Затем вытащил из-за спины завернутый в целлофан букет красных гвоздик и протянул его Марусе. – Подснежников не нашел, – он снова смущенно улыбнулся, – придется ждать весны. Роз в магазине не было, а эти… были только такие. – Я тронута, – Маруся взяла цветы и принялась с преувеличенным вниманием их рассматривать. – Особенно тем фактом, что ты искал подснежники. В лесу, надеюсь? Не заблудился? И когда только успел? – Марусь, не ершись. И… спасибо большое. Думаешь, я не способен оценить то, что ты для меня сделала? Очень даже способен. Ты… необыкновенная девушка. И настоящий друг. – Друг? – переспросила Маруся. – Гораздо больше, чем просто друг, – поправился Воронов. – Не цепляйся к словам. Ты же и сама все прекрасно знаешь. Я очень по тебе соскучился… – За двое суток, которые провел в СИЗО? – уточнила Маруся, пристраивая освобожденные от целлофана гвоздички в бутылку с водой. – За месяц, который мы провели в ссоре, – сказал Андрей. – Давай мириться, а? Черт, заготовил речь, пока шел – помнил. А пришел, тебя увидел и сразу все забыл. Ну, такой уж я у тебя бестолковый… Марусе захотелось обхватить Андрея руками и прижаться к нему. Но что-то ее удерживало. – Скажи, а я ведь права? Это ведь не ты… Павла? – с тревогой спросила она. – Ну что ты, маленькая моя, конечно, не я… Андрей потянулся обнять Марусю, но та отстранилась. – Хорошо, если так. А то я, оказывается, многого о тебе не знаю… Воронов положил Марусе руки на плечи и притянул ее к себе. – Я тебе когда-нибудь все-все расскажу, – прошептал он ей на ухо, – а сейчас, может, пойдем ко мне? – Куда к тебе? – Ко мне домой. В мою отдельную квартиру, – хохотнул Воронов. – Предлагаю привести твои показания в соответствие с действительностью. Чтобы никто не сказал, что ты ввела следствие в заблуждение… – Погоди-ка, – Маруся вывернулась из его объятий и отодвинулась. – А мои слова о том, что мы с тобой собираемся пожениться, ты тоже предлагаешь привести в соответствие? – Ну-у-у, – Андрей замялся, – почему бы и нет? Но… такие решения с бухты-барахты не принимаются, правда же? Как-нибудь потом сядем, обсудим… и все решим. – С бухты-барахты, значит, – Маруся, склонив голову к плечу, посмотрела на него изучающе. – Понятно. А знаешь что? В твою отдельную квартиру мы пойдем тоже… как-нибудь потом. Впрочем, тебе ведь не составит труда найти мне замену? Могу подсказать вполне подходящую кандидатуру. Возможно, она окажется сговорчивей. А может, даже мечтает о подобном предложении… Все, я тебя больше не задерживаю. Вы свободны, товарищ майор. Цветочки можете забрать и отнести по другому адресу! Воронов хотел что-то сказать, несколько раз открыл рот, словно вытащенная из воды на сушу рыба, сделал шаг к двери, вернулся, переступил с ноги на ногу, ожесточенно рубанул рукой воздух и пулей вылетел из Марусиного кабинета. – Уж замуж невтерпеж, – пробормотала Маруся. – На конце наречий после шипящих пишется мягкий знак. Всех наречий, кроме этих трех. Исключение из правила, которое знает каждая девочка. Не бывает правил без исключений. Она поправила гвоздички в бутылке, понюхала их и пожала плечами. – Кому замуж невтерпеж, мне? – спросила у гвоздичек. – Чушь какая! Та самая, отнюдь не наречие и с мягким знаком на конце… Зачем замуж, если и так все устраивает? Главное, никто не отвлекает от срочных дел, которые ждут не дождутся, чтобы я их переделала… Вот переделаю, тогда… Что будет, когда она переделает все срочные дела, Маруся загадывать не стала. Она всунула руки в рукава пальто, подхватила сумку, почему-то на цыпочках вышла в коридор и аккуратно закрыла за собой дверь. 30 Расшатанные нервы настойчиво требовали успокоить их вязанием. Для длинного зимнего вечера лучше занятия не придумаешь: за окном темно, хоть глаз выколи, стылый ветер с воем швыряется снежной крупой, а ты сидишь в тепле и уюте, закусываешь чай конфетами, шевелишь спицами… И размышляешь, разумеется. А поразмыслить есть над чем. Марусю не покидало странное чувство, что связаны между собой не только гибель фронтового друга Полевого и покушение на Пожарского. Смерть библиотекарши Серафимы Паниной тоже имеет к ним какое-то отношение: не зря же все три трагедии произошли за сравнительно короткий отрезок времени! Чкаловск – городок небольшой. Значительная часть населения – военные и их семьи, обстановка здесь гораздо более спокойная, чем, например, в Калининграде. Предыдущая вспышка, если так можно сказать, криминогенной активности наблюдалась в конце лета – начале осени: тогда в городе одно за другим произошли те самые четыре убийства, в расследовании которых Маруся волей судьбы приняла самое непосредственное участие… Иными словами, вероятность случайного совпадения невысока. Но что общего может быть у Симы с другом Ивана Трофимовича и Павлом Пожарским? Молодая девушка, поисками захороненных во время войны ценностей не занималась… У Маруси возникло ощущение, что перед ней – закрытый сейф. Если она его откроет – разгадает тайну. Но она не знает кода… Код – это то или тот, что или кто объединяет все три преступления. Причем сама Маруся на роль связующего звена не подходит: если в прошлый раз она была знакома со всеми жертвами, то сейчас – лишь с двумя из трех… Так, попытаемся рассуждать логически. В Марусином первом деле, как она его не без гордости называла, правда, только мысленно, хвастаться в ее привычку не входило, причина убийств, совершенных в наше время, обнаружилась в прошлом. Этим второе дело Маруси похоже на первое. Друг Ивана Трофимовича погиб в городе, где тридцать лет назад под дулами немецких автоматов закапывал большие ящики с загадочным содержимым. Павлу Пожарскому кто-то хотел помешать проводить на том самом месте раскопки, то есть раскрывать тайны тридцатилетней давности. А Сима… Постойте-ка. Сима же тоже живо интересовалась прошлым! Серафима Панина вела документацию Совета ветеранов войны и занималась подготовкой выставки «Они сражались за Родину» с портретами и биографиями местных жителей, участвовавших в Великой Отечественной. Работа оказалась кропотливой, часть данных отсутствовала, чтобы их разыскать, Сима рассылала запросы едва ли не по всему Союзу. Вот и запрос о затерявшейся награде фотографа Василия Ионовича хотела послать. Не успела… Наверняка в ее документах остались и другие неотправленные важные письма. Надо бы посмотреть: во-первых, кому-то нужно закончить начатое Симой большое дело – экспозицию ко Дню победы, а во-вторых, есть надежда, что удастся ухватиться за ниточку, которая поможет распутать клубок… Маруся вдруг вспомнила летевший прямо на нее «Москвич», от которого ее спас Павел. Случайно ли та машина появилась в нужное время в нужном месте? А если не случайно, и водитель «Москвича» вовсе не разгильдяй, купивший права в гастрономе, а прекрасно знал, что делал? Интересно, кого в этом случае он хотел сбить – Павла или… Марусю? Павел тогда еще спросил, не заметила ли она номер, а она ответила, что и «Москвич» толком не рассмотрела, не то что цифры на нем. Почему Павел заговаривал об этом? Уже тогда что-то подозревал? Жаль, его не спросишь… Впрочем, если и та случайность на самом деле была подстроена, на проверку всех «Москвичей» в городе уйдет слишком много времени. Не говоря уже о том, что нужная машина может быть уже очень далеко от Чкаловска… Маруся вспомнила также, о чем хотела расспросить Полевого, но не расспросила, потому что переключилась на вызволение Воронова. Завтра она непременно наверстает упущенное. А вот еще один вопрос, мучающий ее буквально с первых дней этого расследования: что же это за сурок с котом, о которых перед смертью упоминал друг Ивана Трофимовича? Почему он вообще говорил о животных? – Иван Трофимович, а как вы познакомились с Семеном Захаровым? Вы так рассказывали мне о его чудесном спасении из плена, как будто видели все это собственными глазами… Маруся уселась поудобнее и приготовилась слушать еще одну захватывающую историю. – Тогда и познакомился, – ответил Полевой, – в апреле сорок пятого. Я его допрашивал – через несколько дней после того, как наши войска освободили Хайлишен. Я же вам, Марусенька, говорил, что служил в СМЕРШе. Мы с Семеном проговорили немало часов, мне было важно понять, что у него за душой и в душе… Семен вспоминал, как попал в плен, в разгар боя получил ранение, потерял сознание, очнулся под дулом немецкого автомата. И о том, что делал в плену, и как бежал. Рассказывал очень искренне, с горечью, как человек, много переживший, но не сломленный. Под конец мне стало казаться, что я знаком с ним не несколько суток, а минимум полжизни… Снова встретились мы с ним в Будапеште, после войны в Каунасе вместе ловили «лесных братьев», потом Семен вернулся в родной Воронеж, тоже, как и я, работал в милиции. Мы переписывались, ездили друг к другу в гости. Хотелось бы, конечно, видеться чаще, но уж как получалось. Семьей он так и не обзавелся, мне повезло больше – я встретил свою ненаглядную Клавдию Матвеевну… Лицо Ивана Трофимовича осветила улыбка. Но он тут же посерьезнел. – Семен и на первом допросе, и позже рассказал мне много интересного, – продолжил Полевой. – Кое-что мы и раньше знали, но показания Семена дополнили картину. Немцы ведь не только ценности, которые вывезти не успели, прятали. Они еще и своих людей здесь оставляли. Секретных агентов. Для проведения разведывательно-диверсионной деятельности. Вернуться, видимо, рассчитывали, гады! – Иван Трофимович погрозил невидимому противнику кулаком. – Вот вам!.. Обучали этих агентов в специальных школах, готовили очень серьезно. Кандидатов в агенты набирали в том числе и среди военнопленных. Им внушали, что Родина не простит им пребывания в плену, зато с новыми документами и биографией они заживут припеваючи. Если будут время от времени выполнять задания новых хозяев. – Неужели кто-то верил и соглашался? – ахнула Маруся. – По словам Семена, соглашались. Некоторых из тех, кто согласился, Семен даже знал. Ему тоже предлагали, но он наотрез отказался. Говорил, что, как бы ни сложилась судьба, предателем не стал бы… Судя по всему, таких секретных агентов на территории СССР осталось немало. Когда я служил в Каунасе, мы не одного такого вычислили и поймали. Кто-то действовал активнее, другие десятилетиями никак себя не проявляли, а потом вдруг… Их называли спящими агентами или… запамятовал… как грызунов, как же их? Сусликами? Хорьками? – Может, сурками? – тихонько, чтобы не спугнуть догадку, спросила Маруся. Иван Трофимович замер и в изумлении воззрился на нее. – Марусенька, вы хотите сказать, что… Ах я старый дурак! – Полевой хлопнул руками по одеялу. – Какой же я идиот! Как я мог забыть?! Если б я здесь у вас лежал с сотрясением мозга, мне было бы хоть какое-то оправдание, так ведь нет! Позор на мою седую глупую голову! Маруся невольно улыбнулась. – Иван Трофимович, не корите себя. Вы столько лет занимались совершенно другими делами, неудивительно, что запамятовали. Главное, что все-таки вспомнили. – Сурок проснулся, рыжий кот… – прошептал Полевой. – Теперь понятно, что хотел сказать Семен перед смертью. И о чем он хотел предупредить. «Сурок проснулся», то есть активизировался спящий немецкий агент. И Семену это каким-то образом стало известно. Каким? Да самым простым! Он встретил мерзавца здесь, в Чкаловске, и узнал. Но и «сурок», по-видимому, узнал Семена. И сначала выследил его, а потом пытался убить. – А кот? Кот тогда кто? Еще и рыжий? – А если не кто, а что? Думаю, кот – это на самом деле слово «код», – заявил Иван Трофимович. – А рыжий… Возможно, Семен сказал не «рыжий кот», а «красный код», а пожилая нянечка просто не расслышала или перепутала, когда записывала. Красный код означает высшую степень опасности. А может, Семен дал понять, что «сурок» связан с тайнами, скрытыми за кодовыми замками… Полагаю, он имел в виду те самые ящики, спрятанные, а потом погребенные под развалинами костела Святой Анны. Или секретную лабораторию, филиал которой, по слухам, работал в тогдашнем Хайлишене. Семен, к слову, был уверен, что лаборатория существовала на самом деле. Помните вход в подземелье, который он заметил, когда закапывал ящики? – Конечно, помню! На меня сейчас как будто сыростью повеяло, – созналась Маруся, – даже мурашки по коже побежали! – А помните нож, которым ранили Семена? Точнее, удар, который нанес убийца? Я тогда еще сказал, что так ударить мог только человек, специально обученный убивать… – Помню, Иван Трофимович. Вы говорили, что хотите сначала подумать над этим, а потом уж озвучивать. – Я тогда сомневался, но теперь уверен. Таким специфическим приемам обучали в годы войны немецких диверсантов. А растяжка? Это ведь тоже их методы!.. Марусенька, похоже, мы с вами наконец-то вышли на след! – с охотничьим азартом воскликнул Полевой. И сразу сник. – Но каким же должен быть наш следующий шаг? Что-то я не соображу… Маруся поделилась с ним соображениями о связи между убийством Семена, покушением на Пожарского и отравлением Серафимы. – Хочу посмотреть, какую информацию собирала Сима, какие письма писала… Надеюсь найти что-нибудь, что натолкнет нас на дельные мысли. – Одобряю, – кивнул Полевой, – и жду результатов вашего, Марусенька, поиска. 31 Библиотека со дня смерти Серафимы была закрыта, но начальник Дома офицеров Артемьев разрешил Марусе взять ключ. Юрий не стал допытываться, зачем ей это нужно, понял, что для дела, а не из праздного любопытства. Первые минут десять-пятнадцать Маруся боролась с нахлынувшими чувствами, но затем взяла себя в руки и углубилась в изучение той самой пухлой дерматиновой папки, которую Сима спасала во время пожара. В папке оказалась документация Совета ветеранов, которую Серафима содержала в идеальном порядке. В отдельной тонкой картонной папочке лежали копии запросов в Министерство обороны, которые отправляла Сима, и полученные ею ответы. И запросы, и ответы были стандартные, в глаза ничего не бросалось.