Встреча проходила там же, что и несколько месяцев назад, перед отплытием, на последнем этаже княжьего замка, под самым потолком, в небольшой горнице, наполненной мягким светом, идущим сквозь разноцветный витраж. Рассказывать начал Воислав, очень грамотно и точно говорил о крепостях, как они устроены, о времени пути между ними и о том, где можно остановиться на ночлег. И как батька все это запомнил? Владимир, слушая новости о фортификациях в Булгарии, все больше хмурился. Достал откуда-то из-за пояса метательный нож с колечком вместо рукояти, принялся его вращать, прямо как брелок. Когда дело дошло до событий в Преславе, тут Воислав передал слово Даниле. Тот, поборов робость, начал рассказ о своих приключениях в качестве лазутчика. Владимир слушал внимательно, не перебивая, а на моменте, как обережники с боем прорывались из булгарской столицы, князь не сдержал одобрительной улыбки, которая, правда, тут же сползла, стоило Даниле завести рассказ о своем пленении и разговоре в пыточном подвале. Понятно, что не будет князь доверять абы кому, но, с другой стороны, у него не так много людей, которые лично пробирались в царский дворец. После рассказа об освобождении Молодцова слово взял снова Воислав. Владимир опять не перебивал, пока варяг не поведал о гибели Вуефаста; князь прервал обережника. – Габдулла, вина принеси, в синем сосуде, – приказал он своему охраннику, все тому же злобному воину с козлиной бородой в отменной броне. Самолично разлив вино по кубкам, Владимир провозгласил: – За Вуефаста, пусть он найдет достойное место в Ирии, – и отлил чуть-чуть вина на пол. То же самое сделал Воислав и чуть позже Данила, а потом пригубил напиток… через миг ему казалось кощунственным, что такой несравненный нектар проливали на пол. Воислав закончил свою историю лаконично, поведав, что «Лебедушка» по возвращении попала в шторм и после порогов вышла стычка со степняками. – Откуда они там взялись? – спросил князь. – Не знаю, говорят, их боярин Серегей побил, но могут еще шайки где-то бегать. – Да знаю я об этом, что еще? Больше рассказывать было нечего, Воислав так и сказал, Владимир перевел взгляд на Данилу, разглядывал долго, все это время у того мурашки бегали по коже. – Говоришь, что воеводу Самуила видел? – медленно и раздельно спросил князь. – И как он тебе? – Сильный правитель. – А чем ты докажешь, что все, что ты говорил, правда? Фактически это означало обвинение во лжи, и по здешнему воинскому кодексу за этим следовал немедленный вызов на поединок. Но перед Данилой сидел на троне князь, тем более даже он соблюл приличие, прямо в словах Молодцова не усомнился. – Ничем, только своим словом и тем, что живой вернулся, стал бы я рисковать, морем в зимний шторм переплывать и с печенегами драться. Владимира, похоже, слова удовлетворили, и тут он еще раз огорошил Данилу: – И ты, значит, был в этой Академии? И как тебе? – Большое здание, людей умных много, свитков дорогих, книг, знания люди хранят и передают тем, кто младше. – И зачем булгарам так много этих книг? Что, они так своих отроков учить не могут, словами? – Могут, только я так думаю, мудрость тоже надо растить, как хлеб. Уметь хранить, выдерживать, сеять, когда надо, книги в этом лучший помощник, – ляпнул Молодцов, как сам это понимал, в итоге даже самому понравилось, как все красиво сказал. Князю тоже, по взгляду видно. – Знаю я этих жрецов, ума у них не занимать. Я как-то спросил у одного, зачем боги такие сложные ритуалы придумали, а он мне ответил, мол, если бы боги хотели, чтобы я их понимал, они бы меня жрецом сделали, а не князем. Владимир хохотнул и откинулся в кресле, очень похожем на трон. – По-твоему выходит, что воевать мне с Булгарией не с руки, – обратился он к Воиславу. – Решать тебе, государь, я могу лишь сказать, что нет сейчас никого сильнее Самуила в Булгарии, у него в плену кесарь, он удачлив, и к нему идут люди… – А воевать с булгарами – это будет только на руку ромеям, это я понимаю. – Но все же Самуил не самодержец, его род побочный от булгарских ханов, утвердившихся в Булгарии, он будет думать, как сохранить завоеванное, значит, он на многое пойдет ради союзов. – Да, мысль взять в жены булгарскую кесаревну мне нравится, но ведь булгары потребуют, чтобы я крестился? – Все так, государь. Это может укрепить твое государство. – Моя вотчина держится на мечах моей гриди. Уж больно ты ратуешь за булгар. Как будто в походы больше не хочешь ходить? – Я свое отвоевал. По мне лучше торговать, чем воевать. – Я тебя, Воислав, послал выведать, как лучше Булгарию под мою руку подвести и с кесарем Романом поговорить. А ты мне говоришь, лучше торговать и креститься? – задумчиво произнес Владимир. – Княгиня Ольга тоже торговала, и ни с кем не воевала, и крестилась. И была при этом Великой Княгиней, – не торопясь, спокойно сказал Воислав. Данила едва рот не открыл, вытянулся так, что позвоночник затрещал, замер, ожидая, что князь скажет. А Владимир тоже удивился, расправил плечи, расширил ноздри, глубоко вдохнув, метательный нож замер в кисти в положении для броска. Князь быстро справился с удивлением, нахмурил густые брови, из-под которых холодно и цепко на Воислава смотрели голубые глаза. Варяг стоял спокойно, он знал, что за ним правда, а Владимир не дурак, он примет правильное решение. И княжьего гнева Воислав не боялся, ему самому не впервой, а близких его Владимир трогать не станет. Метательный нож снова заиграл в пальцах. – Ты прав, – неожиданно добродушно сказал князь, и Данила даже выдохнул от удивления. Владимир откинулся на спинку кресла, благодушно улыбнулся, только взгляд его оставался все таким же холодным и внимательным. – Моя бабка была великой правительницей. Многим мужам до нее далеко. А все потому, что людей умела находить сильных, которые ей служили. Так дядька рассказывал, сам я не помню. Вот только прежде она убийц деда моего в земле закопала и сожгла живьем. Сам я с Волжской Булгарией тоже договор подписал, а прежде с войском под стены Биляра пришел. Договариваются с сильными, а слабых убивают или делают челядью. Но ты верно говоришь, Воислав, Булгария сейчас сильна. С ней не зазорно и договориться. Одно плохо, что у христиан можно брать за себя только одну жену. Тогда, если уж выбирать, то самую-самую лучшую. – Владимир в последний раз взмахнул ножом и спрятал его в кулаке, задумался. Никто не решался его беспокоить, пока он сам, глядя в витраж, не произнес: – Ты и твои люди заслужили награду. Я благодарен тебе, Воислав Игоревич, за службу. Все причастные к ней получат награды, а ушедшие в Ирий славные жертвы, чтобы они ни в чем не нуждались за Кромкой. Я сам их принесу вместе с другими жрецами. Не думай, что я забыл о Вуефасте, который был голосом моего отца перед ромейским кесарем. Ему я поднесу особый подарок. – Я не сомневался в твоей щедрости, государь. – Воислав слегка наклонил голову. – Я знаю, что Добрыня тебе обещал землю с холопами. Ты ее получишь. Что за тяжба была у тебя несколько лет, когда ты из-за моря вернулся? Тогда еще брата твоего убили, а ты выходил на Божий суд против моего гридня, – Владимир указал кончиком ножа на варяга. – Это дело было давнее, княже. – Но спор был из-за земли твоего рода? – Да. – Так вот я тебе ее возвращаю. Всю. Воислав так искренне удивился, что даже замешкался с благодарностью, его опередил князь. – Забирай челядь и хоть послезавтра отъезжай. А завтра я зову тебя в Детинец на пир со всей ватагой. Посажу вас за самый высокий стол, отметим ваше возвращение так, чтобы сам Перун услышал. А заодно и мое сватовство… – Владимир захохотал. Пока князь смеялся, Данила смотрел на батьку, и тот выглядел скорее задумчивым, чем обрадованным. Возвращался из Детинца Данила в смятенных чувствах; с одной стороны, награда, похвала князя, будущие почет и уважение, скорая свадьба с Уладой. С другой стороны, это значит, что их дружная ватага распадется, каждый отправится по своим делам, и что дальше? – Батька, выходит, все правильно, что люди говорят? – напрямик спросил он. – Что именно? – Что ты в походы ходить не будешь, что ватага наша распадется. – Верно, – Воислав воздохнул, – стану боярином, буду с купцами рядиться, дань со смердов собирать, ну еще на Вече приходить к князю. Если позовут, конечно, – батька хохотнул, – что думаешь, я не прав? – Почему, это тоже хорошая жизнь. Жаль только, ты учить меня больше не станешь. – А это и ни к чему, Молодец, главное я тебе показал, остальному сам выучишься. Только с чего ты взял, что ты меня больше не увидишь? На своей земле я тебе всегда буду рад. Или ты батьке не веришь? – Да верю, конечно. – Молодцов улыбнулся. – Вот и решили. Поедешь тогда со мной в дом. Жене тебя покажу, Радмиле, пусть посмотрит, каких воинов я вырастил. Одно дело, придется с собой всю ватагу брать, перевозить все на новое место, а дальше каждый как сам решит. – А у тебя жена есть, батька? Воислав так на него посмотрел, что Молодцов быстро прикусил язык, но батька все равно несильно толкнул его плечом и завел в какую-то подворотню. – А… – открыл было рот Данила, но Воислав прижал палец ко рту, а потом коснулся им глаза, знак: будь внимателен. Тридцать ударов сердца они стояли недвижимо, вслушиваясь в затихающие (уже наступала ночь) улочки Киева. – В чем дело? – все-таки решился спросить Данила еле слышно. – Почудилось, что идет за нами кто-то, – уже обычным голосом сказал Воислав. – В большом городе всегда надо быть настороже, как будто ты по лесу идешь, в котором может притаиться враг. Будем считать это моим последним уроком тебе. Ну так что решили, после пира у князя едем к Радмиле? – С удовольствием! – расправив плечи, ответил Данила и тут же добавил: – А мы к Вакуле проездом не попадем? – Попадем, конечно, я ему еще должен товар из Булгарии привезти, как мы с ним договаривались, а что, тебе так важно к нему попасть? – Да так, дело одно есть, – ушел от ответа Молодцов.