– А я и понял, – сказал он, не для того чтобы поспорить, не для того чтобы сумничать, а потому что был горд собой и хотел, чтобы отец также гордился им. Нейт уже собирался произнести: «Я так и сказал ребятам, что это выдумка», – но тут его голова дернулась в сторону от хорошей затрещины, отвешенной отцом. Ему показалось, будто его ударили толстенной книгой. Он ощутил привкус крови из рассеченной губы. – Того, что ты понимаешь, не хватит, чтобы заполнить малявкину пинетку, – прошипел отец, обдав Нейта зловонным дыханием. – Ты знаешь, что происходит в этой тюрьме, что я вижу там, что мне приходится делать?.. – Папа, я… – всхлипнул Нейт, чувствуя, как наворачиваются слезы. Старик снова занес руку, но вместо того, чтобы ударить, сказал Нейту убираться прочь. Что тот и сделал. Поджав хвост, поспешно выскочил не только из отцовской комнаты, но и из дома. Он бежал, пытаясь сморгнуть слезы, гоня прочь мысль о том, что в горле застрял мерзкий комок стыда, злости и обиды. Ему было тогда двенадцать лет. Однако ничего этого Фиге Нейт не рассказал. Он только повторил – нет, ничего этого не было. – Значит, просто бред сивой кобылы, – сказал Фига. – Точно. – Пожалуй, хорошо, что я это узнал, – задумчиво промолвил Фига. – И все же, знаешь, это, конечно, облом, да? Как будто мир лишился капельки волшебства. – В мире нет никакого волшебства, Фига. И найди утешение в том, что Риз поджарился до корочки за то, что сделал с этими… Нейт уже собирался сказать «девочками», но как раз в этот момент Фига, свернув на Батчерс-роуд, резко нажал на тормоз, и ему пришлось напрячься, чтобы не налететь на приборную панель. – Фига, какого черта… Но он быстро понял и без объяснений Фиги, в чем дело. Прямо посреди дороги стоял белохвостый олень. Самец. Нейт сразу же сообразил, что животное больно. С развесистых шестиконечных рогов свисали полоски окровавленной красной плоти – хотя в этом, как он успел узнать, не было ничего из ряда вон выходящего. Лишь слезающая мягкая шкура. Сейчас, конечно, уже поздновато – в начале сентября самцы оленей трутся пантами[22] о деревья, сдирая бархат. Нет, больной вид оленю придавали мутные слезящиеся глаза, повисшая вниз голова и струйка слюны, стекающая по длинной морде и толстой шее. К тому же животное было очень худым: сквозь шкуру проступали очертания ребер. Спотыкаясь, олень бродил по кругу. От одного края дороги к другому он кружил вокруг невидимого центра, и Нейт, несмотря на жаркий день, ощутил пугающую холодную дрожь – потому что, естественно, его мысли вернулись к тем муравьям у Олли в комнате. Кружившим вокруг дохлой мыши. Нейт понимал, что одно никак не связано с другим. (И все же…) Фига медленно выбрался из машины. Нейт последовал за ним, не зная, есть ли какой-либо установленный порядок действий в таких случаях, с которым он еще не знаком. Фига уже расстегнул кобуру. Олень, похоже, не замечал их присутствия. Он продолжал ковылять по орбите, пуская пенистые слюни. – Нужно соблюдать осторожность, – сказал Нейт. – С этим оленем явно что-то не в порядке. Фига кивнул. Тихим голосом – тише, чем говорил Нейт, – он сказал: – Вероятно, ТГЭ. – Нейт бросил на него вопросительный взгляд, красноречиво говорящий: «Это еще что за хрень?», и Фига расшифровал аббревиатуру: – Трансмиссионная губчатая энцефалопатия. Еще их называют оленями-зомби. Хотя, конечно, на самом деле это не зомби. Но с головой проблемы. Прионное[23] заболевание вроде коровьего бешенства. – И что будем делать? Фига осторожно достал из кобуры «Глок». – А вот что. Кивнув, Нейт тоже расстегнул кобуру, однако доставать пистолет пока что не стал. – Олень движется медленно. Ты сможешь сделать прицельный выстрел. – Ветеринар, возможно, захочет получить головной мозг, так что я буду стрелять в легкое. Вышибу из него дыхание и повалю. Фига приготовился стрелять, и Нейт сразу же понял, что стреляет он нечасто. Фига накрыл одним большим пальцем другой, что легче для новичков, но обеспечивает меньший контроль над оружием, чем неперекрещенные пальцы. Фига сделал несколько неглубоких вдохов и выдохов, однако руки у него слегка дрожали. – Все в порядке, – успокоил его Нейт. – Не волнуйся. Не торопись. Ну вот, он опять приближается. И действительно, доковыляв до обочины, олень стал возвращаться обратно, по-прежнему не замечая присутствия людей. – Он подставляет тебе бок – целься и… Бах! Пистолет дернулся у Фиги в руке. Олень отшатнулся на полшага и остановился. На шкуре у него распустился бутон пулевого отверстия. Потекла струйка темной крови. У Нейта в ушах звенело от выстрела. Олень мотнул головой в сторону Фиги и затрубил, как обычный олень, издающий предостерегающий звук, однако его крик был наполнен влажным бульканьем. Из носа вырвалась красная пенистая слизь. – Похоже, он даже не почувствовал, – поспешно произнес Нейт. – Стреляй еще, Фига! Фига нажал на спусковой крючок… Однако пистолет не выстрелил. Вместо этого затвор застрял на половине пути – и теперь Нейт сообразил, что не видел, как после первого выстрела вылетела стреляная гильза. Не услышал звона от ее падения. Произошла осечка. Ах ты ж!.. Олень опустил голову. Изо рта у него вырвался новый красный пенистый крик. Он ударил черным копытом по асфальту. – Нейт!.. – пробормотал Фига, и в его голосе прозвучала паника. Он попятился назад, к машине, и попытался передернуть затвор – чего делать было ни в коем случае нельзя, стало только еще хуже. Фига попытался выстрелить еще раз, но оружие не откликалось. Олень устремился вперед. Ему потребовалось бы всего три больших шага, чтобы пригвоздить Фигу к борту пикапа… Бах! Пуля, выпущенная из «Глока» Нейта, вошла животному в один глаз и вышла из другого. На мгновение в воздухе повис алый туман, но олень уже рухнул на землю и проехал по инерции вперед, оставив на асфальте красный смазанный след. Под ним быстро натекла лужица крови. Фига прижимался к переднему бамперу машины. Казалось, он был готов забраться на капот, спасаясь от обезумевшего животного. – Господи, твою мать… – пробормотал Фига. Опустив «Глок», Нейт убрал его в кобуру. – У тебя не извлеклась стреляная гильза. С «Глоками» такое бывает. И гильзу нельзя извлечь, просто передернув затвор. Извини, что не пришел тебе на выручку быстрее. – Быстрее? Нейт, черт!.. Да меня чуть не прикололи к машине, словно объявление к доске! То, что я смогу снова выпить, не рискуя тут же вернуть все назад, как дуршлаг, намекает, что ты действовал достаточно быстро, так что спасибо! Нейт подошел к своему напарнику, и они посмотрели на убитое животное. Язык оленя бесцеремонно вывалился изо рта. И тут морда пошевелилась. – Твою мать! – пробормотал Фига, отступая на полшага назад. Морда задрожала, разбухла… Одна ноздря оленя раскрылась, и показалось что-то влажное и липкое – жирный червь размером чуть ли не с мизинец Нейта, твою мать, выполз из носа животного и плюхнулся на землю. Но у него были друзья. Один за другим черви протискивались из ноздри и присоединялись к своим собратьям, вытянувшимся в линию на асфальте. – Полагаю, носоглоточный овод, – поморщился от отвращения Фига. – Личинки. – Какая мерзость! – сказал Нейт. – Может, именно из-за них олень и спятил? Я хочу сказать, если б у меня в голове жило столько червей, я бы определенно свихнулся. – Нет, мозг они не трогают. Как раз в этот момент последний червь выбрался из черной влажной ноздри и встал в когорту. На глазах у егерей колонна личинок дюйм за дюймом доползла до середины дороги. Там первый начал поворачивать – с прямой линии на круговой путь. Остальные последовали за ним. «Совсем как муравьи, – в ужасе подумал Нейт. – Как олень!» Похоже, Фига этого не заметил. Сев в машину, он взял телефон. Нейт остался стоять на дороге, уставившись на процессию червей, и тут у него самого зазвонил телефон. Звонили из школы Олли. 12. Расстройство памяти Темноту отдернули, словно штору с окна, и свет оказался ярким и резким. Мэдди открыла глаза. Подавшись вперед, она села и услышала звуки окружающего леса: стрекот цикад и сверчков и свару пересмешников. Бензопила лежала рядом на земле. Мэдди потрогала ее. Двигатель был холодным. «Сколько времени я провела в отключке?» Мэдди повернулась к скульптуре, к вырезанной ею сове и… Совы не было. Исчезла. Вжух – как будто ее никогда не существовало.