– Цепной пес глодает кости и счастлив от этого, пока хозяин плетью не перетянет. Ему без толку объяснять жизнь вольных волков. – Свора псов давит волков, только в путь, одна шерсть на снегу остается, – так же тихо процедил Дровин, он ничуть не испугался. – Дровин, – раздался мощный голос Вуефаста, у Данилы отлегло от сердца и одновременно что-то дрогнуло внутри от мощного баса кормчего. – Твой черед в дозор идти, а ты, Клек, не части, дай коню отдохнуть. Это при том, что оба всадника ехали почти рядом. Дровин беспрекословно пришпорил коня и ускакал вперед, а Клек поравнялся с Данилой, дальше они ехали вместе до самого вечера. Молодцов размышлял. У гридня и варяга была своя правда, как, впрочем, у каждого. Каждый хочет быть свободным, чтобы его голос многое значил, чтобы его права неукоснительно соблюдались и чтобы он мог эти права в момент потребовать, и если потребуется, и отнять силой в любой момент и в том объеме, какой он посчитает справедливым и необходимым. Это логичные желания, справедливые и естественные, да вот только построить государство, чтобы всем было хорошо и комфортно, еще никому не удавалось, даже в будущем Данилы. Всегда кому-то плохо сделаешь, кого-то ниже себя поставишь. Да только и государство из бесстрашных рыцарей, ставящих свою честь и свой надел выше всего остального, тоже никому не получилось построить. Владимир был Государем, Данила это помнил из исторических книг и сейчас видел своими глазами. Он закладывал фундамент будущего государства, собирая все земли в единый кулак, делая себя единственным, кто может править и отдавать приказы. Хорошо, кто спорит, вот только когда лидер получит непререкаемую власть вместе с небольшой прослойкой своих приближенных, они тут же начнут торговать кровью воинов, таких, как Айлад и Дровин, не ради племени или там страны, а ради своих личных интересов. Про простой народ и говорить нечего. И ты уже ничего сделать не сможешь, потому что только скажешь слово поперек, тут же станешь предателем, бесчестным ронином, подлым негодяем. И другие, такие же воины, как ты, тебя с удовольствием сожрут, ведь их работа сражаться и убивать, а не править. Так что остается тебе взять под козырек… шлема и идти сражаться за… царя, господина, генсека, на твой выбор, что по душе. – Даниил, ты чего голову повесил? – вывел его из размышлений голос Будима. – Я… да так, задумался что-то… а что, мне в дозор идти? – Мы бивак разбиваем, иди вон лошадей отведи попить, – с добрым уколом произнес новгородец, он давно привык, что его друг с причудами, и относился к ним… по-дружески. Напоив коней и покончив с хозяйственными делами, Данила уселся к разведенному костру, над которым уже булькал ужин в котелке. У огня благодушная атмосфера, Жаворонок и Бенем соревновались, кто кого птичьими голосами перепоет, победил словенин. Если кто и помнил о противоречиях днем, то виду не показал, качать права и демонстрировать характер в кругу воинов на вражеской территории себе дороже. Отведав мясной кулеш и запив его несколькими глотками вина, обережники отправились на боковую. Данила, кутаясь в одеяло, думал о том, что завтра увидит море, а там уже Днепр недалеко, где ждет его Улада. Глава 11 Схватка Утро было совершенно таким же, что все предыдущие до этого. Распогодилось, солнце вышло из-за туч, цвиркали птички. Жаворонок им отвечал соловьем, лихо закручивая коленца, вместе с Шибридой они собирались в передовой дозор. Данила оседлал Уголька и занял привычное место в центре боевого порядка. Дорога отчего-то стала качеством похуже, да еще и выдала зигзаг; не проехали обережники и полупоприща, как она вывела на крутой холм; первыми на него заехали, естественно, Шибрида и Жаворонок, но не дуриком, а сперва спешились и, ведя коней на поводу, поднялись на вершину. Спустя несколько ударов сердца Молодцов услышал заливистый свист – сигнал «внимание». Обережники тем не менее остались на месте, весело о чем-то переговариваясь. – А чего обратно к нам не возвращаются? – удивленно спросил Бенем. – Глупый, если там засада, то тати увидят убегающих наших и поймут, что их раскрыли, – вмешался Будим, хотя Данила и сам хотел задать этот же вопрос. Над колонной всадников будто холодный ветер прошелестел, все подобрались в седлах, сконцентрировались. – Зря про засаду сказал, – заметил Воислав, – может, просто место опасное. Бенем, Айлад, идите по правую руку, Дровин, Скорохват – по левую руку. Обойдите холм, разведайте, что за ним, но дальше перестрела от нас не уходите. Остальные рысью за мной, – приказал батька. Когда Данила въехал на холм, он понял тревогу его товарищей. Дальше дорога ныряла в узкое дефиле между почти гладкой отвесной скалой и густыми зарослями колючей дикой сливы и винограда. Ватага недолго постояла на холме, ожидая вестей от разведчиков. – Что думаешь, старший? – Данила услышал, как батька спросил Вуефаста. – Это ущелье мне не нравится, – ответил кормчий. Воислав повернул к нему голову. – Не понял, не нравится… или не нравится? – Батька вложил в последнюю фразу какой-то скрытый подтекст. Вуефаст потянул ноздрями воздух и повторил: – Не нравится. Обережники стояли на холме, и каждый чувствовал себя в безопасности, можно даже сказать, защищенным удобной позицией и тем, что можно было загодя увидеть врага. Спускаться никому не хотелось. В ватаге не было трусов, но рисковать жизнью попусту никто не хотел, у любого воина имеется чутье на опасность, и сейчас оно почти всем подсказывало: что-то тут не так. Было ли это вызвано словами кормчего, или пустым опасением, или в самом деле воинская интуиция не дремала, ответ был получен быстро в виде двух спешащих к своим обережников – Бенема и Айлада, варяг на скаку дважды перекинул лук из руки в руку – сигнал опасности. А вслед за ними выскочил десяток всадников. Все вопросы окончательно отпали. – Шибрида, Клек, за мной – в клин, – рыкнул Воислав, обернулся к своим, долю секунды раздумывал. Под его взглядом обережники приосанились, готовые ринуться за своим батькой. – Вуефаст, поведешь остальных, после первого соступа пусть спешиваются. Воины позади батьки заулыбались, даже Данила, пусть они неумелые всадники, но на их стороне преимущество – высота холма, а там… бой покажет. В Айлада и Бенема уже полетели стрелы, те, почти не теряя темпа, обернулись в седлах и выстрелили из своих луков. Дровин и Скорохват спешили на помощь к своим с фланга. Воислав воздел копье к небу, крикнул: – Айда, – и завыл по-волчьи; остальные варяги ему отозвались, да так, что лошади преследователей сбились с шага. Тотчас все небольшое обережное войско ринулось за батькой вниз по склону. Данила скакал, изо всех сил стараясь сохранить строй, но очень скоро вся их ватага превратилась в лаву, только трое варягов впереди скакали плотно, и Вуефаст четко за ними. Но это было не так страшно, потому что клин варягов четко рассек строй врага и на обережников наскочила такая же пестрая толпа. Данила приник к шее Уголька, прикрыл голову щитом, выставил копье в набегающего всадника, направить твердо свое оружие, прыгающее от галопа, в определенное место он был просто не в состоянии. За миг до сшибки Данила втянул голову в плечи, закрылся щитом. Его копье ударило во что-то, вся сила передалась в руку, и столкновение болью отдалось в плече. Копье взлетело вверх с металлическим скрежетом, одновременно что-то рвануло шлем Данилы справа. Уголек продолжил скакать беспрепятственно, Молодцов выглянул из-за щита, впереди никого, зато он услышал крик Вуефаста: – Ко мне, спешиться! Варяг гарцевал на месте неподалеку и размахивал секирой. Этой же секирой он отбил стрелу, летящую в него. Данила направил к нему коня, выпрыгнул из седла, почти сразу рядом оказались и другие обережники; три удара сердца, и на склоне холма стоит маленькая крепость: Вуефаст тоже выпрыгнул из седла и замкнул фланг, стоя рядом с Данилой. Ему в щит тут же прилетели две стрелы, еще одна досталась в защиту Даниле. Впереди разворачивалась дикая и беспорядочная карусель конного сражения, но в строю и обережников что-то было не так. Это почувствовал Данила интуицией, что-то отличалось от их обычного построения. Он быстро глянул вправо, точно. Ломяты среди них не было, вон он, остался лежать на склоне и скорее всего больше не поднимется – не может подняться человек у которого из груди торчит обломок копья. К ним подскакал Айлад, прямо на скаку выпрыгнул из седла, встал позади строя, принялся метать стрелы одну за другой в мечущихся врагов. Те ответили градом своих стрел. По одежде и повадке вроде кочевники. Кто, печенеги или угры здесь, в сердце Булгарии? Конную карусель разорвали варяги ударом с тыла и бросились под прикрытие своих пеших. Где же Дровин? Вот его конь скачет с пустым седлом. А Бенем где? Сбежал, сука копченая? Варяги на взмыленных лошадях зашли в тыл обережникам. Враги стали обтекать строй пешцев с флангов, меча в них стрелы. Вуефаст с адским рыком метнул сулицу в проезжавшего мимо всадника, копье на все железко вошло в грудь лошади, и всадник, перелетев через голову животного, грохнулся оземь. Его добил Шибрида одним ударом, когда Воислав повел своих варягов в новую атаку. Они обрушились на лаву с левого фланга обережников, всадники прыснули, как гончие от кабана, но не всем удалось уйти от конного тарана, один нападавший точно попался под копья обережников, лошадь другого рухнула с сулицей в крупе. Больше Данила ничего не успел увидеть, потому что рык Вуефаста: – В КРУГ! – перекрыл шум сражения. Вражеские конники (сколько их, десяток, полтора?) вышли в тыл обережников, взобрались почти на вершину. Если б хотели, они могли уйти; неизвестные кочевники подровнялись и собрались атаковать; что им сделают семеро пехотинцев, в смешной попытке защититься ставшие в круг, будто они хирд викингов? Только из-за их щитов Айлад по-прежнему жалил стрелами из отменного лука. Всадники дали залп стрелами и с пронзительным криком ринулись вниз по склону. Данила укрылся за щитом, чувствуя локоть Будима слева и твердую уверенность, исходящую от Вуефаста, справа. В его защиту дважды ударило без вреда, а вот Будим застонал сквозь зубы. Разбираться, что с другом, не было никакой возможности. Данила, крепче зажал копье под мышкой, наблюдая внезапно увеличившихся в размерах всадников. Молодцов что есть сил уперся в землю, дрожавшую от конной поступи, а в последний миг перед ударом приподнял щит. Треснуло, что-то дернуло Данилу за плечо, а в следующий момент последовал потрясающей силы удар… Следующим, что осознал Данила, было то, как он скользит спиной по траве, а над ним скачет всадник. Этому всаднику вонзилась стрела прямо в ногу, и поле зрения проскочил Бенем с луком на изготовку. Данила чуть приподнял голову (скольжение уже прекратилось), в уши словно набили вату, все движения казались медленными и неуклюжими, тело с трудом слушалось. На месте строя обережников образовалась куча из людей и коней. Первое, что он смог разглядеть, это как Вуефаст, прикрываясь обломком щита от молотящих копыт вставшего на дыбы коня, прорубил секирой бедро его всадника. А проезжавший рядом кочевник почти в упор всадил стрелу в поясницу кормчего. Данила распахнул глаза, внутри разлилась ярость; пробуждаясь от собственного крика, он поднялся, первого набегающего всадника он встретил ударом меча с двух рук. И сабля разлетелась от клинка обережника. Данила не мог видеть, как лучник, выстреливший в кормчего, напоролся на удар шуйцы Шибриды, его противник ускакал в сторону, а варяги уже спешили на помощь своим в кровавую толпу, возникшую на месте строя. Айлад, схватив за узду чужого коня, пытался достать его всадника, другие обережники, припав к земле, кто в сознании, кто без, пытались защититься от ударов. Не успел Молодцов добраться до нового противника, как его грудью отшиб Грозомил; Клек, восседающий на нем, разил ударами во все стороны. Воины сбились в дикую кучу, вражеские конники оказались стеснены, а варягам и обережникам была привычна тесная пехотная рубка, они рубили и кололи незащищенных лошадей, вспарывали животы и ноги всадников, вытаскивали их из седел. Данила тоже крутился и рубил в этой толчее, слабо понимая, куда и кого он бьет; так получилось, что он оказался рядом с Вуефастом, а варяг будто не замечал раны, только черен стрелы обломил, орудуя коротким мечом и ножом, он был страшным противником. Защитившись от удара конника мечом, варяг саксом[6] пронзил ему бедро и буквально вырвал из седла. Всадник как-то ухитрился ударить его саблей, а Вуефаст, почти не реагируя, грянул того вниз и пригвоздил мечом к земле, но тут же другой конник рубанул его чеканом[7] в спину. Данила, стоя в метре от кормчего, с криком рубанул наотмашь и напрочь отсек рубившую руку, а через миг всадник покачнулся в седле с разрубленной шеей от удара Воислава. Конечно, легкие конники не могли выдержать такой рубки и поступили как должны были: бросились врассыпную. Только уходить было некуда – с одной стороны скалы, с другой – колючие заросли. – К ДЕРЕВЬЯМ! ГОНИТЕ ИХ К ДЕРЕВЬЯМ! – надрываясь, кричал Воислав. – К деревьям, – вторил ему Вуефаст, и старый кормчий первым побежал за всадниками, не давая им сбежать. Кто из врагов попробовал на своем скакуне проломить ветки, кто спешиться и укрыться, в этот момент их настигли обережники. Будим, прихрамывающий, со стрелой в ноге, отставал, швырнул подобранное где-то копье и не промахнулся. Воислав спрыгнул с коня и почти на лету обеими руками прорубил две вражеские спины. Данила с кормчим и Жаворонком (живой, молодец!) прижали двоих спешенных кочевников, на вид чистые угры или печенеги. – Живьем брать, живьем, – приказывал варяг. Но один из нападавших сам прыгнул под топор Жаворонка, а второй, уклонившись от удара плашмя, выхватил кинжал с пояса, ударил им в горло Данилы, но промазал. Еще один крик раздался неподалеку, это всадника попытался вытащить конь, видимо, после того, как наездник неудачно запрыгнул на дерево. Вуефаст метнул нож, и крик оборвался. В глубине чащи снова послышался звон. – Даниил, Жаворонок, туда, – приказал он и добавил: – И позовите Воислава. – Старый, погоди, может, тебе… – растерялся было Жаворонок. – Бегом, – рыкнул старый варяг. Данила, не оборачиваясь, побежал по проломленной просеке; когда они нашли Воислава, все уже закончилось.