– Что-то случилось? – спросила Женевьева. Ее тон смягчился, когда она внимательно присмотрелась к Еве. Ева пришла в отчаяние. – Реми, человека, который работал здесь до тебя… его арестовали. Женевьева ничего не сказала, и Ева даже не слышала, как она встала со своего места, но ее руки вдруг обвились вокруг Евы, и Женевьева крепко прижала ее к себе. От неожиданности Ева вся напряглась, но потом тоже обняла ее. Затем отстранилась и вытерла слезы. – Вижу, для тебя он много значил, – сказала Женевьева. – Да, – только и смогла ответить Ева. – Но как он?.. Пока Ева кратко пересказывала ей историю ареста Реми, документы которого не совпадали с официальными данными, что-то в лице Женевьевы внезапно переменилось. – Что такое? – спросила Ева, оборвав свой рассказ на полуслове. – Ты думаешь, его уже убили? – Нет, нет, ничего подобного, – возразила Женевьева, и Ева заметила, что в глазах ее напарницы появились огоньки надежды. – Ты сказала, что он взял имя из «Журналь офисьель»? И вы решили использовать имя французского фермера, с которым был знаком жандарм? Ева печально кивнула. – Но что, если он сможет доказать, как к нему попали документы того молодого человека? Мы же сделаем ему документы натурализованного француза, а он, как бы извиняясь, объяснит, что обзавелся фальшивым удостоверением личности из опасения, что соседи-французы не захотят иметь с ним дело, если узнают о его происхождении. В крайнем случае, ему придется просидеть пару недель в тюрьме за использование фальшивых документов, но тогда к нему отнесутся просто как к дурачку и не станут его убивать, особенно если он поддерживает Германию. Нам только нужно найти подходящего человека, который натурализовался много лет назад, еще ребенком, это объяснит отсутствие акцента у Реми. Сердце Евы бешено колотилось. – Они захотят узнать, откуда у него фальшивые документы. – Он сообщит имя человека, который занимался подделкой документов в Париже и которого давно казнили. Например, Лорана Буланже. Или Мариуса Огюстена. Ева с удивлением посмотрела на нее: – Ты думаешь, у нас может получиться? – Если найдем кандидатуру, которая подойдет по всем параметрам. – Женевьева уже встала и направилась к двери. – Послушай, давай я сама поищу нужное имя, а ты пока займешься текущими документами. Я постараюсь вернуться как можно скорее. – Женевьева, почему ты мне помогаешь? – не удержалась от вопроса Ева. – Это большой риск для тебя. – Я не привыкла убегать от опасности, Ева, иначе бы меня здесь просто не было. – Спасибо, – прошептала Ева, но Женевьева только пожала плечами и ушла, оставив Еву в тишине пустой библиотеки, где она не будет знать покоя до тех пор, пока не вернется Реми. Женевьева стала для нее новой союзницей. Очень важно, чтобы в самые тяжелые минуты рядом оказывались люди, которым можно доверять. Весь день и всю ночь за работой Ева не могла отделаться от мысли, что в этот момент нацисты, возможно, пытают Реми. Когда к утру пришла Женевьева с полотняным мешком в руках, Ева закончила подделывать удостоверения личности и другие сопроводительные документы для очередной группы детей-беженцев и теперь заносила их имена в «Книгу утраченных имен». – Ты провела здесь всю ночь? – Женевьева, поставив мешок на стол, посмотрела на аккуратные стопки документов. – Я не смогла бы уснуть. – Ты отлично поработала. – Женевьева достала из мешка несколько газет. – Надеюсь, у тебя хватит сил, чтобы изготовить еще один комплект документов. Я нашла идеального кандидата для Реми – это молодой мужчина двадцати семи лет, который натурализовался двадцать лет назад после того, как приехал из Австрии, а в августе 1942-го его имя снова появилось в официальных записях в связи с женитьбой. Так что эти данные должны пройти проверку. В кабинете отца Клемана я просмотрела все выпуски «Журналь офисьель», которые выходили после этой даты, и не нашла соответствующего некролога, так что можно предположить, что этот человек все еще жив. Вот два выпуска, в которых упоминается о нем. Ева взяла слегка пожелтевшие газеты и в изумлении покачала головой: – Я даже не знаю, что сказать. – Ничего и не надо говорить, Ева. Мы же с тобой делаем одно дело. А сейчас о главном – чем конкретно я могу тебе помочь? Быстро, но очень тщательно Ева стала готовить поддельные документы для Реми на имя Андраса Кёнига, который родился 12 мая 1915 года, а затем вместе с родителями эмигрировал из Австрии и в октябре 1922 года натурализовался во Франции. Он был фермером, поэтому его не отправили на обязательные работы, и, в соответствии с августовским выпуском газеты «Журналь офисьель», Ева указала, что он заключил брак в департаменте Эн с француженкой Мари Травер 1920 года рождения. Также у Евы было несколько фотографий Реми, которые она хранила вместе со своими фотокарточками на случай, если им срочно понадобится изготовить новые документы. Поэтому она без особого труда прикрепила одну из этих фотографий к удостоверению личности и поставила необходимые печати. Кроме того, она подготовила разрешение для поездок на велосипеде без фонаря в Серва и читательский билет библиотеки города Бурк-ан-Брес. Когда в полдень отец Клеман пришел проведать их, Ева уже почти закончила. – Тебе еще нужно много времени, чтобы завершить работу? – спросил он, закрывая за собой тяжелую дверь. – Совсем чуть-чуть. – Замечательно. Когда документы будут готовы, я заберу их. Улыбка исчезла с лица Евы. – Куда заберете? – Я хочу лично передать их Реми. – Но отец Клеман… Он жестом прервал ее. – Я молился об этом всю ночь, Ева. Так будет правильно. Я сам поеду туда, как церковный настоятель, который переживает за судьбу одного из прихожан, и постараюсь убедить их, что он стесняется своего австрийского прошлого, да и сам по себе немного простачок. Я извинюсь за то, что он совершил ужасную ошибку, решив воспользоваться поддельными документами, и заверю их, что ничего подобного впредь не повторится. – А если они уже заставили его во всем сознаться… – с трудом выговорила Ева. – Ева, я согласен с тем, что ты сказала прежде, и я уверен: ничего подобного не должно было произойти. Рискую ли я? Да. Но на этой войне я не собираюсь отсиживаться в безопасности в стенах церкви, пока люди вроде Реми или Фокона каждый день рискуют жизнью. Пора и мне последовать их примеру. – Я поеду с вами, – заявила Ева. Он решительно покачал головой. – Это все только усложнит и сделает нашу операцию еще более опасной. К тому же мы не можем рисковать тобой в случае, если что-то пойдет не так. Ева не согласилась с ним, но понимала, что священник прав. – Я… я даже не знаю, как вас благодарить. – Это я у тебя в большом долгу, Ева, – возразил отец Клеман. Он обнял ее и прижал к себе, стараясь утешить. * * * Три дня спустя Ева в одиночестве работала в библиотеке. Вдруг распахнулась дверь. – Реми? – воскликнула она и вскочила с места. Но на пороге появился отец Клеман. Лицо у него было суровым, и у Евы екнуло сердце. – Отец Клеман, он?.. – С ним все хорошо, – быстро проговорил отец Клеман. – Реми молодец, он подыграл мне. По правде говоря, оказалось, что каким-то чудом он знает несколько слов на австрийско-баварском диалекте, и этого оказалось достаточно, чтобы одурачить жандармов. Слава богу, его не успели передать немцам. Ева почувствовала облегчение, но страх все еще не отпускал ее. Она снова заглянула за плечо отца Клемана. – Тогда где же он? Отец Клеман подошел к Еве и взял ее за руку. – Пока он не может сюда вернуться. – Но… – С ним все в порядке, Ева, но сейчас он должен поехать на север. Я не знаю, почему Годибер и Фокон поменяли планы, чтобы Реми чаще переходил через границу. Подполью же нужна его помощь как специалиста по взрывчатым веществам. Но теперь он больше не будет сопровождать беженцев, так как оказался в поле зрения властей и, как говорится, спалился. – Но ему… не причинили вреда? – С ним обошлись довольно грубо, но ничего страшного. Жандармы решили, что он занимался контрабандой сигарет ради наживы. Они и понятия не имеют, что Реми работал против них. Это недоразумение, вероятно, и спасло ему жизнь. Ева облегченно вздохнула: – Он в безопасности? – Пока что – да. Но дело, которым он занимается, опасное. Если немцы застанут его за попыткой устроить против них саботаж, его немедленно расстреляют. Ева, ты должна понимать, что шансы не на его стороне. – И не на моей тоже. Но я все равно здесь. Легкая улыбка появилась на его губах.