– Подвезти? – Ну да, до дома. – К… конечно. – Запрыгивай, – все еще оглушенный, сказал Грэм. * * * – Сочувствую насчет твоего отца, – сказал Грэм, сворачивая к дому Оливера. Дорога заняла не больше пяти минут, и за это время оба не сказали друг другу ни слова. Грэм полностью сосредоточил свое внимание на дороге, а Оливер по большей части наблюдал за… ну, за Грэмом. И вдруг вот это. – Все в порядке. – Нет, не в порядке. Дело плохо. Я знал, что твой отец пропал, но не мог отбросить в сторону свое дерьмо и хотя бы пять минут поговорить с тобой об этом. А потом наговорил тебе разные мерзости. Ну, что мне приятно делать тебе больно. Господи, какой ужас! Что со мной случилось? Подъехав к крыльцу, он не стал глушить двигатель. – Всем нам приходится иметь дело с дерьмом, – примирительно промолвил Оливер. – Да, но тут было кое-что еще. «Боль, подобная паразиту. Боль, которой его заразили». – Я тоже сочувствую насчет твоего отца, Грэм, – решив рискнуть, сказал Оливер. – Кажется, он не очень-то хорошо с тобой обходится. – Да. Да! – Грэм забарабанил пальцами по рулевому колесу, выстукивая нервный ритм. – Мой отец – неприятный человек. И, наверное, я всегда это понимал, но убеждал себя в обратном. В том, что он герой. Если честно, я считаю так: он неудачник, недотянул до своих стандартов – а может быть, до стандартов своего отца, – и вот теперь сваливает все на меня. Потому что так проще. Так или не так? Господи, да, думаю, так! Я слишком много говорю. Такое ощущение, будто я под кайфом. – А я так не думаю. – Оливер пожал плечами. – По-моему, к тебе просто пришел момент… прозрения. – Определенно, это прозрение, но речь идет не об одном только моменте. – Может, оно и к лучшему. Наконец Грэм повернулся к нему. – Это ты сделал со мной. – Прости. – Тебе не за что просить прощения. Все в порядке. – Точно? – Да. Да! – Грэм улыбнулся. – Я… ну… у меня все лучше, чем просто в порядке. Я чувствую себя прекрасно. Как уже говорил, я стал чище. Не знаю, что ты там сделал, дружище, но это было что-то! Такое ощущение, будто из меня выдернули огромный осколок. Странный ты парень, Оливер… Прости, что я старался обосрать твою жизнь. – Все хорошо. У нас… все получилось. Я правда очень сочувствую насчет руки и надеюсь, что скоро она заживет. – Возможно, ты прав. Я не могу вечно играть в бейсбол. Наверное, меня просто бесило все, что не в моей власти, и то, что я не могу играть в бейсбол, означало, что я стал ничем, а поскольку отец дышал мне в затылок, называл кретином и избивал до полусмерти, я просто захотел получить власть хоть над чем-нибудь и, наверное, решил издеваться над тобой, вместо того чтобы решать свои проблемы, решил демонстрировать свою силу, хотя никакой силы у меня не было, и… и… и… кажется, сейчас я высказываю вслух все то, что действительно думаю. Опять же, как будто под кайфом. Это психотерапия? Очень похоже на психотерапию. – Рассмеявшись, Грэм запрокинул голову. – Твою мать, Оливер, ну и странное у меня сейчас ощущение! «Да, точно, и у меня», – мысленно согласился с ним Олли. – Спасибо, – сказал он вслух. – Надеюсь, твоего отца найдут. – И я тоже. Мне его очень не хватает. – Не сомневаюсь. – У Грэма на лице мелькнула грусть. – Мне тоже не хватает моего. Когда-то он был другим, нормальным. А может, я просто не видел, кто он на самом деле… – Что происходит сейчас? – Между нами? Не знаю. Не собираюсь позволять ему и дальше заниматься тем, чем он занимается. Будет нелегко. Но я должен собраться с силами и изменить это. Что же касается нас с тобой… – Да? – Увидимся в школе. – Договорились. – Ты не такой, как другие, знаешь? – Наверное, до сегодняшнего дня я по-настоящему это не понимал. – До встречи, Олли. – До встречи, Грэм. Выйдя из машины, Оливер проводил ее взглядом. Размышляя о том, что сейчас произошло, не уверенный в том, что оно вообще имело место. Он не знал, смеяться ему или плакать, испытывать страх или восторг или лучше просто отдаться всему этому и сойти с ума. Но одно знал точно: он просто жутко проголодался. * * * Оливер набросился на еду, словно дикарь. Замороженная пицца. Пакетик чипсов. Приготовил себе молочный коктейль из старого ванильного мороженого, завалявшегося в морозилке, а поскольку молока было мало, воспользовался жирными сливками, и коктейль получился густым – практически непригодным для питья, – и это было просто потрясающе. Даже после этого Оливер остался голодным, поэтому, найдя пакет моркови, сгрыз ее, словно изголодавшийся кролик. Чувство голода все равно не проходило, однако Оливер наконец остановился, опасаясь, что ему будет плохо. «Как уже было сегодня», – подумал он. Вспомнив, как его вырвало на обочине дороги после того, как он… извлек что-то из Грэма Лайонза. Нет. Не что-то. Боль. Он извлек его боль. Не до конца – но он вытащил ее. Словно вырезал раковую опухоль. Что-то осталось – доброкачественна опухоль, доброкачественная боль. Боль как боль, обычная. А размножающаяся, пожирающая Грэма изнутри боль, она действовала словно яд или болезнь. И Оливер ее удалил. Как кровопускание, чтобы вывести из организма нездоровую, больную кровь. Книга несчастных случаев – что она ему сказала? «Чтобы убить рак, его нужно вырезать. Чтобы остановить боль, нужно положить ей конец. Сломать колесо, чтобы починить колесо». Оливер сделал все это. И вот теперь Грэм стал… другим. Лучше. «Я его починил», – подумал Оливер. Схватил поселившегося в нем паразита, привнесенную извне боль, и вырвал. Затем он подумал: а если вернет отца, сможет ли он сделать то же самое и с ним? Схватить всю боль, все страхи, злость и ужас, и вырвать? 60. Осколок Следующим утром Оливер ждал на улице посреди ноябрьского холода. Он стоял у дорожки, ведущей к дому, и наконец рядом с ним остановился дрянной седан Калеба. – Олли. Забирайся. * * * Оливер до сих пор не пришел в себя после событий вчерашнего вечера. Он знал, что его отец пропал; может, его уже нет в живых. Но что, если удастся его вернуть? С помощью Джейка – вероятно. И тогда он поможет отцу, как помог Грэму. Кому еще нужно будет помочь? Оливер ощущал себя гребаным супергероем. Ему казалось, что он в прямом смысле летает. Свободно парит в воздухе, не привязанный к земле. Сидя в машине рядом с Калебом, Оливер просто болтал без умолку. – Даже не знаю. Вчера вечером мы с Грэмом Лайонзом встретились – и… ну, наверное, впервые поняли друг друга. Увидели боль другого и разобрались с ней. – Он не упомянул о том, что, похоже, удалил из Грэма часть его боли – какого-то злобного угря? – Я вовсе не пытаюсь оправдать все, что он сделал, – только хочу сказать, что отчасти это ему передали извне, вложили в него, не знаю… И я счастлив, что смог установить с ним связь на таком уровне. И это ведь полное дерьмо, да? Потому что мой отец пропал. И я переживаю из-за этого. Очень переживаю. Но я и рад, что поговорил с Грэмом. Разве это не странно? То, что я испытываю одновременно оба этих чувства? Радость и горе? – Нет, Олли. Слушай сюда, чувак. Жизнь – куча говна. Так она устроена. В ней есть взлеты и падения, и я скажу тебе, что не ценить все хорошее – плохо, потому что иначе на фига? Как там говорили индейцы? «Бизон должен пойти в дело без остатка». Жизнь – здоровенное животное, черт возьми, и нельзя выбрасывать ни один ее кусочек.