— Я же говорил, — вытирает он оружие о собственную штанину. — Управились. — Лана... Ты как? Что эти изверги с тобой сделали? Несколько мгновений вдова Козводца испуганными глазами смотрит на лица своих спасителей, пребывая в неудомении, прежде чем отвечает: — Я... в порядке. Пара синяков да разбитая губа ничто по сравнению с тем, что они сотворили с Хрущом и Волом. Мертвы они, а головы их выставили людям на потеху и воронам на съедение посреди майдана на Торгу. — А Вепрь... Видела Вепря ты? — не теряя надежды, перебивает её Милица и крепко сжимает губы. — С вами он был? Куда повели они его? — И Вепря нет больше. Мне... очень жаль. Воздух вокруг Милицы вмиг сделался густым и холодным, а дыхание замерло от тяжёлой новости. Дрожащими руками она потянулась к Лане и схватила её за плечи так крепко, что женщина прослезилась и попыталась вырваться из железной хватки, но тщетно. — Откуда ты знаешь?! Не могли его тронуть! Не могли! — Своими глазами я видела... Пусти! Ари кладёт ей на запястье тяжёлые руки и сжимает их, заставляя отпустить несчастную вдову Козводца, и следом пышка просто падает на колени и прижимает сложенные словно в молитве ладони к груди. Слёзы неудержимым потоком текут по щекам, а мир вокруг с мрачными улицами, тенями и синими сполохами вдалеке расплывается и издевательски стучит нестерпимым гулом в голове. — Милица, — хлопает её по щекам, пытаясь хоть как-то привести в чувство, дружинник. — Милица! Прошу, давай отложим это на потом, сейчас не место и не время для траура. Я... не хочу, чтобы кто-то ещё пострадал сегодня ночью. И тебя терять я тоже не собираюсь. — Всё равно мы сгинем до заката, — вставая на дрожащих ногах, безразлично отвечает она и расплывается в безумной улыбке. — От рук захвативших город безумцев или же от шальных стражей из посадского войска, нигде мы не найдём спасения от синего пламени. — Ты права, в городе остаться в живых будет тяжело, весь Посад кишит жадными до крови, — прикусывает он губу и теребит пальцами складку на рубахе. — Остаётся один путь — по воде. — Что ты имеешь в виду? — вскидывает бровь осматривающая тела негодяев Лана. — На пристани в Торгу полно лодок, если доберёмся туда, то по реке сумеем доплыть прямиком до детинца, уж там никакие смутьяны нам не угрожают. * * * * * Насколько уверенно потянула она за собой князя, настолько медленно и робко, боясь оступиться, шагала сейчас по освещаемым лишь редкими сполохами факелов коридорам крепости. Вдруг она сделает что-то не так? Вдруг совершит ошибку и не сумеет исполнить супружеский долг, навсегда потеряв расположение мужа, которого и без того уже разочаровала, глупо попавшись в своём наряде посреди города? От этих мыслей Ольга вздрогнула и свершилось то, чего она больше всего опасалась — лодыжка неестественно вывернулась, и, вскрикнув, девушка стала терять равновесие, как вдруг сильные руки обхватили её за талию и притянули к себе. Сначала приблизилась грудь в льняной рубахе, затем шея и, наконец, лицо Игоря с лукавыми, дразнящими глазами, в глубине которых искрилось желание — как тогда, в пекарне перед их свадьбой. Рука князя скользнула к капюшону и освободила упавшие волнами волосы от плена мальчишеского облачения, тыльной стороной ладони он провёл по щеке варяжки, и она, испытывая неведомые ей доселе ощущения, затряслась мелкой дрожью — совсем не от гуляющего по коридору сквозняка. Вслед за сердцебиением участилось и дыхание, чего не мог не отметить сын Рюрика — и только увереннее продолжил свои ласки. Всё тело хозяина киевского престола напряглось, мышцы на груди обрели твёрдость, а ниже живота блуждающая словно слепой котёнок ладонь Ольги нащупала куда более каменную плоть. Пальцы мужчины, тонкие и красивые, стали играть на ней, будто на гуслях, плавно скользнули по щеке, задержались на устах и едва приоткрыли рот. — Я больше не могу сдерживаться. Наклонившись, он накрыл губы супруги своими, а затем прикусил нижнюю, становясь всё более азартным и ненасытным. Пытаясь достойно отвечать на его касания, Ольга подалась вперёд и запустила обе руки под тонкую ткань рубахи, проводя по бугрящимся мышцам на спине. Их поцелуи были лихорадочными, глубокими, страстными, обжигающими — словно никого сейчас не было вокруг них, а весь мир полыхал в синем пламени. Княжеские ладони, казалось, находились везде и повсюду: дочь Эгиля ощущала их лёгкие и вместе с тем требовательные прикосновения на тонкой шее, на ключицах, а затем они проворными горностаями устремились ещё ниже, обвивая девичий стан на талии. Сильное, тяжёлое — но было в этой тяжести что-то приятное — тело накрыло варяжку сверху и прижало к стене, и вот она уже не отдаёт отчёта своим мыслям — и изгибается, слегка постанывая под каждым движением. Ещё через минуту они оказываются в предоставленных тысяцким покоях. Тяжёлым, с поволокой взглядом Игорь глядит на кровать с медвежьей шкурой и резким движением сначала бросает последнюю на пол, а затем бережно кладёт на неё и свою супругу. Одежды летят в сторону, и они остаются наедине друг с другом совершенно нагие, будто новорождённые младенцы. С момента прибытия в Новгород Ольга десятки раз прокручивала мысли об этом в своей голове, страшась близости и представляя её как нечто неприятное, но то, что творил с ней великий князь, оказалось во сто крат лучше и, как бы странно это не звучало... красивее? Оказавшийся сверху наследник Рюрика решил наконец-то положить конец её девичеству и плавно, но настойчиво качнулся и погрузился в неизведанные для него доселе глубины. Девушка лишь тихо, сдавленно вскрикнула и побоялась даже пошевелиться, оцепенев от кратковременной вспышки обжигающей боли и заполнившего её естество мужества. Взгляд князя, пронзительный и жадный, она словно физически почувствовала на себе и, распахнув веки, прошептала: — Продолжайте, княже... Движения его сделались глубже и быстрее, а потолок, казалось, затанцевал у неё над головой и слился в одно тёмное и бесформенное, похожее на кляксу, пятно. Прислушиваясь к своему телу и пытаясь понять, что с ним происходит, варяжка отдалась какому-то наитию и стала отвечать на каждый толчок поцелуем, принялась гладить плечи и спину мужа, который более не мог сдерживать порывов. Лицо князя исказила гримаса, и оно поднялось вверх так, что видна осталась лишь аккуратная борода и напрягшаяся шея. Послышалось сдавленное рычание, и в тот же момент низ живота Ольги накрыла волна жара, вторая, третья... Когда Игорь, наконец остановившись, прерывисто задышал и заглянул ей в глаза, девушка уже не чувствовала собственного тела. Прикосновение сильной руки к зардевшей щеке и сдержанный, короткий поцелуй стали для неё провожатыми в глубокий, спокойный сон. * * * * * 1) Негораздок — недалёкий человек; 2) Околотень — недоумок, придурок; 3) Имеется в виду т.н. Рюриково городище, гипотетическая резиденция варягов с прилегающим поселением, располагавшаяся у озера Ильмень до постройки нового города — т.е. Новгорода; 4) Речь о спекулятивном восстании ильменских словен во главе с Вадимом Храбрым против Рюрика и его дружины. Упоминается в Никоновской летописи: "Въ лето 6372… Того же лѣта оскорбишася Новгородци, глаголюще: «яко быти намъ рабомъ, и много зла всячески пострадати отъ Рюрика и отъ рода его». Того же лѣта уби Рюрикъ Вадима храбраго, и иныхъ многихъ изби Новогородцевъ съветниковъ его…" Глава XXVIII: Линия Жизни ГЛАВА XXVIII: ЛИНИЯ ЖИЗНИ К грохоту, гомону и воплям снаружи она уже почти привыкла и старалась не обращать никакого внимания на происходящее, что бы ни доносилось оттуда, какие бы жуткие вещи не творились. И в мирное время улочка с тавернами, постоялыми дворами и прочими увеселительными заведениями заслуживала звание места довольно злачного, сейчас же... Сейчас все слухи, которые ходили об этом, словно ожили и во сто крат стали сильнее благодаря буйству возомнивших себя хозяевами мятежников и их кровавым стычкам со стражниками из войска посадского. Выгнать прочь самых отъявленных негодяев и разместить оставшихся гостей для их же безопасности в свободных комнатах Забава какими-то чудом сумела быстро и без осечек — и это несмотря на отсутствие в городе отца. Поэтому уже через несколько минут после того, как на холме появился зловещий синий огонь, двери "Пьяной овечки" оказались крепко-накрепко закрыты, ставни — захлопнуты, а посетители расквартированы. Осталось только заняться немытой посудой, которой последние оставили настоящие горы. Руки схватили было наполненный до краёв тёплой водой таз, как вдруг треск, оглушительный и близкий, где-то совсем рядом, нарушил окружающую тишину, а следом к нему добавилось лошадиное ржание — прямо под её окном! — Да чтобы вас! — выкрикнула в сердцах дочь Задора и открыла ставни на втором этаже, свесив оттуда голову вниз и держа наскоро схваченный масляный светильник. — Подите прочь, куда шли, нечего тут ходи... Ходута?! Даже в тусклом свете масляного фонаря она узнала его безошибочно: не было больше в городе кого-то такого же высокого, с широкими плечами и буйной головой тёмных кудрей. Тут же, сбоку от него, валялась в углу несчастная вывеска в виде чёрного барашка. Пардусом она вылетела из комнаты и спустилась до лестнице, дрожащими руками открыла тяжёлый засов и оказалась на улице, где в считанных аршинах от входа в заведение лежал он. Медленно рот девушки открылся и пополз вниз, за ним потянулись туда же уголки глаз, и одни лишь удивлённые брови, напротив, полезли на лоб. — Ходута! — бросается Забава к нему и думает сначала, что знакомый молодец просто нетрезв, вот и явился к ней, но чем больше смотрит она на окружающую обстановку, тем лучше понимает, что будь её предположение правдивым — стало бы всё в разы проще. Хрипящий, завалившийся набок конь, который уже вряд ли поднимется. Сотни разбитых горшков и заваленная черепками мостовая. И вывеска, содранная какой-то чудовищной силой со стены — с торчащими из неё алыми гвоздями. — Ходута! — повторяет Забава и щупает его могучую грудь: тяжело и медленно, но она двигается. Дышит... Дышит! Девичья рука осторожно скользит ниже и чувствует, как по пальцам струится тёплая жидкость и, подняв ладонь ближе к мерцанию светильника, дочь трактирщика видит кровь. Весь левый бок со спины — влажный и багровый. — Ходута, — напрягается она и пытается привести молодца в чувство, толкает в плечо, тормошит по лицу, но тот не откликается и только делается бледнее. — Ходута! Ответь же, родной! Отчаяние сменяется гневом — на себя, за то, что ничего на не получается; на него — что снова явился к ней на порог изувеченным и вручил свою жизнь в её руки, даже не спрашивая. Хочется кричать, хочется как следует вдарить по этому кудрявому котелку, но толку с того? — Я даже на пядь тебя не сдвину, здоровенная ты скотина, — проговорила темноволосая девица сквозь зубы и, не выдержав, от безысходности стукнула по груди его кулаком — но даже это не помогает. — Не сдвину тебя... одна не сдвину. В опухших, красных от слёз глазах мелькают искорки здравого смысла, и Забава возвращается в отцово заведение, но только чтобы вместе с подмогой затащить внутрь своего великана. Четверо мужчин, схватив его за руки да за ноги, медленно и осторожно поднимаются на второй этаж, и Ходута наконец-то оказывается в тёплой кровати — но и так и не отзывается ни на одну мольбу. Снять рубаху с детины никак не удаётся, и помощники её переворачивают посадникова сына набок, а сама Забава вспарывает ткань ножом из освобождает его от одежды. Несколько небольших, но глубоких уколов от гвоздей проникали в плоть немногим выше поясницы и зияли сейчас свежими рваными ранами. Однако не повреждения были самыми страшными — кровотечение всё никак не унималось, и даже сейчас на ложе Ходуты образовалась тёмно-красная лужица. К растревоженной ране она приложила несколько пальцев и с силой прижала их к холодеющему боку молодца, стараясь не дать крови покинуть израненное тело. — Принесите чистых простыней да тёплой воды, — прикринула она на постояльцев, и двое из них спешно метнулись за всем необходимым, пока ещё пара осталась здесь, рядом с Забавой. — Не живут, ежели столько крови потеряют, — хмуро пробормотал себе под нос заглянувший через плечо девушки на раненого старик: та, пусть и медленно, но продолжала бежать по пальцам дочери Задора. — Может и не протянуть до восхода. — Живут! — разгорячённая и раздражённая услышанными словами, гневно парировала Забава. — Он молодой, здоровый, обязательно выкарабкается! — И впрямь, как бычок здоровенный, — кивнул второй из гостей. — Авось правда всё уладится. Остальные вскоре возвратились, но перевязать раны оказалось делом сложным, но невыполнимым. С горем пополам перемотав тело Ходуты настолько крепко, насколько они могли, дабы обеспечить положенное давление, помощники Забавы бережно подняли его и положили безвольную голову на подушки. — Благодарю, — кивнула остальным девица и села у изголовья. — Дальше я справлюсь одна, можете вернуться к себе. Спасибо ещё раз... и доброй ночи. Дрожащими пальцами она коснулась щеки сына градоначальника, запустила их в тёмные кудри, которые путались подобно её мыслям: о проведённом тогда вместе вечером за душевным разговором и выпивкой, о лучистых как свет весеннего солнца глазах мужчины, о том, как с ней поделился он переживаниями о своё будущем и нежелании идти по стопам отца. — Ну и молодец же ты... Ах, бедовый уродился! — пролепетала, одновременно плача и улыбаясь, Забава.