– Отец Клеман, а что с Реми? Что стало с ним? Видя, как помрачнело лицо отца Клемана, а его глаза наполнились грустью, она уже знала ответ. – Ох, Ева, значит, ты ничего не знаешь. – Он взял ее за руку. – Прости, моя дорогая. Реми погиб. На самом деле она догадывалась об этом, ведь если бы Реми выжил, он приехал бы к ней. Но до этого момента она все еще цеплялась за ускользающую надежду. Она буквально оцепенела, словно в замедленной съемке упала на колени, руки и ноги перестали ее слушаться и обмякли как тряпки. Она чувствовала, как кровь стучит в висках и уголки глаз пощипывает от слез; внезапно у нее перехватило дыхание, а в сердце образовалась мучительная пустота – там, где еще недавно жили надежды на будущее. – Нет, – наконец прошептала она, судорожно хватая ртом воздух, не в силах унять колотившую ее дрожь. Отец Клеман, присев рядом с ней на корточки, гладил ее по голове, пока она не успокоилась у него на плече. – Но что произошло? – спросила она, когда снова смогла дышать. – Что с ним случилось? – Он вернулся в Ориньон, – медленно ответил отец Клеман. – Я видел его пару раз около городской площади, но он делал вид, будто мы незнакомы. Позже мне стало известно, что он выслеживал жандарма по фамилии Беснар – человека, который посещал мою церковь, я крестил его детей. Отец Клеман кивнул и тяжело вздохнул. – Оказалось, что Беснар выдавал других офицеров, которые поддерживали подполье, доносил на них немецкому командованию. А еще он собирал информацию о семьях некоторых партизан. Реми прислали, чтобы он обезвредил его, прежде чем Беснар успеет еще кому-нибудь причинить вред. У Евы перехватило дыхание: – И что дальше? – Кто-то оповестил Беснара, и, когда Реми пришел к нему, тот встретил его во всеоружии. Насколько мне известно, они подрались около того самого амбара, где погибла Женевьева, и оба погибли. Ева заплакала: – Когда это случилось? – В первую неделю июня 1944 года. Через четыре месяца после ее бегства. Возможно, если бы она осталась в стране, они с Реми встретились еще раз? И она уберегла бы его от этой ловушки? Убедила бы остаться с ней? Она знала, что эти вопросы будут преследовать ее до конца дней. – Его… похоронили здесь? Отец Клеман покачал головой: – Партизаны сами позаботились о нем, Ева. Они забрали его тело, чтобы немцы не осквернили его. Прости, что говорю тебе об этом. – Помолчав, он добавил: – Но я все равно прочитал о нем заупокойную молитву. – Думаю, для него это было очень важно. – С минуту Ева молчала, пытаясь представить, каким будет ее мир без Реми. Просто поразительно, что солнце продолжало светить, а Земля совершать свой путь вокруг него, словно ничего не случилось. Известие о том, что он умер больше года назад, казалось ей невероятным. – Мне очень жаль, Ева. Я знаю, как сильно ты его любила. – Если бы я сказала, что выйду за него замуж… – Не надо так, – прервал ее отец Клеман. – Конец был бы точно таким же, дитя мое. Он все равно продолжил бы борьбу. Он считал это своим долгом. И умер героем Франции. – Герой Франции, – тихо повторила она. – А что стало с остальными? Мадам Нуаро? Мадам Травер? – Их отправили на восток. И ни одна из них не вернулась. – А мадам Трентиньян? Она-то хоть выжила? Он вздохнул: – К сожалению, ее схватили на границе, когда она пыталась перебраться в Швейцарию. Она умерла в тюрьме. Ева покачала головой: столько потерь – это просто не укладывалось в ее сознании. Она представила себе Реми, как он стоит около синего амбара, понимая, что, возможно, идет на верную смерть. Узнал ли он о том, что она его любила? Или погиб, считая, что она его отвергла? – Отец Клеман? Реми возвращался в библиотеку перед тем, как погиб? Он видел «Книгу утраченных имен»? Лицо священника переменилось: – К сожалению, этого я не знаю. – Вы можете открыть мне дверь? Мне нужно увидеть книгу. – Она вдруг осознала, что важнее этого для нее сейчас нет ничего на свете. Прочитал ли Реми ее послание? Оставил ли в ответ свое? – Прошу вас, святой отец. Но священник так и остался стоять на месте, и лицо его выражало глубокую печаль. – Ева, библиотека была разграблена нацистами незадолго до гибели Реми. Они понимали, что война проиграна, но перед бегством постарались забрать в Германию все, что только можно. Досталось и некоторым частным домам, и книжному магазину мадам Нуаро, но самые серьезные потери понесла наша библиотека, возможно, потому что они сочли собрание старых религиозных книг особенно ценным. – Они забрали нашу книгу? «Книгу утраченных имен»? – прошептала Ева. Он медленно кивнул. Слезы вновь наполнили ее глаза. Она получила еще один сокрушительный удар. Теперь она не только никогда не увидит Реми, но и не выяснит, узнал ли он перед смертью о том, что она была готова выйти за него замуж. И она не сохранила записи о сотнях детей, чьи имена были изменены и чье прошлое она так отчаянно хотела сберечь. Утрата книги стала для нее крушением всех надежд. – Я могу остаться ненадолго в библиотеке одна? – спросила она. – Вернувшись в Ориньон, я поменял замок и запер ее. Мне слишком тяжело входить туда. Я сразу вспоминаю тебя, Женевьеву и Реми, все, что нам удалось сделать, и то, что мы потеряли. Ева опустила голову: – Потому я и хочу попрощаться с этим местом. Отец Клеман кивнул и повел ее к двери в заветную комнату. Он вытащил из кармана сутаны ключ и отпер дверь. – Я подожду снаружи, – сказал он, сжимая ее плечо. – Можешь находиться там сколько захочешь. Прошло несколько секунд, прежде чем глаза Евы привыкли к тусклому освещению; она не догадалась попросить у отца Клемана фонарик. Узкие лучи солнечного света, как и прежде, проникали сквозь витражи на окнах, и это знакомое сияние немного утешило Еву. Но это было, пожалуй, единственное, что осталось здесь прежним. Стол, за которым она работала, исчез, как и стоявшие рядом стулья. Полки почти все опустели, осталось лишь около сотни книг из тех тысяч, что хранились когда-то в этой комнате. Все покрывал толстый слой пыли, из-за чего это место напоминало комнату в замке с привидениями. Ева провела рукой по корешкам уцелевших книг, и у нее от грусти защемило сердце. Немцы забрали все, что представляло хоть какую-то ценность, оставив только относительно новые книги. Там было несколько молитвенников, вышедших в 1920-е годы, новые издания Библии, а также философские труды, корешки которых так сильно истрепались, что уже утратили товарный вид в смысле ценности. Оставшиеся книги выглядели такими одинокими на полках без своих братьев и сестер, вместе с которыми провели столько лет, что Еве стало ужасно их жалко, хотя она и понимала, что это ее чувство полностью лишено логики. Она поглаживала книги, разговаривала с ними, прощалась как со старыми друзьями, которые навсегда останутся там, куда она больше не вернется. Но когда Ева дошла до конца ряда знакомых ей Библий, она остановилась – ее пальцы нащупали корешок книги, которой здесь прежде не было. Ева вытащила ее и посмотрела на обложку. Это было англоязычное издание «Приключений Тома Сойера» – книги, о которой она упоминала в разговорах с Реми через два месяца после приезда в Ориньон, они тогда работали вместе. Реми спросил ее об отце, и она рассказала ему обо всех тех книгах, которые когда-то были красиво расставлены по полкам их домашней библиотеки. «Ты знаешь, – спросила она его, – что “Приключения Тома Сойера” была одной из первых книг, напечатанных автором на пишущей машинке? А еще эту книгу очень любил мой отец. У нас была такая, но мне пришлось оставить ее в старой квартире. Странно, но та книга – одна из немногих вещей, по которым я особенно скучаю». Ева раскрыла обложку книги, и у нее перехватило дыхание. На титульном листе неровным почерком Реми была оставлена записка. Для Е.: Я нашел эту книгу в Париже. Когда-нибудь я куплю экземпляр получше. Р. 4 июня 1944 Она прочитала послание один раз, потом – еще и еще, пытаясь отыскать в нем особый смысл, шифр, но это были самые обычные слова, последний дружеский жест от человека, который думал о ней незадолго до смерти. Но не написал ли он для нее послание и в «Книге утраченных имен»? Или он сильно спешил и заглянул сюда лишь для того, чтобы преподнести ей этот последний подарок? И почему он оставил книгу здесь, если знал, что Ева бежала в Швейцарию? Или он догадывался, что она вернется сюда после войны, если, конечно, выживет? Через несколько часов после того, как она навсегда попрощалась с отцом Клеманом, в поезде на Париж Ева рассеянно листала томик Марка Твена – последнее напоминание о Реми, – и неожиданно ее взгляд упал на страницу одного из абзацев семнадцатой главы. Там стояла отметка – крошечная точка над первой буквой первого слова, которая тут же привлекла ее внимание, ведь точно такие точки они ставили в «Книге утраченных имен». Сначала одна пара глаз, потом другая последовала за взглядом священника, а потом все присутствующие, охваченные единым порывом, поднялись со своих мест и в изумлении глядели, как три утопленника маршируют по среднему проходу между скамьями: впереди Том, за ним Джо, а сзади смущенный, растерянный Гек, в обвислых лохмотьях. Они все время сидели на пустых хорах, слушая надгробную речь о самих себе![23] Ева взглянула на страницу, и ее сердце учащенно забилось. Речь шла о том, как Том и его друзья инсценировали свою смерть. Ева совсем забыла данный эпизод, ведь в последний раз она читала эту книгу лет пятнадцать назад. А может, – хотя подобное предположение выглядело чистым безумием, – Реми таким образом пытался сообщить ей, что, если произойдет что-то нехорошее, он поступит точно так же? Не намекал ли он ей, что все еще жив и она не должна оставлять надежду увидеть его? Но, с другой стороны, если он выжил, то давно бы нашел ее. Они встретились бы на лестнице у библиотеки Мазарини, как мечтали когда-то. В крайнем случае, он вернулся бы в Ориньон и встретился с отцом Клеманом. А эта точка над словом могла быть всего лишь случайной маленькой кляксой или ничего не значащей пометкой, оставленной каким-то незнакомым ей человеком много лет назад. Возможно, в ней не было никакого скрытого смысла. Но надежда – опасная штука. Она разрасталась в душе Евы, подобно тому как дикорастущие цветы заполоняют поле, и укоренялась в каждом укромном уголке ее сердца, где обитало отчаяние. В конце концов Ева всем сердцем поверила, что Реми мог пережить войну. И снова стала приходить к библиотеке Мазарини, где каждый день тщетно ждала своего принца, все читала и перечитывала абзац из романа Твена и молилась о чуде. Год спустя в июне 1946-го ее отец слег и стал настойчиво уговаривать ее, чтобы она прекратила мечтать о встрече, которая уже никогда не состоится. – Ева, прошу тебя, – сказал он, тяжело дыша. Он умирал медленно и мучительно, рак потихоньку проник в его тело и теперь разрушал то, что не смогли уничтожить нацисты. – Перестань горевать, оставь надежду найти своего Реми, иначе ты никогда не сможешь жить своей жизнью. – Как я могу отречься от него? – Ох, моя дорогая Ева, он умер. – Отец снова закашлялся, долго и тяжело. – И та книга, которую он тебе оставил, это всего лишь книга. Ты пытаешься поймать призрак. Не такой судьбы я тебе желал. И твоя мать тоже. Я хоть и не знал Реми, Ева, но, думаю, он бы тоже ничего подобного для тебя не захотел. – А что, если… – Ева, перестань. Обещай мне, что вернешься к нормальной жизни. Она держала его руки в своих, когда он покинул ее навсегда и отправился в мир иной. Наклонилась и поцеловала его в лоб, в то время как слезы лились из ее глаз ручьем. – Обещаю, татуш.