Оказавшись один, Люка был не в состоянии оставаться на одном месте. Он принялся медленно шагать взад и вперед по комнате. Сунул руки в карманы, затем вынул их оттуда. Решившись было сесть, снова встал и принялся расхаживать. И подпрыгнул, услышав «добрый вечер»: он не заметил, чтобы сюда кто-нибудь вошел. Уже второй раз Люка подпрыгнул при виде этого человека. История с масками решительно не вызывала у него ощущения комфорта. Он подумал, что перед ним снова охранник атлетического сложения, но заметил, что и рост, и телосложение, и цвет маски другие. Вошедший показался ему более гостеприимным, и Люка попытался ответить на приветствие, но голос сломался, в конце слова дав петуха, как у подростка. — Прошу вас, чувствуйте себя как дома, — сказал ему незнакомец. — Присаживайтесь. Желаете чего-нибудь выпить? — Не знаю. Честно говоря, я даже не знаю… Мужчина перебил его. Это колебание было здесь обычным явлением. — Вы помните свой последний прыжок с трамплина? Люка нахмурился под своей маской. — Не понимаю, о чем вы. — Самый высокий трамплин в бассейне, помните? Время, которое вы потратили на то, чтобы посмотреть на него, бросить ему вызов, подняться на него, чтобы запретить себе оставаться внизу. Повернуть назад невозможно из-за более смелых, что идут за вами. Прыжок в пустоту — словно маленькое самоубийство. Мгновение прыжка, погружение в воду, ощущение жизни, взрыв смеха под водой, затем вы снова поднимаетесь на свежий воздух в состоянии благодати. Неописуемое ощущение: вам хочется вернуться туда прямо сейчас — для того, чтобы наверстать время, потраченное, пока вы мешкали. Сделав паузу, незнакомец опустился в кресло и скрестил ноги. — Вы сейчас на самом высоком трамплине бассейна. — Кто вы? — Такой же аноним, как и вы. Можете называть меня месье Лояль. На самом деле я не участвую — лишь контролирую, защищаю, улаживаю проблемы. Здесь мне единственному разрешено пользоваться мобильным телефоном; на такого рода вечерах всякое может случиться, и я занимаюсь тем, что улаживаю все непредвиденные моменты. — Вы организатор? — Сейчас я отвечу вам на этот вопрос, и мы с вами придем к выводу, что сегодня вы уже проявили достаточно любопытства. Нет, я не организатор, его никто не знает; никто также не знает ни членов клуба, ни материал, который их обслуживает. Вы здесь не для того, чтобы заводить новых друзей. Мы с вами пришли к соглашению? — Да, извините… безусловно. Люка почувствовал себя неуютно и поменял позу в кресле, но лучше ему от этого не стало. — Теперь для вашего первого раза я сообщу правила этой игры. Не пытайтесь узнать, кто у вас в руках, кто в комнате рядом с вами или, вероятно, там находится, кто, в зависимости от вашего желания, смотрит на вас, кто участвует. Подушка — коварная сыворотка правды. Заниматься любовью — значит предлагать свое тело и свой разум. Здесь вы только берете, не забывайте этого никогда. Не говорите ни о себе, ни о работе; не пытайтесь узнать больше у той, что дает вам желаемое. Не пытайтесь продолжить ночь в другом месте — все происходит только здесь, и никто не выходит отсюда в чьем-то сопровождении. Мы меняем местоположение дважды в год. Вы можете потребовать все, что приходит в голову, никто вас ни за что не осудит. Особые запросы изучены, самые сложные могут быть предоставлены с некоторой задержкой. Первый вечер бесплатный. Остальные оплачиваются. Стоимость вступительного взноса возмутительно низкая и равняется лишь расходам на качество материала и тайну, которую мы вам обеспечиваем. Членский взнос ежегодный. Каждая комната снабжена устройством громкой связи, которое позволит вам при необходимости связаться со мной. Постельное белье используется лишь один раз и выбрасывается после каждого события. Посуда и прочие предметы — также, что, я уверен, извинит бедность обстановки. Материал остается на месте, пока последний член клуба не покинет это место. Если вам в голову придут другие вопросы, я легко узнаваем: единственный в белой маске. Думаю, мы с вами обо всем поговорили. — А теперь? — Если желаете, мы можем перейти в гостиную. Они свернули в длинный темный коридор, куда свет просачивался лишь через щель между полом и низом двери в глубине. Еще прежде, чем войти, Люка успокоился, услышав смешки, тихую музыку в стиле лаунж[27] и позвякивание бокалов. Дверь открылась, будто театральный занавес перед началом фривольной пьесы. Лояль выступил вперед. — Месье, соблаговолите принять нового участника. В тишине, воцарившейся с его появлением, он остался стоять, немного смешной, — единственный одетый перед голыми участниками в масках. Затем разговоры возобновились, никто больше не обращал на него внимания. Каждый из присутствующих мужчин помнил, что когда-то сам был в точно такой же ситуации. Его направили к кожаному креслу. При виде этого представления его смущение рассеялось. Месье Лояль направился к единственной незанятой девушке и шепнул ей несколько слов на ухо. Она встала, вооружилась натянутой улыбкой и пересекла зал. Прошла перед сидящим мужчиной, низ живота которого был скрыт рыжими волосами, куда он погрузил левую руку. Другой выложил две дорожки кокаина на зеркало, лежащее на «столике» — стоящей на коленях кругленькой женщине. Последняя пара выходила из гостиной через дверь в глубине: он — крепко держа партнершу за запястье, она — с идиотским смехом прихватывая по дороге бутылку шампанского. Подойдя к Люка, молодая девушка представилась: — Меня зовут Стар. Сейчас я сниму вашу рубашку и ваши брюки. Если я вас не устраиваю, готовятся две другие девушки. Ее речь была замедленной, в хрипловатом голосе таилось что-то женственное. Руки легли на рубашку; одну за другой она расстегнула пуговицы, не оказавшие никакого сопротивления. Люка сохранял молчание. Ему было немного стыдно, что он хочет этого. И все же он по-настоящему хотел. Стар положила руку на член поверх кальсон, немного погладила, не вызвав никакой реакции. Затем опустила голову и приблизила губы, поднесла их к ткани. Он извинился, чувствуя себя неловко. Девушка предложила ему голубую стимулирующую таблетку, от которой Люка отказался. Попробовала предложить ему кокаин, затем шампанское, но получила тот же ответ. Он подумал, что смущение гораздо легче утонет в водке, и ее принесли. Лишенный возможности видеть скрытое под маской лицо девушки, Люка стал разглядывать ее тело. Она была очень хорошо сложена, лучше всех, кого он видел когда-либо раньше. Длинные черные волосы спускались по спине; когда она обернулась, чтобы присоединиться к нему, он смог полюбоваться красной татуировкой слева от лобка, полностью выбритого. Источник псевдонима. Стар — звезда. Она принесла еще стакан и, не скрываясь, бросила туда щепотку порошка, содержащего кокаин. Люка выпил одним глотком. Меньше чем через час после его прибытия все, по крайней мере, прояснилось. Все, что могло создавать проблемы в начале, стало очевидным и нормальным. Он чувствовал, что разум у него ясный, движения точные, а мысли… черт, каким все стало отчетливым! Он являлся политиком, имел власть. Он был сделан из той стали, которая умеет прореза́ться сквозь самые сложные проблемы, а она — из той плоти, что умеет удовлетворить желания мужчин его социального положения. Люка принял другой стакан, который Стар снова приправила порошком. Когда она наклонилась к тому, что имелось у него между ног, чтобы заняться этим вплотную, он указал ей на место чуть в стороне. Люка последовал за ней через комнату и подошел к одной из спален в другом коридоре. Улыбнулся при виде переговорного устройства у входа и сел на кровать. Девушка начала свой похотливый танец; она была улыбчивой, чувственной, почти счастливой, хотя все было лишь игрой. Люка уставился на красную звезду, меняющую форму согласно движению мускулов под белой кожей и создающую впечатление, что татуировка живет отдельной жизнью. Сквозь наркотический фильтр все виделось приукрашенным. Если б Люка начал два часа назад, он увидел бы, что похотливый танец скорее сводился к череде развинченных шагов, сексуальные ласки — к заурядной порнографии, а игривая улыбка — к покорности. Но в то мгновение она была красивым подарком. И он взял предложенное. Он перевернул Стар и прижал ее лицо к кровати. Она вытянула руки перед собой, положила их плашмя на покрывало. Разбухший член начал причинять девушке боль, тараня ее. Люка чувствовал, как бьется ее сердце. Его собственное дыхание ускорилось и обожгло ему лицо под маской. Он постарался проникнуть в нее — сначала с трудом, затем с силой, снова и снова… Она оставалась сухой. Он рассердился на нее за это. Пальцы скрючились и вцепились в кожу на ее бедрах, чтобы погрузиться еще глубже, толкнуть еще сильнее. Возбуждение и боль смешались. Люка схватил ее за волосы и потянул голову назад. Он увидел часть ее лица — она плакала. Он рассердился еще больше. Его захлестнула смесь самых разных чувств: отвращение к самому себе, приближающийся оргазм и недовольство… И вдруг все пропало. Все в его разуме стало отчетливым. Слишком отчетливым. Поднялась тошнота, он поднес руку ко рту. — У месье все хорошо? Ее щеки были еще мокры от слез. Пусть она заботится о нем и заставляет его почувствовать себя еще более жалким. Виноватым. Отвратительным. Люка посмотрел на свой член — увядший и крохотный, будто тот тоже съежился от стыда. Действие алкоголя и наркотика моментально прекратилось, оставив его наедине со своими поступками. — Я извиняюсь… Стар, так? Я извиняюсь, я не из таких. Она казалась скорее охваченной ужасом, чем задетой. — Не говорите ничего месье Лоялю, пожалуйста. Если хотите, мы можем снова начать… я могу сделать для вас все, что вы от меня потребуете… Люка положил руку ей на бедро — и сразу же убрал. Он больше не чувствовал себя вправе. Им овладело яростное желание отрезать себе член, оторвать его своими руками, разбить себе голову о стену, позвонить в полицию, запереться в хижине… Его снова охватила тошнота. Он вышел из спальни и больше не возвращался. В глубине коридора месье Лояль водил клейким валиком по костюму клиента, не забывая ни малейшего участка, где мог бы скрываться волос, выдающий недавние события. Он задержал движение, увидев, что новый участник, пошатываясь, бредет к нему. — Все хорошо, месье? — Нет, нехорошо. Я хочу немедленно вернуться к себе. — Я сейчас позвоню шоферу и принесу ваши вещи. Вдруг Люка осознал, что стоит здесь в маске, одетый в одни кальсоны, покрытые пятнами и натянутые кое-как. — Проблема со Стар? — Никаких проблем, нет, никаких, она очень хороша, нет никаких проблем, я просто хочу вернуться к себе. Он поспешно оделся. Отказался от того, чтобы его вещи вычистили. Сел в лимузин. Шофер протянул мешок и кейс. Он переложил туда свои вещи. Где-то между Парижем и пригородом лимузин остановился, левая задняя дверца открылась, пассажир высунул голову, и его стошнило. Шофер доставил его дальше, на остановку такси. * * * Прошло уже больше года, а воспоминание еще пачкало его: достаточно яркое, чтобы каждый раз чувствовать ту же тошноту, отвращение к самому себе. Достаточно редкое, чтобы каждый раз сводить с ума — и чтобы помнить всю жизнь. Теперь у него в руках новый пригласительный билет. Он смирился и поставил галочку у слова «офис». До следующей встречи оставалось всего несколько дней. 35 На обратном пути из Анси в Париж Кост получил на мобильник два сообщения. Во втором Ронан сообщал ему о некотором волнении на службе вследствие исчезновения 300 граммов кокаина и 5000 евро из опечатанного хранилища группы по борьбе с оборотом наркотиков. Определенно, полицейские — такие же люди, как и все остальные. Следом он прочел и другое сообщение. Оно было от Алисы. Мало-помалу глубокая расслабленность сменялась гневом по мере того, как загородная местность уступала место городу. Если б у него было время сделать три шага назад, чтобы проанализировать ситуацию, он, без сомнения, понял бы, что часть этих чувств — следствие ситуации, в которую он сам себя запер и которая уже душила его. Виктор взял служебную машину, которую перед этим оставил на вокзальной парковке, и поспешил в 19-й округ, на проспект Жана Жореса, 37. В десятом часу вечера неоновая вывеска курсов Флоран освещала разрозненные группы молодых зеленых артистов, уверенных в своем будущем: парижских премьерах и красной ковровой дорожке в Каннах. Алиса ждала его, сидя одна на выступе стены. При виде его девушка дернулась, будто собиралась встать. Властным кивком головы капитан приказал снова садиться. Она указала взглядом на молодого человека атлетического телосложения, который, должно быть, легко мог начистить морду и не такому, как Кост. Большой красный шарф, много самоуверенности, центр интереса внимающей группы, он говорил слишком громко — определенно хвастался. Кост направился к нему достаточно решительно, чтобы его появление внесло беспокойство в сложившуюся группу и прекратило разговоры, и уставился на молодого человека. — Это еще что за… Жестокий удар кулаком в печень положил конец расспросам. Парень рухнул на колени, тяжело дыша, его взгляд был полон непонимания. Косту следовало бы остановиться на этом. Остальное было бы уже чересчур. Он поднял и снова поставил перед собой молодого человека, который теперь предпочел быть вежливым. — Месье… Кост нанес тот же удар в то же место с той же силой, и снова молодой человек рухнул на колени от боли. Никто из группы не осмелился вмешаться. Он наклонился к его уху: — Никогда больше не распускай руки. Вот так расправа и ее причина выровнялись в сознании молодого актера; он поискал глазами ту, что часом раньше поймал в вестибюле. К несчастью, «нет» — слишком абстрактное понятие для того, кто привык считаться лишь со своими интересами и порывами. Он прижал Алису к шкафчику. Пользуясь отсутствием других учащихся, с силой обхватил ее за талию, одновременно грубо и неловко трогая ее тело, и в конце концов поцеловал, держа ее за челюсть так, чтобы она не могла пошевелиться. Чтобы поцелуй был почти похож на обычный. Сунул руку ей в трусики, засунул куда надо средний палец, царапая ее внутри, понюхал палец перед ее лицом и оставил девушку в слезах. Алиса покорно пошла на занятие, и единственное, на что ей хватило храбрости, — это встать в глубине зала как можно незаметнее, в то время как этот кретин красовался на сцене в роли Д’Артаньяна… В памяти Коста снова возникло содержимое послания Алисы, полученного им чуть раньше, в поезде, и послужило своего рода усилителем гнева. Он опустил взгляд на парня, стоящего перед ним на коленях. Мощный удар коленом, и с его лица полетели брызги крови, как от переспелого помидора. Переносица с глухим кряком отклонилась на сантиметр влево, самым безжалостным образом изменяя симметрию совершенного портрета; под ударом Коста клык мушкетера порвал кожу.