Часть 34 из 47 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
* * *
Пир в Детинце не выделялся чем-то особенным, кроме количества и качества угощений, ну и дорогих гостей, которые сидели в шелках и бархате рядом с обережниками. Данила не попробовал ничего такого, что бы вот прям поразило его воображение, а то вино, что пили в память о Вуефасте, ему никто не предлагал.
Самым лучшим подарком было смотреть на кривые лица бояр, которых посадили рядом с какими-то обережниками, те строили рожи, озирались на ватагу, но против князя сказать ничего не решились. Данила весь вечер смотрел на них и веселился. Он постановил себе больше не напиваться, так что конец пира он даже прекрасно помнил, и утро не принесло с собой неприятных ощущений, зато принесло не очень хорошие новости. В гости к батьке решили ехать братья-варяги и Скорохват, Данила, разумеется, тоже. А вот Уж и Жаворонок изъявили желание уйти из ватаги. Причем они стали княжьей Русью, присягнули одному из сотников Владимира, считай, во время пира, Воислав их тогда же и отпустил, и теперь они собирались у конюшни, потом их ждала долгая дорога вместе с дружиной гридней в одну из крепостей на порубежье княжества.
Но это было еще не все. Утром на конюшне, когда обережники выбирали, на каком бы коньке прокатиться, Будим подошел к Даниле, сказал:
– Я уладил с сотенным головой. Берет меня к себе обережником. Через две луны отплываем, к самому Царьграду идем. Голова в меня вцепился как клещ, хотел сразу поручение дать, но я наотрез отказался, пока с батькой как следует не попрощаюсь, не уйду. Ты как, Данила, со мной или нет?
Если к Ужу и Жаворонку Данила относился как к младшим коллегам (пускай по возрасту они были и старше), о них следовало заботиться и помогать по мере сил, и их уход из ватаги почти его не задел, то слова Будима его просто огорошили. Решил остаться в Словенской торговой сотне, а по весне по большой воде уйти в плавание в Царьград. Шебутной и веселый новгородец, который лихо умел драться и на мечах, и на кулаках, торговался как настоящий купец, давно стал для Данилы близким другом, настоящим побратимом. И теперь их ждет неизбежное расставание, как и со всей обережной ватагой.
– Будим, ну как же так? – с обидой спросил Данила.
– Да ладно тебе, Даниил. У меня в роду все, кто мог, гостями торговыми становились, еще дед говорил, что это самое важное и богоугодное дело, варяги, конечно, с этим поспорят. Воина из меня, видать, не получится, да и ни к чему это. Серебра князь заплатил сполна, возьму свою долю в торговой сотне и поплыву за море. – По дрогнувшему голосу Данила понял, что Будиму самому непросто дается решение, и решил больше не давить на больное. – Так что ты решил?
– Я боюсь, опять с кесарем встречаться придется, а мне, знаешь, одного раза хватило, – отшутился он. – Главное, теперь справить свадьбу до твоего отплытия.
– Я на ней еще плясать буду и песни петь. И с батькой, главное, успеть все сделать, помочь ему устроиться на своей земле. На жену его погляжу.
– Перестань, – по-дружески его приобнял Молодцов, – как будто навсегда уезжаешь, еще свидимся. Гостить у батьки будешь. Ты, кстати, ему уже все рассказал?
– Не-а, – тряхнул белокурой головой новгородец, – но он уже догадывается, наверное.
– Хочешь, пойдем вместе, расскажешь ему все.
– Спасибо, Даниил, но я лучше ему один на один все расскажу.
– Тогда удачи! – Молодцов напутственно похлопал друга по спине.
В этот момент на подворье вошли трое. Как потом заметил Данила, в превосходной броне, с золотыми гривнами, нагло блестящими на шеях, в дорогих начищенных сапогах и штанах из бархата. Все было чистым, а значит, воины приехали на лошадях и оставили их за воротами. Один из старших приказчиков, бывший главным в этот день на подворье, сразу подбежал к троице, залебезил перед ними, те у него что-то спросили, и он сразу же указал в его сторону. Вот это номер.
Воины немедля направились к нему, игнорируя приказчика, а Молодцов, нет, не испугался. Он как-то отвык бояться других воинов, но собрался и насторожился, это да.
– Ты Даниил Молодец? – нагло спросил один из воинов, тот, что постарше, хотя никому из них Данила не дал бы и двадцати пяти.
– А тебе что за дело? – тем же тоном поинтересовался Молодцов, руку небрежно так зацепил за пояс, на котором висели ножны с мечом.
– Вы гляньте, какие гости к нам пожаловали, – Будим появился тут как тут, – ну проходите в дом, пиво, меда выпейте, или вы нас обидеть хотите? – ехидно поинтересовался он.
– Некогда нам пиво распивать, у нас дела важные, – отмахнулся самый младший из гостей, рябой и в веснушках.
– То есть все-таки хозяев обидеть хочешь, а ведь они уважаемые люди.
– И что с того, обережник? – ощерился воин, процедив название профессии Данилы, словно выплюнув.
– А мне тоже интересно знать, что с того? – За его спиной раздался голос с явным скандинавским акцентом.
Шибрида! Вместе с Клеком и Скорохватом, и главное, уже в броне, как будто в ней и спали. Гости отреагировали с похвальной быстротой, сошлись спина к спине, осмотрелись, мечей доставать пока не стали.
Данила не смог сдержать улыбку, особенно его порадовало неспешное приближение батьки, за которым так же лениво шагал Бенем, держа в руках новый лук, подаренный князем, с уже накинутой тетивой.
– Что тут происходит? – недовольным тоном хозяина спросил Воислав.
– Мы… – открыл рот рябой, но его вовремя пихнул в бок старший в их компании, без опаски забросил щит за спину и все так же, не выказывая страха, подошел к батьке.
– Я Молчан, должно быть, ты меня уже видел, Воислав Игоревич. – Короткая улыбка? Намек? – Пришли мы по важному делу. Боярин Серегей приглашает твоего человека к себе в дом со всем уважением и почетом.
– И что с того?
– Пусть он идет с нами.
– Даниил, ты хочешь пойти в гости к боярину?
– Зачем мне это? – пожал плечами Молодцов, тем более его все больше забавляло происходящее. Утереть нос прислужникам этого боярина было бы круто.
Молчан огляделся, видимо, прокачивал ситуацию, его друзья грозно сопели, но на большее не решались. Он смерил взглядом Данилу с ног до головы. Должно быть, думал, чем зацепить.
«Ну думай, думай», – ухмыльнулся Молодцов.
На нем висел тонкий пояс, отделанный серебряными бляшками, подаренный князем, его друзья тоже после пира в Детинце, что называется, прибарахлились, пускай эти богатенькие посыльные валят несолоно хлебавши.
Молчан, подумав, сощурился и смог удивить Данилу:
– А ты сам не хочешь узнать, зачем тебя к себе зовет боярин Серегей? Послушайте, вы все знаете, кто такой мой батька. Только глупец может отказаться от предложения боярина Серегея прийти к нему в дом, а вы на глупцов не похожи, дурням князь не раздает дары в своих покоях. Так что сами решайте, идти или нет; если хочешь, Даниил, вон друга с собой возьми. У боярина Серегея угощений на всех хватит.
Воислав посмотрел на Данилу, тот пожал плечами, этот гридень его и вправду зацепил, чего говорить.
– Решай, Молодец, – сказал батька обережников.
– Пойду схожу посмотрю, чего уж там, Скорохват, со мной пойдешь. – Южанин кивнул.
– Я слову боярина Серегея верю, – сказал Воислав, – все здесь свидетели, что мой человек пошел в дом к нему.
– Я могу дать слово, что с твоими людьми ничего не случится.
– Это ни к чему.
– Тогда идемте.
Гридни двинулись к воротам, обережники за ними.
– Не зря тебя назвали Молчуном, – сказал по пути Скорохват.
Тот лишь ухмыльнулся.
Мда… если хоромы боярина-воеводы Серегея чем-то и уступали княжеским, то только размером, и то не сильно. Причем если бы хотел, то боярин мог выстроить терем и больше, потому что не может такого быть, чтобы при таком офигенно богатом убранстве он не мог построить свой дом на несколько метров выше.
Первым за крепкими стенами подворья гостей встретил здоровенный мохнатый мишка, который сидел на цепи, привязанной к толстенному столбу. К гостям, правда, он интереса не проявлял, грыз что-то, прямо как дворовый пес. Данила тоже его не сразу заметил, все глазел на многоэтажные расписные хоромы, украшенные резьбой и красивыми фигурками где надо. К стыду своему, Молодцов даже не сразу гридней заметил, что дежурили у ворот, и надо сказать, броня у них была ничуть не хуже, чем у княжьих воинов.
В самом тереме, так и подбивает сказать, дворце, тоже все было обустроено как надо. Гобелены и ковры на стенах, так густо увешанные оружием, что из-за него рисунка не разглядеть. А еще охотничьи трофеи под потолком, здоровенные головы оленей, туров, кабанов, медведей, волков только что-то не видать. И кроме того, сосуды драгоценные, скатерти на столах, витражи в окнах, словом, все очень богато.
Подниматься пришлось к боярину тоже по лестнице, дубовой, застеленной ковром.
Молчун остановился у здоровенной, окованной бронзой двери, обратился к Скорохвату:
– Ты бы лучше здесь посидел, сам понимаешь, разговор какой, – и указал на лавку, прикрытую чьей-то шкурой.
Южанин переглянулся с Молодцовым и кивнул. Обнял друга и шепнул на ухо:
– Помни, что говорят о боярине.
Данила вздохнул и вошел в дверь. Хозяин стоял у окна, рядом со столом, большим и массивным, таким же, как он сам. Ростом он был очень высок и шириной плеч тоже впечатлял. Велик, будто медведь.
Длинные седые усы говорили о принадлежности боярина Серегея к варяжскому братству. Морщинистое лицо – о том, что ему уже немало лет, а вот многочисленные старые шрамы на нем демонстрировали, что в свое время боярин не прятался за спинами гридней, но был у него и совсем свежий шрам: ссадина на скуле. Даниле стало интересно, где это старый воевода успел подраться.
– Я слыхал, что ты меня искал? – Низкий трубный голос, повелительный тон, не предполагающий возражений. – Вот и нашел, садись.
Данила знал, что вообще-то гостям полагалось дать выпить или поесть что-нибудь в знак добрых намерений, чтобы пришедший вообще получил статус гостя, но боярин, видимо, решил обойтись без формальностей. Или скорее – не захотел. Потому что кубок с вином и чаши на столе имелись.
– Спасибо, я постою.
Молодцов решил показать характер, не лучшая тактика против богатейшего и влиятельнейшего человека Киева, однако обережник чувствовал за собой правоту и лебезить ни перед кем не собирался.
Боярин не отреагировал, как будто так и надо, продолжил:
– Слушаю тебя.
И здесь можно было уйти от темы, попробовать поспорить, Данила поколебался и все-таки выдал напрямик:
– Не пристало христианину торговать своими единоверцами, тем более продавать их язычникам!
– Это ты к чему? – нахмурился боярин.
– Твои люди меня на капище продали!
Боярин качнул головой: