– Батька, – Воислав обернулся, – тебя кормчий зовет. Без лишних слов он бросил мечи в ножны и бегом вернулся на поляну. Молодцов, вдруг ощутив огромную усталость, с трудом последовал за ним. – Старый! – Воислав успел поддержать пошатнувшегося наставника. – Ну, что я говорил, – хмыкнул старый варяг, – хорошее поручение нам дал князь. – Хорошее, – хрипло повторил Воислав. – И место здесь славное, и от моря недалеко, – улыбаясь, сказал варяг, – рад я, Воислав, что нашел это место достойное и славу достойную. Иди, Воислав, выполни поручение и ступай дорогой, которой сам желаешь, сохрани и преумножь славу рода, пусть предки тобой гордятся! – Да! Как скажешь! Все сделаю! Даниил, ты здесь? Данила все время стоял рядом. – Собери всех моим словом, пусть стерегутся и по одному не ходят, соберут павших и оружие. – Будет исполнено, батька! И Молодцов оставил Воислава одного. Передавая приказ батьки, он все свалил на Шибриду и Айлада, вот кому авторитета не занимать и кто сделает все лучше всех, а сам бросился в чащу, где заметил Клека. Варяг стоял на коленях возле… ах ты! Данила увидел, над кем склонился Клек. В руке у варяга лежал окровавленный нож, а у ног громоздился Грозомил с перерезанным горлом и нашпигованный десятком стрел. Варяг повернулся, и Данила впервые увидел, как у него по лицу текут слезы. Он бухнулся рядом с ним на колени, обнял, ткнулся лбом в голову побратима. Сложно сказать, сколько так они простояли; спустя неизвестное время Данила смог сказать: – Вуефаст тоже… Клек только сильнее сжал загривок Данилы и промолвил: – Пошли, Даниил, нашим нужна помощь. Нападавших было два с половиной десятка, странно, Даниле казалось, их набежала тьма-тьмущая. Трое ушли, как сказал Бенем, угнаться он за ними не смог. Остальные или пали, или покалечились, когда пытались прорваться сквозь чащу, или сами себя порезали. Видимо, очень боялись живыми попасться в руки варягов… правильно делали. Глава 12 На границе моря и земли Скорохвата отправили на лошади к берегу, найти Путяту и передать, чтобы послал людей помочь. Обережники старались выйти нехоженой дорогой к морю, чтобы не привлекать внимания, а мимо такой схватки не пройдет не то что какой-нибудь путник, но даже простой смерд, и очень скоро чиновники-боляре Булгарии узнают о битве в ущелье, а там и кто следует заинтересуются, кто это проливал кровь на земле булгарского кесаря. Обережники потеряли троих: Дровина, Ломяту и Вуефаста. Будим, Уж и Мал были несколько раз ранены, но неопасно, серьезнее всего им досталось в ноги от стрел. Убитых врагов ободрали, стаскали в чащу, а вот что делать с табуном своих и трофейных коней, пришлось поломать голову; прибывший среди ночи Путята предложил лошадей доверить своему человеку здесь, в Булгарии, тот их продаст, а по весне деньги привезет с южными караванами, на том и порешили. По идее, теперь следовало подумать, а какого лешего эти степняки вообще засаду устроили. Купцов ждали? Так место тут нехоженое, значит, обережников караулили, но зачем? Если это люди Самуила, то зачем такие сложности, если он нашел обережников, ему достаточно было послать полсотни воев, и обережники точно бы не выстояли, или прощальный подарок от кого из боляр, с которым виделся Воислав? Примерно это и озвучил Скорохват, когда вся ватага собралась утром у костра. – Я нашел у одного ромейские номисмы, – негромко сказал Шибрида. – И что? – не понял Молодцов. – У многих тут эти монеты. Правда, в основном по рукам ходили арабские дирхемы, серебряные, целые и обломанные. – Золото у воинов бывает, только монеты эти необычные, и я нашел, когда одежду вспарывал. – Дай-ка, – попросил Воислав и покрутил над костром желтый кругляш, внимательно разглядывая. – А не все ли равно, кто на нас наскочил? – спросил Жаворонок, почти засыпая на ходу. – Не все, – тихо ответил Воислав. – Если это были посланцы от ромеев, значит, в Константинополе знают о нашей миссии, и Владимир тоже должен знать, что ромеям это известно и они готовы на все, чтобы нас до Киева не допустить. – Ништо, пусть это будет мой подарок князю. – Договорились, а пока, други, поспите, до того как солнце совсем не взойдет. Несмотря на то что обережники выдержали тяжелое сражение, что, возможно у них на хвосте висят ромеи и боляре Самуила, что нужно спешить как можно быстрее передать весть Владимиру, они и люди Путяты потратили целый день, чтобы совершить положенный обряд. На грубо сделанный плот уложили тушу Грозомила, достойного скакуна для любого воина, оружие, доспехи, пояса и часть иной добычи, взятой на врагах. Где надо, напихали соломы и хвороста и щедро смазали дегтем и смолой. На него же бережно отнесли тела павших товарищей. На закате плот оттолкнули от берега. Варяг, гридень и обережник, почитающие разных богов, уплывали на одном погребальном плоту. Воислав, Шибрида и Айлад вместе натянули луки, пустили огненные стрелы, плот вмиг охватило пламя, развеяло мглу, вспыхнуло одной большой искрой посреди темной пучины. Все посчитали это добрым знаком. А Данила не хотел ничего чувствовать и переживать. Он лишь желал, чтобы его друг Ждан встретил друзей в Ирии и помог им там… обустроиться как следует. Как быстро пламя вспыхнуло, так и потухло, экипаж «Лебедушки» и ватага обережников, каждый со своими мыслями, собрались на невеселую тризну. Холодный бриз напоминал, что впереди ждет широкое море, которое еще предстоит пересечь, зато за ним дом. Часть вторая Сила Руси Глава 1 Стихия Будим и Уж, хоть и не имели тяжелых ран и должны были скоро поправиться, пока грести не могли, чтобы раны не открылись. Кроме того, Путята потерял двоих из своего экипажа, то ли заболевшими, то ли они сунулись куда не следует и пропали. Словом, гребцов у ладьи теперь не хватало. Так что, когда берег оказался достаточно далеко, «Лебедушка» под надутым парусом легла в дрейф. Почти сразу после отплытия небо стало хмуриться, а на море началось легкое волнение, все это было предвестником мощных зимних штормов, бушующих в Русском море и делающих его практически несудоходным для большинства современных судов. Да и по-настоящему большие корабли, типа византийского дроммона, по морю в это время практически не ходили. Ведь пороги на Днепре все равно не дадут ему подняться вверх по реке, а тащить на волоках такую махину уж слишком большой труд. «Лебедушку» провести через пороги тоже было нелегко, но она была из тех ладей с килем, которые не только быстроходны, но и способны к морскому плаванию. Ради этого пришлось пожертвовать вместимостью, но Путята, уважаемый купец, торговавший шелком, паволокой и мехами, с лихвой покрывал этот недостаток преимуществом ладьи в скорости. Два дня продолжалось неспешное плавание, ветер далеко не всегда благоприятствовал. Приходилось заходить в бухты, снимать парус и ждать, пока поправятся обережники. Наконец Будим и Уж смогли сесть за гребную скамью, Мал должен был поправиться вот-вот, если морская погода не подкинет своей подлости. «Лебедушка» почти привычным ходом начала свой путь к далекому Северу. Учитывая ее ходкость, были все шансы успеть до начала зимних штормов, но это, как обычно, в теории. Ветер будто в насмешку постоянно менял направление, иногда даже дул в борт, сбивая курс. Работать приходилось на веслах в полную силу. И спустя около полутора суток напряженной работы на горизонте показалось устье Дуная. Заходить в один из бесчисленных его рукавов, чтобы отдохнуть, или продолжать рваться к Днепру, решать Воиславу. Уже в полдень, пока обережники отдыхали, а солнце вышло из-за хмурых туч, накалив палубу весьма прилично, впередсмотрящий челядин Путяты соскользнул с носа и подбежал к Воиславу за кормилом. Что-то нашептал ему в ухо. Данила, пока не испытывая тревоги, а лишь любопытство, привстал, всматриваясь в дымку на горизонте. Ничего не заметил. – Вижу два корабля, – заметил более зоркий Будим, – впереди нас идут. – Что за корабли? – Как будут приближаться, увидим. Что ж, у Молодцова стало возникать устойчивое чувство дежавю, как перед началом похода, вот только уверенности в своих силах он не испытывал. Через некоторое время, судя по тому, как быстро приближались точки на горизонте, опытные мореходы определили, что суда легкие и скоростные, скорее всего военные. Воислав дал команду сесть на весла и повернул «Лебедушку» от берега в открытое море. Данила, ворочая с Будимом весло, оставался спокойным, ну мало ли шастают по морю всякие ладьи, с чего они будут на «Лебедушку» бросаться? Тем более наверняка это патрули, выставленные Самуилом для охраны побережья. У Констанции там случай другой был, патрульные корабли силком хотели загнать корабль в свой порт, чтобы получить таможенный сбор, грабить купцов никто все равно не собирался. А здесь идет ладья от Булгарии, ну ясно, что все пошлины с нее уплачены, осадка глубокая, зачем ее трогать? Молодцов рассуждал совершенно правильно с точки зрения человека двадцать первого века, выросшего в адекватном государстве и полагавшего Булгарию чем-то подобным. Вот только держава Самуила оставалась таким же средневековым государством, как и Киевская Русь, кстати, если в ладьях в самом деле гребли люди Самуила, то они все равно получали барыш напрямую от своей работы. И самое главное, что у «Лебедушки» была солидная осадка. С близкого расстояния опытный глаз это легко определит. На исходе сезона плывет одинокая ладья, значит, отбилась от каравана или купец слишком самоуверен и туп, из богатых земель, значит, трюмы полны шелка, парчи и пряностей, а это несколько лет безбедной жизни. Ладью можно обыскать, все ценное забрать себе, а экипаж убить, чтоб не болтали. В тайге медведь прокурор, а в море акула. Данила греб спокойно в одном темпе со всеми, пока не услышал голос Воислава: – Айлад, можно, Бенем возьмет лук Дровина? – Да. Сам разберешься, натянешь? – спросил варяг у кочевника. – Натяну, уж не беспокойся, – страстно сказал юноша, – только позволь его взять. – Бери сам под скамьей. Облачаться, батька? – Подожди пока, – ответил Воислав, – давай, Бенем, приноравливайся к луку, я на твое место сяду. Путята, прими кормило.