– Младший брат барона, авторитетный мужчина. У него свой «КамАЗ» есть, большой дом под Алма-Атой. – Алижон, объясни мне, почему в другом племени – цивилизация, а вы все по старинке живете. Парень помрачнел. Вопрос об отсталости своего племени был для него неприятен. – Скоро все изменится, – неохотно ответил он. – Алижон, мы продержим тебя за решеткой до конца недели, но я могу выпустить любого из твоих родственников. У нас по камерам сидят два твоих дяди, бабушка, Айгюль и брат. Кого отпустим? – Дядю Салеха, старшего брата отца. – Вот как? – изобразил я удивление. – Я думал, ты скажешь – бабушку или сестру, а ты дядю хочешь освободить… – Бабушка Зульмат и Айгюль – женщины, а дядя будет за хозяйством присматривать. – У тебя еще мать осталась. – Мать с детьми уйдет жить к дяде Салеху, а моя палатка останется пустой. Кто-то же должен о моих вещах позаботиться, не женщины же! Дядя Салех не даст никому постороннему в мой дом войти. – Мехмон тоже уйдет к дяде? – Конечно. Он младший брат и, пока не женится, будет жить в семье старшего брата моего отца. – Так ты один останешься? А кто тебя кормить будет? – Бабушка и Айгюль. – Странно, – с нескрываемым недоверием сказал я. – Разве Айгюль не должны выдать замуж? Я отпущу ее, пускай идет к своему суженому. Она уже взрослая, ей пора свою семью иметь. Калым за нее ты получишь? Алижон с ненавистью посмотрел на меня и замкнулся. Больше мы от него не добились ни слова. После обеда на допрос попросился Мехмон. Вернее, проситься он стал через полчаса пребывания в камере, но я решил промариновать его. Ожидание расплаты изматывает душу больше, чем сама кара за совершенные грехи. – Если я покажу, где пистолет, вы меня отпустите? – с порога спросил он. Я внутренне возликовал, но виду не подал. Наоборот, я нахмурился, помрачнел. – Ты сюда торговаться пришел? Иван, отведи его назад, в камеру. Я вижу, мальчик перепутал милицию с колхозным рынком. – Нет, нет, не надо в камеру! – паренек крепко вцепился в косяк. – Я так покажу, куда мы его спрятали. Я сам его закапывал, я помню, где он лежит. – Вот это другой разговор! – одобрил я. – Поедешь сейчас с Айдаром Кайратовичем и отдашь ему пистолет. Как только ствол будет у меня на столе, я отпущу тебя. Айдар стал собираться на выезд. Он долго копался в ящиках стола, ожидая, пока я не подам условный знак. Я покурил, перебросился парой слов с Иваном и, как бы между делом, спросил у Мехмона: – Кто сегодня будет старшим в вашей семье? Ты вернешься домой, Алижон будет сидеть у нас… Сегодня в таборе ты будешь главным? – Нет, – мрачно ответил парень. – Алижон. Я теперь буду в семье дяди Салеха. Мне даже собственный дом охранять не дадут. – Странно, – задумчиво сказал я. – Я думал, кто на свободе – тот и главный. – Если бы Алижона посадили года на три, тогда бы дом отошел ко мне, а он бы, когда вернулся, заводил новую семью. – Сколько вам за Айгюль калыма уплатят? – задал я главный вопрос. – Я не знаю. Деньгами в семье отец распоряжался. «Теперь Алижон будет всем имуществом семьи распоряжаться, а замуж выдавать Айгюль он не спешит. Такой верный куш на кону, а он от живых денег отказывается». После их отъезда спортсмен спросил: – Андрей Николаевич, у меня волосы дыбом встают от того, что я здесь слышал. Эти самые, как их, маагуты, они что, действительно женщин продают? Это же дикость, варварство! Как можно насильно выдать девушку замуж, да еще деньги за нее получить? – Параллельный мир, в нем царят свои законы. Кстати, не только у маагутов за женщину положено калым уплатить. Вся Средняя Азия так живет: в городах цивилизация, в кишлаках – средневековье. Не прошло и часа, как вернулся Айдар. Он с довольной улыбкой подошел к столу и выложил передо мной грязный, уже успевший заржаветь пистолет Макарова. Я отщелкнул обойму, посчитал патроны. Двух штук не хватало. – Как раскрутка? – спросил я. – Я подловил его! – торжественно воскликнул Далайханов. Дверь в наш кабинет с грохотом распахнулась. Влетел возбужденный до предела Васильев. – Где ствол?! – закричал он. – На месте! – гордо ответил я. – Мать его! – Васильев тяжело опустился на стул, взялся рукой за сердце. – Я думал, до завтрашнего утра не доживу. Теперь все, мужики, теперь – полный порядок! На лестничной клетке и в коридоре раздался топот ног. К нам, посмотреть на пистолет, прибежали Малышев, замполит, Лиходеевский и еще кто-то. Всем хотелось лично потрогать ствол, но начальник милиции забрал его себе и пошел докладывать Комарову, что никакой утраты оружия не было: дежурный по райотделу при приеме оружейной комнаты обсчитался на один пистолет и теперь будет наказан за невнимательность. Все-таки это принципиально разные вещи: когда пистолет не покидал райотдела и когда он болтался двое суток черт знает где! Если две пули из пистолета Меркушина получил барон, то ствол можно считать чистым – больше из него никого не ранили и не убили. Как только толпа схлынула, я продолжил расспрашивать Айдара: – На поляне были? – Все как договаривались, – ответил сияющий коллега. – Мы уже откопали пистолет, идем назад. Я спрашиваю: «Брат, поди, силу не рассчитал, когда мента по голове ударил?» Пацан на автомате отвечает: «За Айгюль на него злой был». Потом заткнулся, и все, как язык проглотил. – Иван, Родион, Айдар! До восьми вечера все свободны. Водку не пить, победу не праздновать. Половину дела мы сделали, осталось самое трудное – помериться силами с Айгюль. Глава 25. Айгюль На переносице у Айгюль были едва заметные веснушки – признак элитарности у маагутов. У европейцев таким аналогом считаются платиновые блондинки скандинавской внешности, но у нас нет единого подхода к критериям оценки женской красоты, а у маагутов есть. По меркам всех племен люли Айгюль была красива только из-за наличия веснушек. Айгюль было пятнадцать лет. В этом году ее должны были выдать замуж, но убийство барона и арест всех членов семьи ставили крест на свадьбе весной. Если ничего не изменится, то осенью она отпочкуется от родного племени и перейдет жить в семью мужа. Айгюль была симпатичной девушкой с приятными чертами лица, темноглазая, худенькая. Одета она была в синюю блузку, длинную цветастую юбку, на голове – кокетливо повязанный платочек. «Если ее отмыть, привести волосы в порядок, одеть как современную городскую девушку, то получится вполне заурядная девчушка. Симпатичная, но не более того». Мы посадили Айгюль спиной к окну, так, чтобы она могла видеть нас всех четверых. Допрос начал я. С первой же минуты мне стало понятно, что он ни к чему не приведет. – Расскажи, какие отношения у тебя были с нашим сотрудником Леонидом Меркушиным? – Я никогда не знала такого человека. У меня нет ни одного знакомого милиционера. – Айгюль, посмотри на его фотографию. Разве ты видишь его в первый раз? – Я видела его из окна поезда, больше мы не встречались. – Ровно неделю назад ты гуляла с Меркушиным по поляне около недостроенного здания. Навстречу вам попался Янис – белокурый мужчина из Прибалтики, он ехал с вами в одном вагоне. Янис что-то рассказывал вам. Что он говорил? – Я не гуляла по поляне и не видела Яниса. – Ты передала ему для Меркушина тряпичную куколку. Ты сама эту куколку сделала? – Я никому никаких кукол не передавала. Дайте закурить, у меня во рту пересохло. – Я не обязан угощать тебя сигаретами. Айгюль жалостно посмотрела на спортсмена. – Мужики, что вам, жалко? Дайте девчонке сигарету, я вам потом целую пачку куплю. – Я не ела весь день, – захныкала Айгюль. – У меня в боку колет от голода. Дайте кусок хлеба! – Здесь не столовая. Тебя в тюрьме покормят, – жестко отрезал я. – А до тюрьмы меня что, голодом надо морить? Водички хоть попить дайте. – Давайте я сгоняю в магазин, куплю ей покушать, – предложил спортсмен.