МП – Калеб Райт. И последней была Чесапик Локвуд, она же Чесси. Девушка со светлыми вьющимися волосами, на зубах брекеты. Склонившись к Оливеру, Чесси спросила чуть ли не заговорщическим тоном: – А у тебя какой персонаж? – Когда я играл в прошлый раз, у меня был Драконий Чернокнижник… – ответил Олли. – Фу! – презрительно фыркнул Стивен. – А что тут такого? – спросил Олли. – Ну это же… это же слишком очевидно! – И это говорит тот, кто играет Разбойником-тифлингом, у которого в истории значится: «сирота, жаждущий отмщения», – заметила Хина. – За-а-аткнись! – огрызнулся Стивен. Из всех четверых его боль была самой черной: она дергалась, словно ворон с перебитым крылом. – Не-ет, дружище. – Калеб покачал головой. – Драконий Чернокнижник – это супер. У него есть Дьявольский Взор и Мрак, ну, сам знаешь. Это замечательно. – Калеб предпочитает техническую сторону, – объяснила Хина, облизывая пальцы после чипсов. – А меня больше интересует сюжет. Мой персонаж – Гномесса-бард по имени Эсмеральда Мелькающие Пальцы, и она играет на валокорде. – Валокорд – это из «Звездных войн», – заметил Стивен. – Но когда Хина начинала играть, она этого еще не знала… Ему в голову попал метко брошенный чипс. – Не умничай, долбаная черепаха! – прошипела Хина. – Ну да, точно, – сказал Калеб. – Какой отстой. Кстати, – протестующим тоном добавил он, – я ведь МП, понятно? Меня интересует сюжет. Это я придумал Ардуинию. Так что не надо поливать все грязью. Пожав плечами, Хина продолжала: – Итак! Эсмеральда дочь знаменитой гномессы-изобретательницы – отец ее неизвестен, и, возможно, его не существует, поскольку я считаю, что ее происхождение – ну, что ли, магическое. Как бы там ни было. Главное – то, что эти мелочи меня не волнуют; меня интересует только то, что Эсмеральда со своей драконокошкой Вонючкой переживают классные приключения на просторах Ардуинии и находят настоящую любовь… Все рассмеялись. И вот так все вдруг снова занялись игрой. Карты на столе, кости катаются, называется очередность ходов, чудовищные русалки-вампиры осаждают пиратский корабль, захваченный персонажами. Олли еще продолжал сомневаться, но… Может быть – может быть… Он нашел своих друзей. Черт возьми, доктор Нахид была права. Это так здорово! И так продолжалось до тех пор, пока на стол не упала тень. Высокий широкоплечий парень в сёрферской футболке встал у Стивена за спиной и положил здоровенные ручищи на спинку стула, затем схватил Рабела за плечи с такой силой, что тот вздрогнул от боли. Оливер его знал, по крайней мере слышал о нем: Грэм Лайонз. Он был в бейсбольной команде – а бейсбол в этой школе значил очень много. Гораздо больше футбола или легкой атлетики. Все смотрели на Грэма, а Стивен пытался – тщетно – высвободиться. И Грэм был не один: к нему подошел качок, похожий на итальянца – на голове короткий «ежик», брови как следы от жирного черного маркера на чересчур загорелом лбу, скрещенные на груди руки подобны двум корабельным орудиям, направленным в противоположные стороны. В Грэме Лайонзе была боль, глубокий колодец внутри. Ну а второй тип, верзила? Боль струилась по нему – целая кровеносная система злобы, отчаяния и страданий. – Ты только взгляни на этих задротов, – сказал Качок. Боль у него внутри откликнулась так, словно по ней пропустили электрический разряд. – Кретины, чем это вы тут занимаетесь? – спросил Грэм Лайонз. – Слушай, отстань, – сказал Калеб. – Мы играем, отвали! – Отвали? Отвали? – притворился обиженным и оскорбленным Грэм. – Ого, Калеб, мне больно. Мы ведь были корешами. – Ага, точно, в пятом классе. А потом ты превратился в скотину. – Клянусь, ты сильно обижаешь мои чувства! И тут Стивен вставил, негромко, но его все равно все услышали: – У тебя нет никаких чувств, Грэм… Казалось, щелкнули тумблером. Рванув вперед, Качок нагнулся к Стивену так, что их носы оказались в волоске друг от друга. Мрак у него внутри забурлил. – Что ты сказал, твою мать? Ах ты гребаный козлище! Долбаный жирдяй, тюфяк с дерьмом… Грэм положил руку ему на плечо, успокаивая его. – Эй, Алекс, все в порядке. Как сказал Калеб, они просто играют. Что это у вас тут за игра? «Подземелья и драконы»? По-моему, это для полных придурков, а? Неожиданно для себя Олли подал голос: – Вообще-то, это классная игра. Товарищи в панике посмотрели на него. Они буквально светились страхом, подобным пульсирующему огню, пробивающемуся сквозь густой туман. Словно хотели сказать: «О нет!» Словно хотели сказать: «Не нужно тебе было раскрывать рот!» – Что ты сказал? – резко спросил Грэм. – Я сказал, что это классная игра. «Подземелья и драконы»… вовсе не для полных придурков. Она… ну, в нее играют знаменитости. В Лос-Анджелесе это последний писк. Многие актеры и писатели… – Здесь не Лос-Анджелес. Ты новенький, да? Значит, ты оттуда, из Эл-Эй? – Грэм, оставь его в покое, – вмешалась Чесси. – Заткнись, Чесси! Напрасно ты связалась с этой безмозглой мелюзгой. Пусть ответит новенький. – Я из Филадельфии. – Ого, крутой парень из Филли. – Грэм попытался изобразить филадельфийский говор: – Фильдельфья, проссо прелессь! – Я не крутой и без акцента. Я просто… – Ага. Как скажешь. Дай-ка посмотреть, что тут… Перевесившись через плечо Оливера, Грэм потянулся к карте Хины. – Эй! – воскликнула та, но было уже слишком поздно – Грэм завладел ее картой. Отдергивая руку, он ударил локтем прямо в глаз Оливеру. Тук! В темноте за непроизвольно закрытым веком Олли увидел вспышку сверхновой. Вскрикнув, он резко двинул стул назад… Но стул встретил какое-то сопротивление. Он не просто воткнулся Грэму в пах – Олли почувствовал еще что-то. Легкую вибрацию чего-то хрупнувшего. Внезапно Грэм завопил, отпрянув к столу у него за спиной. Тряся рукой, он извергал ругательства, словно ему только что прищемили палец дверью. – Твою мать, твою мать, твою мать! Срань! Мой долбаный палец! Этот козел херанул мне по пальцу, твою мать! И тут все взорвалось. Наступил полный хаос – Алекс набросился на Оливера, сдернул его со стула и с силой швырнул на стол. Кости раскатились в стороны. Алекс занес кулак, огромный кулачище, грозящий обрушиться Оливеру на лицо подобно метеору, но тут кто-то схватил его, оттаскивая назад, – Калеб. Раздался свисток. Топот ног и крики. Алекс оторвал Оливера от стола, и чья-то нога в кроссовке вонзилась ему в пах, выбивая воздух. Оливер постарался сдержать приступ тошноты, подоспели учителя, и то, что только-только началось, уже закончилось. По крайней мере, так решил Олли. 10. Выпиленная сова Мэдди купила себе долбаную цепную пилу. «Штиль-192». Очень легкую. Очень удобную. С короткой черной направляющей шиной[18]. С антивибрационной системой. А еще – вот дерьмо-то – пила обошлась ей в четыреста долларов. С деньгами было туго – ну хорошо, за дом они заплатили один доллар, но затраты на переезд, потом еще пришлось купить кое-какую новую мебель, и, о да, через неделю предстояла первая налоговая выплата, – но пила была нужна для искусства. Это ее работа. И Мэдди знала, что для работы ей нужна эта пила. Пила пела, словно ангел со стальными зубами.