Мадам Нуаро повернулась к Еве и несколько секунд изучала ее с восхищенным видом: – Если бы я не знала всех обстоятельств, Ева, то подумала бы, что вас послал нам Бог. Ева почувствовала, как краснеют ее щеки, а мадам Нуаро скрылась в глубине магазина, сообщив, что у нее точно было где-то несколько валиков и при необходимости она может заказать еще разных гелей. – Зачем вы сказали ей мое настоящее имя? – шепотом спросила Ева отца Клемана. Он удивился: – Ну, во-первых, я сказал ей только ваше имя, а не фамилию. И разве Реми не рассказал вам, что подыскал для вас с матерью новые данные в «Журналь офисьель» и теперь вы можете использовать свое имя – Ева. – Но он уже сделал для меня новое удостоверение личности на имя Мари Шарпантье. – Это было временное удостоверение. К тому же вы использовали его в Дранси, значит, это имя попало в официальные протоколы и вам лучше про него забыть. Кроме того, новое имя нужно не только вам, но и вашей матери, раз уж вы живете вместе. Реми нашел идеальную семью – натурализованную белоэмигрантку, которая приехала во Францию через Турцию, вышла замуж за француза, а в 1920 году у них родилась дочь – Ева. То, что семья частично русская, позволяет мадам Барбье выдавать вашу мать за свою кузину и объясняет ваше проживание в ее пансионе. Вы будете Евой Моро, а ваша мать – Еленой Моро. Ева с удивлением посмотрела на него. – Чтобы найти такую семью, наверное, ушла уйма времени! – Думаю, Реми не спал сегодня ночью. Он видел, как вы расстроились из-за отца, и хотел помочь вам, утешить. Он считал, что будет лучше, если вы сможете использовать ваше настоящее имя. Ева заморгала, пытаясь сдержать навернувшиеся на глаза слезы. Она заблуждалась насчет Реми. Но, с другой стороны, ничего странного, что она так плохо думала о человеке, который был на короткой ноге с хозяйкой борделя, обслуживающего нацистов. – Он ведь хороший человек, не так ли? – Да, Ева. Он такой. В эту минуту вернулась мадам Нуаро и с гордостью продемонстрировала им две упаковки валиков. – Я нашла их. Потом я достану еще гель, но для начала вам должно этого хватить. У меня под прилавком есть чернила особых цветов, и в ближайшее время я пополню их запас. – Но не берите сразу много, чтобы не вызвать подозрений, – предупредил ее отец Клеман и забрал у нее пакет, в который она сложила валики и чернила. Он передал ей несколько франков, которые она взяла, даже не взглянув на них. Мадам Нуаро прижала руку к груди. – Ох, отец Клеман, почему вы ведете себя так, словно я в первый раз делаю нечто подобное? – Она подмигнула Еве: – Не волнуйтесь. Я прекрасно знаю, как играть роль старого спятившего книжного червя. Это самое лучшее прикрытие. Ева улыбнулась ей, и, когда они с отцом Клеманом уже повернули в выходу, мадам Нуаро снова обратилась к ней: – Подождите. Ева? – Да? – Спасибо вам. Спасибо, что вы здесь. Вы спасете много жизней. Ева улыбнулась, пробормотав в ответ: «Merci». Однако, выходя из магазина вместе с отцом Клеманом, она не могла отделаться от чувства, будто она самозванка. В конце концов, Ева не собиралась играть роль спасительницы, она просто задержится здесь немного и поможет Реми справиться с авралом. Потом она отвезет мать в Швейцарию, где они будут ждать возвращения отца. – Отец Клеман, – начала она, пока они быстрым шагом возвращались к церкви, – можно вас кое о чем спросить? – Конечно, Ева, – сказал отец Клеман после того, как ненадолго отвлекся, чтобы кивнуть усатому мяснику – тот закрывал свой магазин – и махнуть рукой полной цветочнице, с которой поздоровалась Ева, когда в первый раз шла в церковь. – Где вы берете деньги, чтобы платить за материалы? Он улыбнулся: – У нас есть поддержка. Подполье не только снабжает нас необходимым, но и помогает с финансами. Кстати, если вы решите остаться у нас на некоторое время, мы выделим вам небольшое жалованье. Вы будете выполнять работу и получать за нее плату. – Вам не стоит… – Это позволит вам оплатить жилье, купить еду. – Он подмигнул ей. – Между прочим, у меня есть несколько продовольственных карточек для вас и вашей матери. Ева с трудом подавила чувство вины. Теперь ей будет намного сложнее уехать. – Я могу спросить вас еще кое о чем? Вы сказали, что у тех детей, чьи документы мне предстоит подделать, нет родителей. – Она глубоко вздохнула. – Кто будет уточнять их настоящие имена? Он пришел в замешательство: – Их настоящие имена? – Чтобы они могли найти своих родителей после войны. – Ох, Ева, вы должны понять, что их родители могут не дожить до конца войны. – Я знаю. – Она прогнала мысли об отце, когда в ее ушах вновь зазвучали слова матери: «Кто нас вспомнит? Кому будет до нас дело?» – Но, отец Клеман, должен же быть какой-то способ. Что, если после окончания войны самые юные из них не смогут даже вспомнить, откуда они? – Ева, слишком опасно отправлять их через границу с тем, что позволит их опознать. – Его взгляд был полон сострадания. – Мне очень жаль. – Но вы могли бы… хотя бы выяснить их настоящие имена ради меня? – Ева, зачем вам это? – мягко спросил отец Клеман. – Я буду знать, кто они, – тихо ответила Ева. – Пожалуйста. Мне… очень важно, чтобы они не были забыты. Некоторое время он молча смотрел на нее. – Я подумаю, что можно сделать. И вот еще, Ева. – Да, отец Клеман? – Спасибо. Мне кажется, мадам Нуаро была права, когда подумала, что вас послал нам Бог. Тем вечером, когда за витражными окнами над книжными полками померк свет и Ева закончила ставить печати на пачке документов, в библиотеку пришел Реми. Ева так долго сидела сгорбившись за столом, что у нее затекли плечи, а пальцы болели, после того как она скрупулезно вырисовывала все детали печатей, заполняла бланки и ставила на них подписи. У нее щипало глаза и пересохло в горле. С тех самых пор, как утром они с отцом Клеманом вернулись в церковь, она не отрывалась от работы даже для того, чтобы выпить стакан воды. Еве понадобился час, чтобы изучить и опробовать в деле примитивное устройство, которым она никогда прежде не пользовалась, и еще час, чтобы нанести на него первую печать, необходимую для ее работы. Как только филигранный рисунок печати был полностью исполнен на гелевой основе, она быстро смогла поставить поддельную печать на двадцати одном бланке свидетельств о рождении. Вторая печать заняла меньше времени, после чего ей осталось только вписать новые имена детей и даты их рождения, а также поставить на документах неразборчивую подпись. Во время работы она размышляла о судьбах родителей этих детей и о своем отце. Сколько из них уже обречены? Ей не раз приходилось прерываться и вытирать слезы, чтобы они не размазали чернила на новых документах. – Ну что? – спросил Реми, входя в библиотеку с маленьким свертком, от которого исходил приятный запах. – Я купил немного сыра и картошки. У вас уже есть готовые документы? – Он положил сверток на стол, и в животе у Евы заурчало. Ева с трудом сдерживала улыбку: – О да, несколько. – И сколько именно? Ева взяла в руки пачку документов. – Пока двадцать один. Реми посмотрел сначала на нее, затем – на бумаги в ее руках. – За один день? Но это невозможно. – Посмотрите сами. – Она протянула ему пачку и с жадностью принялась за еду, застонав от удовольствия, когда откусила от картофелины, все еще горячей, словно ее только что вытащили из печки. Не обращая внимания на Еву, Реми принялся перебирать бумаги, первые несколько листов он изучал придирчиво, остальные – просмотрел лишь мельком. – Но… – Он поднял глаза, и его голос дрогнул: – Они выглядят просто идеально. Как вам удалось сделать их так быстро? Ева уже заворачивала остатки сыра и половинку своей картофелины, чтобы отнести матери. – Сама не знаю. Но, согласитесь, у меня слишком высокая квалификация, чтобы быть просто вашей скромной помощницей? На этот раз она не стала прятать улыбки и, встав и взяв кофту, направилась к двери. Она уже прошла половину пути через темную церковь и вдруг услышала за спиной шаги. Реми появился сбоку и взял ее за руку. – Постойте, – сказал он. Она повернулась к нему. – Я… простите меня за то, что я говорил. Похоже, у вас все отлично получается, даже несмотря на отсутствие практики. – Но вы ведь проделали весь тот путь до Парижа ради меня, не так ли? Будем считать, что мы с вами в расчете. – Вы покажете, как это делаете? – Он понизил голос: – Если мы сможем работать вместе… – Конечно. – Она сделала паузу. – Но при одном условии. – Договорились…