— Он побольше. Тип из магазина сказал мне, что это плазма, но я не знаю, что он хотел этим сказать. — Он не подключен? — Да ну, я его не смотрю, я слушаю радио. Поставила его перед окном на случай, если мой сын будет здесь поблизости, увидит в окно телевизор и это подтолкнет его к мысли навестить меня. Телевизор стоит как мебель, им только кот и пользуется — забирается на него и смотрит с высоты. Кот мирно мурлыкал на коленях у Коста. Сюзетт не привыкла видеть его таким общительным. — Так вы любите кошек? — В последнее время я часто их встречаю, но не при самых лучших обстоятельствах… Вы уже сколько телевизоров купили? — Это седьмой, но мне каждый раз их выдают. Кост оставался сидеть здесь, почти не двигаясь и почти не разговаривая. В любом случае, надо бы уже решиться. Он открыл рот, вдохнул воздух, словно для того, чтобы произнести фразу, но затем закусил губу. Женщина обратила к нему улыбку, полную боли, и Косту показалось, что в ее взгляде он замечает немного вновь обретенного покоя. Постыдное чувство облегчения для матери. — Это ничего, что я его жду, ведь так? — Так, — прошептал капитан. Он был довольно близок к тому, чтобы обнять ее. Но не пошевелился. Она дотронулась рукой до его щеки и нежно похлопала, как это делают бабушки с внуками. — Ты не слишком-то любишь смерть. Для полицейского… — Честно говоря, мне на нее наплевать. А вот несчастные люди, которые остаются позади, меня беспокоят. — Ты можешь остаться поесть. Я сделала жаркое с бататами, для меня одной слишком много. Кост посмотрел на часы. 16.20. Самое время ни в чем не отказывать Сюзетт Самой. Не ожидая его ответа, женщина ушла в кухню. Она не плакала потому, что он был здесь. Скорбь — это личное, не разделить ни с кем. 22 Медико-криминалистическое отделение больницы Жана Вердье. К вечеру холод наконец-то решил наступить. Начинался февраль. «Пежо» с запотевшими стеклами и без номеров припарковался на одном из мест, забронированных для полиции. Ронан обратился к Де Риттер: — Через пять минут спустится медсестра. Это друг, который время от времени оказывает нам услуги. Ты не против подождать в машине? Я открою окно и включу радио, а если что-то пойдет не так, гавкни, хорошо? — Если это избавит меня от зрелища твоих заигрываний. Он хлопнул дверцей и прошел несколько метров, отделяющих его от холла за входными дверями, где одновременно принимали прибывших по «Скорой» и задержанных. Затем прислонился к внешней стене и вынул мобильник, чтобы отправить сообщение. К нему направилась команда полицейских, которые вели какого-то типа в наручниках. Двое мужчин узнали друг друга: в прошлом году Ронан уже арестовывал его из-за истории с изнасилованием. Он даже не удивился, увидев его на свободе. И поймал себя на том, что желает одному из них однажды столкнуться с дочерью прокурора республики или судьи, если у кого-то из них есть дочь, — просто чтобы увидеть, проведет ли в таком случае этот тип за решеткой меньше года. — Привет, цыпленок[20]. Ронан даже не поднял глаз от мобильника. — Привет, ублюдок. Ответил ему женский голос: — Судя по тому, что я слышу, у тебя все классно. — Латифа, извини, не увидел. Это просто… ладно, проехали. Ну что, у тебя есть что-нибудь для меня? — Да, ты прав; на второй день он настоял, чтобы ему предоставили мобильник. Сейчас ему снимают бинты в перевязочной. Меньше чем через десять минут я должна вернуть его в палату. — Тогда позвони мне. Прежде чем вынуть его, Латифа оглянулась. На мобильнике Ронана высветился номер Бебе. — Хорошо, он у меня есть. Зайди в историю звонков и сотри последний. — Сделано, Джеймс Бонд. Тебе нужно что-то еще или это всего лишь работа? — А разве здесь может быть что-то, кроме работы? Между нами говоря, это ты меня нашла. — Нет, я сделала выбор. В течение шести месяцев ты заставил меня жить в аду. Ты-то мне нравишься, но твоя работа и твои подружки… нет уж, спасибо. — Однако я стер все телефоны из адресной книжки, когда ты потребовала. — Да, но остается Кост, твоя самая прилипчивая любовница. — Очень смешно… Я могу позвонить тебе попозже? — Не трудись зря, плейбой; иди, поразбивай чьи-нибудь другие сердца. Она развернулась, и Ронан изобразил улыбку, чтобы не терять лицо, когда заметил, что Де Риттер все это время смотрела на них. Он снова сел за руль. Йоханна усмехнулась: — Вижу, ты всего себя отдаешь этому делу. — Это моя ежедневная участь. У меня симпатичная морда, и я этим пользуюсь. А что, она тебе нравится? Хочешь, представлю тебя ей? — Спасибо, у меня дома есть все, что нужно. Ронан тронулся с места, бросив взгляд на Латифу в зеркало заднего вида. Никогда бы не признался, что сам втюрился в нее по уши… Он протянул мобильник пассажирке. — Последний номер принадлежит Бебе Кулибали. Звони Сэму, назови ему этот номер, пускай звонит прокурору, просит разрешения на прослушку. Если нам немного повезет, у него будет что рассказать нам интересного. 23 Общеизвестный факт: на набережной Орфевр, 36 сияет лишь одна звезда — Преступление. Однако в тех же помещениях находятся все главные крупные команды, начиная с отдела по борьбе с организованной преступностью — с BRI[21] и полицейским грузовиком, постоянно припаркованным во дворе, — кончая отделом по борьбе с оборотом наркотиков. Чтобы оказаться там, где располагаются помещения начальника уголовной полиции, надо подняться на второй этаж по лакированной деревянной лестнице, пройти шлюз безопасности с пуленепробиваемыми стеклами, а затем пересечь большой вестибюль и зал ожидания. С этого поста дирекция управляет армией комиссаров полиции в каждом департаменте «малой короны» столицы: в О-де-Сен, Валь-де-Марн и Сен-Сен-Дени. Как и во всех районах Парижа. Приняв модель руководства, авторитарного на пределе допустимого, модель, применяемую ко всем без исключения, начальник выбрал в качестве заместителя канцелярскую крысу, того, кто довольствовался всего лишь ролью тени и о ком поговаривали, что он по команде виляет хвостом и приносит мяч. Этот обидный слух заместитель директора Жак Гальенн принимал на свой счет, так как был уверен, что директор продолжает обеспечивать его карьеру. Нет ничего более скользкого, чем карьера. Он уже видел во время министерской чехарды, как крупный чин стал уполномоченным по безопасности дорожного движения. Это унизительно — как и ставить комиссара полиции на перекресток, чтобы помогать детям переходить дорогу на выходе из школы. В преддверии кабинета терпеливо ожидал маленький пятидесятилетний толстячок в круглых очках без оправы, следивший за каждым, проходящим перед ним. Перед ним предстала женщина в английском костюме, и он сразу же определил ее место. Секретарша, от нее никакой пользы, и нет необходимости улыбаться и быть любезным. — Полковник Мальбер, господин заместитель сейчас вас примет. Не отвечая, он встал и последовал за ней. В глубине коридора, застеленного густым ковром, секретарша открыла двойную дверь, обитую мягкой коричневой кожей. Он знал, в какую клеточку иерархии поместить мужчину, находящегося за этой дверью, и принял самый приветливый вид. — Господин заместитель. За огромным лакированным столом мужчина с намечающейся лысиной надел колпачок на свою чернильную авторучку и закрыл лежащую перед ним папку. — Полковник, присаживайтесь, пожалуйста. Может быть, кофе? Не ожидая ни утвердительного, ни отрицательного ответа, он отослал секретаршу из кабинета молоть кофе. — Будьте так любезны извинить господина начальника, который не сможет присоединиться к нам. Я говорю от его имени и от него же желаю вам счастливого возвращения в состав сил правопорядка. Учитывая то, каким образом он ушел из профессии десять лет назад, Мальбер тем более оценил приветливый тон, который для него приберегли. Он знал, что основания, приведенные, чтобы оправдать его преждевременный уход, те же самые, по которым его сегодня призвали, будто офицера запаса. Заместитель директора Гальенн сыронизировал: — Офицер запаса, какое прекрасное понятие, полковник! Снова принять членов нашего личного состава, ушедших на пенсию, лучших специалистов, чтобы они смогли поделиться своими знаниями с молодыми… Полагаю, это передача мастерства, как и во всех профессиях. Полковник Люсьен Мальбер легко распознавал, когда кто-то пытался с ним хитрить, и предпочел резко оборвать все любезности. — Так было написано в документе, но вы не хуже моего знаете, что мое, как вы выразились, мастерство другой эпохи, и у меня сильные сомнения, чтобы кто-нибудь захотел у меня учиться. Собеседник сбавил тон. — Это старые парижские дела, канувшие в Лету… Сегодня вы вливаетесь в ряды уголовной полиции и будете связующим звеном между ее сотрудниками и аналитическим отделом SALVAC. Вы представитесь начальнику уголовной полиции Дамиани. Ваш предшественник, лейтенант Обен, как нельзя лучше выполнил свою миссию и теперь наслаждается уютной жизнью в Анси со своей семьей. — Вам известны мои условия: дело лишь в финансовой стороне вопроса. Меня не волнует Анси. Я участвую в расследовании нескольких дел как специалист со стороны, вы наполняете мои карманы, и на этом все заканчивается. Ни к чему усложнять ситуацию.