Был тот смелый охотник Кнуд основателем рода нашего могучего Бранимира, правой руки твоего дяди." Когда Веремуд закончил свой рассказ, маленький князь вздохнул и показал пальцем на луну в звёздной вышине, спрашивая любопытным голоском: — Получается, и сейчас Скуггульф откусит бок от луны? Давай пойдём на север и найдём его, как это сделал Кнуд! Надо только предупредить дядю, чтобы не волновался. Воспитатель князя рассмеялся и помотал головой. — Вот вырастешь — и тогда поймёшь мою сказку. Только взрослый человек может повторить путь Кнуда, ты же пока слишком мал. Однажды, уверен, встретишь ты, княже, своего Скуггульфа. Так же, как луноядный волк вёл охотника к обретению гармонии внутри себя, мы тоже можем принять двойственность нашего существования. Признавая свои тени и зажигая внутренний свет, мы научимся преодолевать любые трудности и находить истинное удовлетворение от жизни. Глава XI: Овцы ГЛАВА XI: ОВЦЫ Жадные алые языки пляшут вокруг и становятся всё ближе, стремясь коснуться обжигающими щупальцами её кожи. Густой едкий дым наполняет лёгкие, смешиваясь с туманом сомнения и боли. Неужели конец будет таким? Пьянящий дым и пожар в лёгких только усиливают ольгин бред, размывая границы между реальностью и бесплотным царством сновидений. Жестокие истуканы сгинули, но решили захватить за собой в преисподнюю и их вероломную обидчицу. Ослабленная и находящаяся на волоске от того, чтобы провалиться в небытие окончательно, она чувствует, как чьи-то сильные руки обхватывают её дрожащее тело. Прикосновение, одновременно полное силы и твёрдости, но в то же время нежное и в чём-то трогательное, оно кажется таким знакомым! Красные, раздражённые от слёз и сажи глаза с трудом открываются, Ольга поднимает голову и видит... его. Русая голова с тугими кудрями, голубые глаза, встретившее её тёплой улыбкой пока ещё безбородое лицо... Ярослав! В руках возлюбленного она ощущает себя как за каменной стеной. Отступили прочь бессильная злоба, ненависть, обида, проклятые бессердечные боги, всепожирающий огонь и уродливые ночные тени. Остались только они, вдвоём. Теперь всё так хорошо, так светло, так ладно. Так, как и должно быть. В этих объятиях израненная девушка нашла утешение и безопасность. С каждым осторожным шагом юноши, уносящим варяжку от убийственного пламени, Ольга цепляется за представший перед ней образ, словно за спасительную соломинку. — Я знала... — шепчет она в своём бреду и с глубокой благодарностью смотрит на лицо своего спасителя. — Знала, что ты придёшь... Дочь Эгиля, трясясь то ли от усталости, то ли от холода, то ли от эмоционального напряжения, тянется своими высохшими губами ко рту молчаливого Ярослава и дарит ему воплощающий всю её любовь поцелуй. Ольга закрывает глаза, прильнув ещё сильнее к ланитам возлюбленного... и чувствует на своей коже прикосновение жёстких волос. У Ярослава отродясь не было бороды. До последнего надеясь, что ей показалось, Ольга распахивает веки... и вместо Славки она встречает покрытое крупными каплями пота лицо Игоря, который, рискуя своей жизнью, вынес её из объятого пожаром капища. Князь что-то взволнованно говорит ей, сверкает обеспокоенными глазами, но она его не слышит. Сердце девушки замирает, когда она понимает, что возлюбленного нет рядом, чтобы унести её от опасности. А затем она вспоминает, что Ярослава больше нет. Совсем. Растерянность и разочарование захлёстывают варяжку, смешиваясь с болью и страхом, которые всё ещё сковывают её тело. Пытаясь отторгнуть подаренный посреди белой горячки поцелуй вместе с едким дымом в лёгких, Ольга кашляет до хрипа в горле, до жжения, до режущей боли, прежде чем окончательно теряет сознание и безвольно раскидывает руки в хватке великого князя. За спиной у последнего остаётся когда-то величественный символ прежних времён, построенный его предками, что теперь превратился в гору пепла и клубы дыма. * * * * * Оставшись наконец один, Щука откидывается на набитый соломой мешок и устало закатывает глаза. К раздражению конюха, отдохнуть после напряжённого допроса ему не удастся: в сени охотничьего домика пожаловал с улицы уже второй по счёту визитёр после Бранимира, интересующийся положением его дел и не только. Бледное от усталости веснушчатое лицо, покрытое ссадинами, смотрит наверх — туда, где появился суровый бородатый мужчина с флягой воды в руке. Воевода протягивает ему попить, но Щука останавливает его жестом и мотает головой: — Спасибо, но после пережитого я лишний раз стараюсь не смотреть на воду, Господин. — Расскажешь, что произошло? — вздыхает, ещё раз мельком осматривая раны своего помощника, Вещий Олег. — Что нашло на Люта? — Я уже всё рассказал Бранимиру... Но этого мало, да? — уже заранее зная ответ на свой вопрос, рыжеволосый юноша вздыхает и закатывает рукава рубахи, демонстрируя лиловые следы от верёвок на запястье и порезы от ножа. — Или этого недостаточно? Кто придёт следующим? Сам князь? Кто-то из дружинников? Меня начнут допрашивать кони, о которых я заботился? Ворон, которого кормил? Я всё понимаю, но сейчас хочу хоть немного отдохнуть, Господин. — Князя точно не исключаю, — опускает глаза воевода. — Я всего лишь хочу услышать от тебя о случившемся. В конце концов, ты знаешь, как я отношусь к тебе. Ты служишь мне уже пару лет, и ни разу не вызвал у меня ни одного подозрения, не совершил ни одного проступка, Щука. Уж кому, а мне ты можешь довериться. — Мы были на пути к Пскову, беды ничего не предвещало. Лют остановился у лесного озера, мы привязали коней и направились туда, дабы набрать воды. И, едва только оказались у старицы, он как озверел и напал на татя, задушил его и утопил. Меня, как свидетеля, тоже истязал... но я выбрался благодаря ножу в кармане и освободился от верёвок, оседлал Молнию и помчал что было мочи к домику. Сначала он пытался меня настичь, но куда его Булату до моей быстроногой красавицы, за которой не угнаться... Дыхание конюха тяжелеет, и он, устремляя взгляд зелёных глаз куда-то вдаль, продолжает: — У них случилась какая-то глупая словесная перепалка ещё до этого, в дороге. Не знаю, может, она и стала последней каплей. Лют... откровенно говоря, презирает любых преступников. Вы могли видеть, как он держался даже с этим татем, постоянно задирая и оскорбляя его. Воевода наклоняется вперед, его глаза сужаются. — Видел. И насколько смертоносен Лют — тоже. Никто в дружине не смог побороть его, даже Ари или Бранимир, но тебе как-то удалось... Не могу представить, как такой щуплый парнишка как ты отбился от него. На мгновение глаза Щуки становятся влажными от слёз, но он берёт себя в руки. В голосе верного конюха звучит искреннее сожаление и разочарование — уж от кого, а от своего господина подозрений он не ждал. — Я перерезал верёвки на запястье, пока он оттаскивал полуживого вора и топил его. А потом... — из кармана юноша достаёт кинжал с резной деревянной рукоятью. — Дождался, когда он подойдёт ближе и нанёс им удар. Резкий и глубокий, прямо по сухожилиям. Я не хотел ранить его или убивать, но без рабочей правой руки избавиться от меня или эффективно управлять конём ему стало бы значительно сложнее. Затем ринулся к Молнии. Остальное я уже рассказал. Клянусь, это всё. — Ты не по годам умён. Что до Люта — вряд ли он теперь вернётся к нам. Доберёмся до Новгорода и известим обо всём Гостомысла, псковскому посаднику тоже напишу весточку, чтобы держал ухо востро. В сенях воцаряется гнетущая тишина, когда оба человека начинают осознавать всю тяжесть произошедшего у злополучного озера. Этот кинжал Олегу хорошо знаком — когда-то он подарил его конюху за то, что он принял роды у его любимицы. И, получается, дар дяди великого князя спас ему жизнь. Наконец, воевода заговорил, теперь уже более мягким голосом. — Ты пережил страшное испытание, отрок. Твой рассказ будет принят к сведению и подвергнут дальнейшему расследованию. А теперь — как следует отдохни и наберись сил. Утром мы продолжим путь в Новгород. * * * * * Откуда-то издалека, со стороны пепелища, донеслось недовольное уханье одинокой совы, а затем сизые облака расступились от ветра, явив звёзды и серебряный диск луны на небосводе всем обитателям леса. Рассеянный свет от них пробился сквозь крышу на старом чердаке, где лежал на стоге сена усталый Щука. В одной руке конюх держал наполненную семенами деревянную миску, которую осторожно поставил на землю. Затем он сосредоточился и тихонько свистнул. Из потаённого захламлённого угла чердака вылетел, взмахнув своими белоснежными крыльями, голубь и грациозно приземлился рядом с Щукой. Глаза юноши сверкнули от смеси грусти и нежности, когда он начал разговаривать с птицей. — Доброй ночи, мой маленький друг, — прошептал он голосом, полным тоски и одиночества. — Не спишь? Неужели почувствовала, что товарища твоего забрал воевода? Голубь вскидывает голову, словно понимая каждое слово, произнесённое его собеседником. Пернатый подпрыгивает ближе к миске и принимается с аппетитом клевать семена, не сводя крохотных, похожих на чёрные бусинки, глаз с олегова помощника. — Хотел бы я знать твой язык, голубка, — вздохнув, продолжил Щука и прикусил пухлую нижнюю губу. — Я часто чувствую себя таким лишним в этом мире, но когда ты рядом, мне становится спокойнее. Ты когда-нибудь чувствовала себя одинокой в небе, оставив свою стаю? Или ты, напротив, находила утешение в одиночестве? Птица прерывает кормление и пристально глядит на Щуку, словно обдумывая слова конюха. Обладатель рыжих волос встаёт со своего места и протягивает пташке ладонь, предлагая ещё несколько семян оттуда в знак доверия. — Знаешь, мы не такие уж разные, ты и я, — обращается к голубке юноша, и на его губах появляется улыбка. — Мы оба потеряли свои семьи и остались предоставлены сами себе. И это что-то значит. Мне... искренне жаль твоего друга, но он был уже стар и едва мог летать, поэтому его я и пожаловал воеводе для жертвы. Его время подходило к концу, а вот наше с тобой — ещё впереди. Когда голубка принялась нежно склёвывать семена с ладони парнишки, он аккуратно коснулся её мягких, белоснежных перьев на маленькой груди и опустил голову. Он словно почувствовал связь между их душами, двумя существами, тронутыми невзгодами жизни и ищущими утешения среди тьмы в этот полуночный час. — Я могу быть простым конюхом, а ты можешь быть простой птицей, — пробормотал рыжеволосый, и его голос стал мягче. — Но когда мы вместе, в воздухе витает немного волшебства. Жаль, не станешь ты заколдованной волхвами красавицей... Как будто мир вокруг нас исчезает, и всё, что имеет значение, это этот момент, эта дружба, которую мы разделяем. Спасибо, мой дорогой друг, что напомнила мне — я не один. Слёзы появляются в глазах Щуки, когда голубка заканчивает свою трапезу и с тоской смотрит на открытую клетку в углу. Грациозно взмахнув крыльями, птица взлетает под потолок, кружит там несколько секунд, прежде чем снова опускается на плечо парнишки. Погрузившийся в свои мысли юноша чувствует, как на сердце скребут кошки: даже голубка выбирает его компанию и свободу, а не жизнь в клетке. — Мне пора спать... — огорчённо смотрит он на пернатую подругу, которая внимательно глядит на него и мотает головой, будто не давая разрешение на отдых. — Ладно, уговорила. Вольные крылья куда лучше клетки, а весточку посаднику Пскова воевода передаст в лучшем случае утром, тогда для них и найдётся работа. Сегодня спишь не в клетке, но пообещай, что никаких побегов! Птица кивает, а затем испуганно вспархивает прочь, в угол: дверь, если так вообще можно было назвать деревянный затвор, на чердак открывается, и в проёме появляется русая голова с длинной косой. Так пернатая подруга превратилась в девушку? Вовсе нет. Княжеская невеста!