— Могу я узнать, когда мы отправимся в путь? Не все дружинники ещё собрали свой скарб... — И не мечтай, что в Новгород мы поскачем вместе с сопровождением князя и его избранницей. Поедем через час, окольными, но более быстрыми путями. Сбагрим тебя людям посадника в Пскове, дальше пусть уже они разбираются с тем, кто и как доставит тебя в Ладогу или куда ещё близ Новгорода определят тебя в гребцы... — Можно поесть перед дорогой? — без эмоций, словно совсем не волнуясь насчёт решения Ольги или своей участи с трудовой повинностью в тёмных трюмах торговых судов, спрашивает с погасшими глазами Ярослав. — Как бы ты не хотел моей гибели, но силы для путешествия в Псков, пусть до него два десятка вёрст, после вчерашнего сложного дня и такой же трудной ночи мне понадобятся. — Вон, отправляйся к Щуке, — ухмыляется Лют, жестом указывая на протягивающего кобыле Вещего Олега лакомство в виде сладкой репы конюха. — Может, у него для тебя что-то и найдётся. Даже конюх обращается со скотиной ласковее, чем с ним сейчас Лют. Измученный и усталый Славко бросает мрачный взгляд исподлобья на своего "любимца" среди дружинников и на ослабших, отвыкших от тверди под собой ногах медленно начинает ковылять к помощнику воеводы. — Голоден он, – шипит вслед татю Лют и, аккуратно смотав верёвку, прячет её в карман. И тут каким-то краем, периферическим зрением, он замечает самого великого князя, что стоит в дюжине метров от него и пристально смотрит на дружинника, жестом подзывая к себе. Чёрный булгарин задумчиво кивает и делает несколько шагов навстречу правителю. * * * * * Уже через несколько минут великий князь вместе с дружинником неспеша направились из деревни в сторону дубовой рощи на востоке от Лыбуты, что раскинулась у берега Великой в считанной версте от окраины поселения. Лют, обычно бесстрашный и даже наглый, в компании правителя вёл себя совершенно иначе. За время, прошедшее с начала прогулки, Игорь не вымолвил ни слова, и теперь под кожей булгарина мурашками бегали сомнения о причине такого рандеву. Хотят его наказать? Выгнать из дружины? Или вовсе лишить головы? По выражению лица самого Рюриковича сложно было сделать какие-то выводы. Поэтому воин бросает ещё один вопрошающий взгляд чёрных глаз на властелина, а его левая рука сжимает в кармане крохотную, с мизинец, деревянную фигурку коня на удачу. Когда-то он выточил её для младшего брата, но после того, как отрока не стало, постоянно носит её с собой как напоминание о быстротечности жизни. Всё, что осталось от его беззаботного и доброго прошлого, от заливистого смеха братишки и его чёрных кудрей — эта игрушка. — Лют, — наконец-то нарушает тишину Игорь, с уст которого сочится елей: достаточно густой для понимания факта, что князю от него что-то нужно, но не слишком приторный и поэтому правдивый. — Бранимир поведал мне, что из новобранцев ты — самый рьяный и талантливый воин. — Ари куда лучше меня обращается с тяжёлыми палицами, а Сверру нет равных в остроте зрения и стрельбе из лука... — мотает тёмной головой булгарин. — Я же всего лишь стараюсь выполнить мою работу в лучшем виде и не подвести. — Разве не это — самое главное? Беспрекословная преданность — величайшая добродетель для любого воина, — улыбается глазами, слегка прищурив их, великий князь. — Именно поэтому у меня есть для тебя задание чрезвычайной важности. Немногословный кочевник молчит и лишь слегка поднимает одну бровь. Что за задание? Неужто ему одному будет поручено что-то, о чём не знают иные дружинники? — Какова участь татя Славки, мой храбрый воин? — Мы с конюхом доставим его псковскому посаднику, Сокире. А он с другими осуждёнными направит его в новгородские земли для справедливого наказания. — Справедливого? — усмехается Игорь и хмурится. — Год гребцом за кражу перстня моего славного отца — это справедливо? — Воевода дал такое обещание Вашей суженой. Кто я, чтобы оспаривать его решения? — Зато я — тот, кто может оспаривать его решения, — с каким-то дьявольским блеском в глазах говорит словно не сам великий князь, а уязвлённый постоянными сравнениями со старшими предшественниками мальчишка внутри него. — Вы поедете в Псков, только с одним "но". Я хочу, чтобы ты сделал так, чтобы он никогда не добрался до новгородских уделов. Лют было хочет спросить, верно ли он понял слова властелина, но наследник Рюрика его опережает, ставя точку продолжением своей фразы: — Не добрался живым. — Мой господин, я ваш верный слуга, но... я должен поставить под сомнение эту просьбу, — сглотнув, отвечает смуглый дружинник и тяжело вздыхает. — Разве не прогневается воевода? Не будет печалиться будущая княгиня? — Им об этом знать вовсе не обязательно. В конце концов, этот грязный мальчишка осмелился обокрасть меня не просто так, он решил поживиться символом нашей династии и государства. Разве может такое остаться безнаказанным? Если каждый будет вот так вытирать ноги об имя великого князя, то что толку от его престола и дружины? Или мой отец простил бы подобную выходку? — Княже... — Сто двадцать вздёрнутых на петле душ, что не вышли встречать его в Белоозере. Лишь за отказ в должном уважении, Лют, — голос князя становится громче. — Проводы в последний путь прежнего правителя, Синеуса, им показались важнее приветствия нового — живого, здорового и законного! — Не простил бы. — Если для тебя преданность мне не стоит превыше всего, то... Что ж, я пойму, почему ты оказался не таким воплощением истинного дружинника, каковым тебя описывали. Быть может, кто-то другой сможет выполнить мою маленькую просьбу без угрызений совести. Тем более, что приговор татю был хорошо известен ещё до того, как его противные руки потянулись туда, куда не следует. На мгновение кочевник остановился, вслушиваясь в произнесённые князем слова. Говорит он о всё том же фамильном перстне с соколом или же имеет в виду Ольгу? — Княже, я служил Вам несколько лет верой и правдой... — на колеблющемся лице Люта видны противоречивые эмоции, но, встретившись со взглядом Игоря, он продолжает уже более уверенно. — И хладнокровно выполню любой приказ, который потребуется, ради нашего князя и его благополучия. — Иного я от тебя и не ждал, — повелитель киевского престола кивает ему и останавливается. — На этом наши пути ненадолго разойдутся. Мне стоит побыть наедине с собой и помолиться богам в той роще, чтобы свадьба прошла спокойно. А тебе уже пора собираться и готовиться к своей миссии. Словно ничего и не случилось, Игорь уверенно шагает вперёд, в сторону леса, оставив Люта в звенящей тишине один на один со своими мыслями. Справедливость и долг боролись в его душе двумя злыми волками, но всё же верх одержал последний. Да и существует ли эта самая справедливость, если боги забрали когда-то не его жизнь, а маленького и невинного брата? Едва ли. Смуглая рука опускается в карман и нащупывает старую-добрую верёвку. Сегодня для неё найдётся другая работёнка. * * * * * Истощённый и с совершенно страдальческим выражением лица, Ярослав наконец-то прекращает ковылять на своих опухших, покрытых синяками ногах и останавливается в считанных пядях от конюха. Тот гладит шелковистую и блестящую гриву кобылы, запуская пальцы в мягкие волны, прежде чем замечает принадлежащую кому-то другому тень под своими ногами и обращает внимание на непрошеного гостя. — Ещё один изнурительный день после незадавшейся ночи и рокового вечера, и по-прежнему никаких признаков облегчения, — Щука вытирает со лба пот и с нескрываемым любопытством обводит взглядом лыбутчанина. — Интересно, есть ли хоть какая-то передышка от этого бесконечного страдания? — Ты о своём труде в дружине сейчас? Или... — Славко ощущает на языке вкус сомнения и, как бы пытаясь его распробовать, причмокивает и продолжает. — Или о моей участи? — Думай, как знаешь, — заговорщически улыбается конюх и пожимает плечами. — Выгодный ему смысл слов рождается в голове услышавшего, а не в словах произнёсшего их. — Не знал, что конюхи — это философы. — Не знал, что местные что-то знают о философии. — У нас счёт один-один, — устало вздыхает Ярослав. — И давно ты начал так витиевато рассуждать, олегов конюх? — Давненько. Несчастные лошади не могут сказать, что я лью им в уши полнейший бред, поэтому времени и пространства для практики у меня была целая телега. Они лишь молча слушают. Если хотят есть вдоволь — будут продолжать слушать, выбора у них нет. Всё как у людей. — Прости, если отвлекаю от твоего труда. Тот человек, Лют... — Жестокий изверг, считающий, что его мнение — единственно верное, а сам он бич для нарушителей закона и порядка? Ты это хотел сказать? — словно проверяя своего собеседника, выпалил знаток звериных душ и, заметив ступор купеческого сына, закатил глаза. — Что? Я видел, как он обращался с тобой всё это время. Если уж и есть лицо у справедливости, то точно не такое. — Если нас услышат, то... — Никто не будет подслушивать разговор конюха и раба-гребца, здесь всех заботят скорее более известные личности, я не первый месяц служу воеводе и знаю, как всё устроено. Сейчас их котелки заняты лишь новостями о свадьбе и ожиданиями выплат в её честь, поверь мне. При одном только упоминании о грядущем браке Игоря и Ольги Славко вздрагивает, а на его челе застывает бледно-мертвенная неподвижность, что выражает его глубокую печаль и злость на самого себя. — А, прости. Лошади на меня обычно не обижаются, вот и привык не следить за словами. Что поделать — излишки профессии. Вы с ней виделись? Ночью она к тебе приходила, краем глаза заметил. — Есть хоть что-то, что твои глаза не замечают? — риторический вопрос, как и следует, остаётся без ответа. Славко вздыхает и прикусывает пересохшую от жажды губу. — Наш разговор не очень-то задался, но... думаю, она выторговала мою жизнь уже после него. За очень дорогую цену. — Ну.. ты хотя бы дышишь. Лучше дышать, будучи опустошённым и разбитым, чем сдохнуть с блаженной улыбкой на лице — так существует шансы изменить положение. Так зачем он тебя ко мне направил? Попросил подготовить коней к нашему небольшому путешествию и накормить их? — Сказал, что ты сможешь поделиться чем-то съестным. Плошки овса не найдётся? — Ярослав умолк, а на юном лбу проявились морщины. — Или чем ты здесь потчуешь своих подопечных? Щука недвусмысленно опускает глаза на корыто с ботвой от корнеплодов у себя под ногами и издаёт короткий смешок. То же самое повторяет за ним и Ярослав. — Лучше тебе не отнимать хлеб у моих скакунов, если, конечно, ты не достаточно... подкован, — делает акцент на последнем слове олегов помощник и кивком головы в сторону показывает на избу Эгиля. — Пойдём, выпрошу для тебя воды и немного съестного. Путь нам предстоит по-настоящему непростой, хоть и быстрый. Придётся поторопиться, чтобы мы успели в Псков и вернулись к охотничьему домику одновременно с остальной дружиной. Уже через несколько минут они расположились на заднем дворе с несколькими ломтями хлеба и кувшином молока. Немногословный Эгиль, видимо, не знающий, что сказать соседскому сыну, молча поделился с ними скромным обедом и под пристальным въедливым взглядом жены вернулся назад в избу, вздыхая и вешая голову на ходу. — И... — щурится не то от солнечных лучей, не от родившегося в его рыжей голове вопроса Щука, а затем отпивает из сосуда немного молока, оставившего белесый след на пушке над его верхней губой. — И? — повторяет с вопросительной интонацией, протягивая руку за кувшином и чувствуя его тяжесть в неуверенной хватке собственных рук, Славко. — Зачем тебе понадобился перстень? Похвастать перед зазнобой? Или просто не можешь удержаться и крадёшь любые побрякушки, если те плохо лежат? — Деньги понадобились. И много. Отец задолжал в Новгороде перед смертью и ни слова не сказал, так что огорошили меня его компаньоны уже на месте. — Печально. И давно его не стало? — Вот уже несколько месяцев. — По крайней мере, ты помнишь его лицо, — взгляд зелёных глаз Щуки становится словно затуманенным, а пальцы, сжимающие кусок хлеба, впиваются в корку и миновав её, впиваются кончиками в сам мякиш. — Мой сгинул, когда я был несмышлёным и ничего не запомнившим малышом. Забавно, он, как и ты, тоже перешёл дорогу одному... князю и был сослан отрабатывать свою виру. Так и остался навсегда в соляных шахтах. Но много воды с тех пор утекло. — Поэтому ты кормишь лошадей солью с рук? В знак тризны по ещё одному преступнику? Рыжий конюх встрепенулся вяхирем, а его сердце застучало ещё сильнее, когда он увидел остановившегося в паре метров от них Люта, что и произнёс эти слова. — Соль... помогает им от жажды в жару, — вместе со слюной проглатывает горькую обиду конюх и опускает глаза. Задрожавший от одного только вида кочевника Славко торопливо проглатывает хлеб и встаёт, чтобы поклониться дружиннику: испытать на себе его гнев ещё раз он не хочет. Не скрывающий удовольствия от того, что напугал обоих, булгарин расплывается в ухмылке и резко продолжает: