконец ты пришла, – сказала Лили. Ее голос казался потусторонним, похожим на эхо. Но я знала, что это ее настоящий голос, доносящийся из того места, где она находится теперь. Поначалу я совсем не испугалась. Просто стояла на лужайке и смотрела на Лили Ноулз, из-за которой и пришла сюда. Она была первопричиной всех моих действий, хотя раньше я даже не знала о ее существовании. – Ты умерла, – сказала я ей. Лили, ненастоящая, неживая, пожала плечами – как делала ее сестра. И как стала делать я сама: Может, то, что ты говоришь, интересно, а может, и нет. – Все умирают, – ответила она своим похожим на эхо голосом. – Почему ты до сих пор здесь? – Жду Бет, и она это знает. – Расскажи мне почему. – Я смотрела на серийную убийцу и понятия не имела, сколько у меня осталось времени. – Пожалуйста, расскажи мне почему. – Нет никаких «почему», – сказала Лили. – Есть только то, что случилось. Только то, что я сделала. Я покачала головой. Должно быть что-то еще. Иначе ничего не сходится. Налетел порыв резкого, холодного ветра, и Лили протянула руку. Она стояла в нескольких футах от меня, вне пределов досягаемости, но, глядя на эту руку, я почувствовала, как в сердце заползает страх. Нет, к этой руке я ни за что не прикоснусь. – Что ты делаешь? – спросила я. – Ты пришла сюда не просто так, – сказала Лили. – Неправда. – Правда. Ее рука, повисшая в воздухе, одновременно влекла и отталкивала меня, как океан над обрывом. Меня тянуло шагнуть вперед, но я понимала, что не хочу этого. – Пойдем со мной, – сказала Лили. – Нет. – Слишком поздно. Ты уже здесь. Я понимала, что должна бежать, но не могла. И застонала от ужаса, когда попыталась заставить свои ноги сдвинуться с места, но они меня не послушались. – Нет, – повторила я. – Пойдем со мной. – В этот раз это было шипение, резкое и яростное, а потом Лили схватила меня за руку.