– Он не отравлен. Но ладно – не хочешь, не ешь. Вот только ты еще не можешь уйти. – Я ухожу. Иду домой. – Хочу показать тебе еще кое-что. «Просто уходи, – подумал Оливер. – Не жди. Не спрашивай. Просто уходи». Но… Вопросительный знак не зря имеет форму рыболовного крючка. – Вот как? И что же? – Показать, кто я такой на самом деле. А заодно – и кто ты на самом деле. 41. Книга несчастных случаев Джейк протянул книгу. Оливеру она показалась на удивление тяжелой. От нее исходил запах – терпкий, сочный запах земли. Он снова прочитал название: КНИГА НЕСЧАСТНЫХ СЛУЧАЕВ Перечень несчастных случаев в Рэмбл-Рокс номер восемь – «Рэмбл-Рокс», – прочитал вслух Оливер. – Но это же парк. Зачем понадобилось записывать несчастные случаи… в парке? И при чем тут номер восемь? Однако Джейк ничего не ответил. Просто передал книгу Оливеру, наблюдая за ним внимательно. Пожалуй, даже жадно, с каким-то отчаянным любопытством. Точно повар, приготовивший еду и ожидающий решения жюри: «Им понравились блюда? Они сейчас скривят лица или произнесут хвалебные слова?» Оливер постарался обращаться с книгой бережно, ибо она выглядела такой старой и обтрепанной, что, казалось, могла рассыпаться в прах, если он перевернет страницу слишком быстро или даже просто неловко заденет. Сами страницы были мертвенно-бледными, бесцветными, словно политый дождями труп. Однако на ощупь они были сухие, слишком сухие; создавалось ощущение, что как только пальцы Оливера прикасались к ним, они тотчас же впитывали всю влагу – страницы, похожие на вампиров, жаждущие испить его досуха, – и Оливер на мгновение представил себя высушенной мухой, валяющейся кверху лапками. На страницах было именно то, что обещала обложка: в основном записанные от руки (и иногда с ошибками) отчеты о многочисленных несчастных случаях, серьезных и незначительных, произошедших, судя по всему, на какой-то угольной шахте. Чарли Томпкинсу камнем раздробило руку… … при взрыве руднишного газа погибли трое Эди Уль Исак Стрежневски и Джонси Стивен Грейм… … кости ступни раздроблены тромбовочным стержнем… … ударил киркой по голове шахтера своей смены Джона Голда… … отсек палец отрезая огнепроводный шнур… … проткнут железным штырем… Далее следовали страницы с подробным описанием, кто болел какими болезнями и даже умер от них: гангрена конечностей, люди, отхаркивающие черную слизь и окровавленные куски легочной ткани, а также обсуждение сошедших с ума под землей в темноте. Взгляд Оливера задержался на одной фразе: «Фредерик сказал что за нами там наблюдают. Он так уверовал в это что стал брать в забой ривольвер». Олли оторвался от чтения. – Это же описание несчастных случаев на угольной шахте. Но Рэмбл-Рокс – не шахта. – Да, в твоем мире. По всему телу Оливера пробежала сильная дрожь. – Что? – В твоем мире это парк. В других мирах это кладбище, каменоломни, стадион. В моем мире это была шахта. – Ты… ты хочешь сказать, что ты из другого мира? – Да, из очень похожего на этот, но другого. – Ничего не понимаю. Какое-то безумие! – Оливер угрюмо бросил взгляд на книгу, которая внезапно окрасилась тошнотворной зеленью водорослей, пронизанной нитями пенистой бурой рвотной массы. Ахнув, он отстранил ее от себя. – Ты хочешь сказать, что ты не отсюда? А откуда-то из другого места? – Совершенно верно. – И это… – Оливер поднял книгу, – пришло с тобой. – Не просто пришло со мной. Помогло мне попасть сюда. Помогло покинуть другие миры. Границы становятся тонкими, и книга заклинаний показывает мне путь сквозь них. Помогает найти тонкое место. Дверь. – Но это даже не книга заклинаний. Просто журнал учета трагедий. Заклинание – это… это… это что-то вроде: «Сварите толченые мухоморы с глазами саламандры в котле, наполненном слезами вдов». Ну или не знаю… А это просто жуткий древний артефакт. – Возможно, трагедия и является заклинанием. А может, магия в правде, стоящей за трагедией. Эта книга называется Книгой несчастных случаев. Это и в самом деле несчастные случаи, Олли? – Похоже на то. – Когда несчастный случай является случайностью? Скажем, кто-то там, в темноте под землей, лишается пальца или ноги. Подумай. Представь себе это. – Это просто… «Несчастный случай», – думает Оливер и сразу же движется дальше. Он представляет себя тем, кто находится под землей, в забое. Шахтером. Лампа на голове освещает темноту. Дышащая на ладан, грязная. Шахта тускло освещена, в ней мерзко. «Тебя отправили туда. Добывать уголь. Тебе почти ничего не платят, у тебя примитивные орудия, тебя заставляют работать по много часов глубоко под землей, и что в итоге? Отрезанный палец. Сломанная нога. Быть может, раскроенная голова». Оливер почувствовал боль, страдания, поднимающиеся с бумаги подобно жару от плиты. Ему стало плохо. – Это не несчастные случаи. Ни один. Люди страдали под землей в темноте. – А теперь посмотри на книгу еще раз, – сказал Джейк, пододвигая ему книгу. Однако Оливер не хотел больше смотреть. Он покачал головой – чуть ли не капризно, чувствуя себя ребенком, отказывающимся есть брокколи, отчего ему стало стыдно. Поэтому Джейк забрал у него книгу и раскрыл ее наугад. – Ты должен смотреть в нее. Смотреть сквозь нее. Как будто это… как там они называются… автостереограмма. – Усмешка Джейка растянулась еще шире. – Смотри, вот опять магия. Магические карты, магическая книга, магическая картинка. – Он подмигнул. Оливер посмотрел на книгу. Он этого не хотел. Ему хотелось просто уйти отсюда, вычеркнуть все то, что было. Но он должен был знать. Что-то подталкивало его вперед. Страницы опять стали такими, какими были прежде: серыми, потрепанными, с неровными строчками, описывающими страшные несчастные случаи, произошедшие с шахтерами в подземных тоннелях. И вдруг, когда Оливер смотрел на них, смотрел сквозь них, эти строчки начали двигаться точно так же, как в ту ночь в раздираемом бурей лесу. Они будто провалились немного, всего на полдюйма, прежде чем ожили и начали дергаться и извиваться, словно муравьи. Это и были муравьи, Оливер в этом не сомневался, и он почувствовал, как ноги приросли к полу (не могу бежать), а глаза приклеились к книге (не могу оторвать взгляд); а муравьи ползали, складываясь в новые слова, в новые предложения, впитываясь в бумагу, словно кляксы. Теперь на странице было не описание погибших и искалеченных людей, а какой-то язык, который Оливер не понимал, не мог понять, потому что язык не был настоящим, он пришел из какой-то фантастической книги, из компьютерной игры, был высечен на стене потаенной гробницы в «Подземельях и драконах», бессмысленная галиматья из букв, знакомых и незнакомых, – закорючек, сплетенных в затейливые завитки. Оливер ощутил внезапное давление во лбу, как будто кто-то нажимал пальцем, все сильнее и сильнее, так сильно, что, казалось, готов был проткнуть черепную коробку подобно гвоздю, ловко вбиваемому в яичную скорлупу – тук, тук, хрясть… А дальше? Пустота. Она звала Оливера приветственной песнью, спетой криками умирающих под землей шахтеров, убитых в школьных коридорах детей, замерзающих насмерть бездомных, предсмертной мольбой, срывающейся с коченеющих губ, взывающей к богу, который ее не слышит. Вскрикнув, Оливер отвернулся от книги. – Мощно, правда? – спросил Джейк. – Не знаю… что… это было, – запинаясь, выдавил Оливер. Он посмотрел на кофейный столик, чтобы убедиться… в чем? В том, что Джейк все-таки угостил его своими таблетками? Может быть, он растолок их в порошок и посыпал диван? Оливер гадал, могло ли это быть галлюцинацией. – Она взывала к тебе. Она показала тебе правду. – Какую правду? – Долбаный мир сломан, приятель. Все разваливается. Ты это прочувствовал. Уверен. Знаешь, что такое энтропия? – Конечно, знаю. Оливер просто обожал идею энтропии. Весь мир и все его системы непрерывно движутся к хаосу. Необратимое рассеяние. Но жизнь, как сказал Голдблюм в фильме «Парк юрского периода», всегда находит способ – она борется с энтропией рождением и ростом. Даже когда что-нибудь угасает – скажем, падает старое дерево, – какое-нибудь животное находит в нем кров, прячется в нем, или на его стволе вырастают грибы, и дерево в конечном счете возвращает все питательные вещества обратно в почву, из которой их заберут другие растения. Эта мысль дарила Оливеру надежду. Энтропия настойчива. Но такова и природа в противостоянии ей.