– Юноша, может, портфельчик на пол поставите? – предложил Гвоздарев, усаживая Марусю и Андрея в кресла на фоне статуй Аполлона и Венеры. – Благодарю вас, он мне нисколько не мешает, – ответил Воронов. – Да, решение двух любящих сердец связать себя узами брака достойно восхищения, – изрек Василий Ионович, наклоняя голову то к правому, то к левому плечу, – не всем удается обрести семейное счастье… – Не всем, – согласилась Маруся. – Вот наша с вами хорошая знакомая Сима Панина тоже хотела быть счастливой, собиралась… связать себя узами и обрести… Но не успела. Ее убили. Отравили. И знаете чем? Синильной кислотой. Ее можно получить, смешав с кислотой красную кровяную соль. Красная кровяная соль – ужасное название, правда? Да-да, та самая, которую применяют в том числе и фотографы – для окрашивания и тонирования снимков. Например, в оттенки сепии. Я уверена, что в вашей замечательной лаборатории, которую вы мне показывали, тоже есть красная кровяная соль. Ведь есть, Василий Ионович? Вы же не всю ее израсходовали? Марусе показалось, что в лице Гвоздарева что-то дрогнуло. Или не показалось? – Возможно, – невозмутимо ответил он, – Маруся, подбородок поднимите, пожалуйста. Вот так хорошо. – Интересно не только то, чем отравили Симу, но и то, из-за чего, – продолжила Маруся. – Думаю, убийца побоялся, что она узнает: он не тот, за кого себя выдает… А знаете, Сима стала не первой жертвой преступника, который опасался разоблачения. Впрочем, нужно, наверное, наконец объяснить, почему он боялся, что его разоблачат. Этот человек – «сурок», «спящий» агент немецкой разведки, причастный к военным преступлениям. В 1945 году он руководил командой, которая занималась эвакуацией документов и ценностей, в том числе прятала в подземелье в Чкаловске архив со списками агентуры одной из разведшкол абвера. – Чрезвычайно увлекательная история, – Гвоздарев отошел к большой деревянной фотокамере с кожаными мехами, укрепленной на тележке с колесиками, и посмотрел на клиентов через ее объектив, – но зачем вы мне ее рассказываете? Какое она имеет ко мне отношение? – Полагаю, самое прямое, Василий Ионович, – сказала Маруся. – Кстати, ничего, что я вас так называю? Ваше настоящее имя другое, не так ли? Хотя за тридцать с лишним лет вы, по-видимому, уже привыкли и к этому… Гвоздарев явно занервничал. – Так вот, – Маруся облизала пересохшие губы. – Меньше месяца назад этот человек случайно встретил на улице в Чкаловске бывшего военнопленного Семена Захарова. Семен был среди тех пленных, которых заставляли закапывать ящики с архивами на территории костела Святой Анны. Прошло тридцать лет, но «сурок» узнал Семена. И Семен узнал его. За что и поплатился. «Сурок» выследил его или специально выманил в незнакомую Захарову часть города, а потом ударил ножом. Такому удару обучали в немецкой диверсионной школе… Третьей жертвой «сурка» стал начальник поисковой экспедиции, слишком близко подобравшийся к спрятанным глубоко в земле архивам, которые «сурок», храня верность немецким хозяевам, стерег все эти годы… – Мне кажется, вы пришли не фотографироваться, а морочить мне голову, – надтреснутым голосом сказал Гвоздарев. – Вынужден просить вас уйти, мне некогда выслушивать подобные инсинуации… – Неужели вам не хочется узнать, где вы ошиблись, Василий Ионович? – спросила Маруся. – Вы, наверное, убеждены, что все просчитали, не оставили никаких следов и никто ничего не докажет? Но на самом деле вы наследили. Ваши отпечатки обнаружены и на ноже, которым ранили Семена, и на чашке, из которой отравили Симу, и на… – Бред! – взорвался Гвоздарев. – Вы всерьез полагаете, что человек с моей выучкой и опытом может так ошибиться?! Я не мог наследить, потому что работал в перчатках! Тоже мне пинкертоны! Да что вы знаете, молодежь зеленая?! Вы думаете, все эти годы мне было легко?! Но у меня была миссия! Миссия, понимаете? Да что вы можете понять… Маруся сама не ожидала, что ее простенький и банальный прием возымеет такой эффект. – Если ошибусь я, поправьте меня, – предложила она. – Отравление Симы угарным газом – тоже дело ваших рук. Как потоп в читальном зале и манипуляции с ключом от библиотеки. Вы подстроили потоп в библиотеке, чтобы выманить Симу из дома, а самому пробраться туда и закрыть печную задвижку, верно? И короткое замыкание вкупе с пожаром тоже вы организовали… – О нет, мне чужие грехи ни к чему, своих хватает, – возразил Гвоздарев. – В этом бардаке розетки и без того на соплях держатся. Так что пожар – это, пардон за каламбур, чистой воды совпадение. А Сима ваша сама виновата: если б не ее дурацкая затея с запросами, была бы сейчас жива-здорова. А я ведь ее просил не посылать никакие запросы! Так нет же, ей же нужно было «восстановить справедливость»! Восстановила? – Эх вы, – тихо сказала Маруся, – так красиво рассказывали о жанре портрета, о внутренней сути человека, о застывшей музыке… Я думала, вы – художник с большой буквы, а вы – хладнокровный убийца. На вашем счету наверняка больше, чем три жертвы. Ничего, следствие разберется. А миссию свою вы все равно не выполнили. Мы теперь знаем, где находится архив. – Он затоплен, до документов вам никогда не добраться! – Не переживайте, обязательно доберемся, – вмешался все это время молчавший Воронов. Гвоздарев, как будто опомнившись, бросил быстрый взгляд по сторонам, руками сильно толкнул тяжелую фотокамеру на колесиках на Марусю и Андрея и бросился к занавеси, за которой скрывалась потайная дверь. Стукнула щеколда, из-за занавеси повеяло холодом. – Я за ним, – Андрей сунул Марусе в руки портфель и кинулся следом. Маруся на секунду застыла посреди павильона, прижимая к себе портфель. Затем ее внимание привлек странный скрип, доносившийся из соседней комнаты. Заглянув туда, она увидела Любовь Павловну, сидевшую в кресле-качалке с котом по имени Бисмарк на коленях. Любовь Павловна смотрела невидящим взглядом в огромное наклонное окно. – Вы знали? – спросила Маруся. – Догадывалась, – поглаживая кота, ответила Любовь Павловна, – я много лет уже с ним рядом. Не раз хотела пойти и рассказать… Не смогла. Я ведь любила его, сильно любила. Любовь, милочка, зла… Бася, подожди немного, сейчас пойдем, дам тебе покушать. Маруся с наслаждением вдыхала морозный воздух на крыльце фотоателье, когда к ней подбежал взбудораженный Малышев. – Все в порядке, взяли. Хорошо, что ты предупредила о потайной двери, иначе упустили бы… Как думаешь, запись получилась? – он кивнул на портфель, который Маруся держала в руках. – Леня Зяблик клялся, что это лучший кассетник, который сейчас можно достать, – пожала плечами Маруся. – Импортный, называется «Филипп». Или «Филиппус», я вечно эти иностранные названия путаю… 35 Встреча нового, 1977 года в гарнизонном Доме офицеров была в полном разгаре. Маруся отыграла в спектакле, оттанцевала с «Калинкой», переоделась в кремовую блузку с бантом и плиссированную юбку и спустилась из-за кулис в зал, переполненный веселящимся народом. Она весь вечер высматривала Воронова, но он в Дом офицеров не пришел. И это после всего, что между ними было! Вот и верь после этого в любовь. Разве что в злую… Зато Маруся, перемещаясь по залу и присоединяясь то к одной, то к другой группке знакомых, столкнулась с Иваном Трофимовичем и его Клавдией Матвеевной. Посыпались взаимные поздравления, пожелания, приглашения в гости… Когда Маруся уже собиралась отойти, Иван Трофимович ее остановил. – Марусенька, постойте. Хотел сказать вам еще кое-что. – Что, Иван Трофимович? – Я… пошел бы с вами в разведку. Не колеблясь. – Спасибо, – улыбнулась Маруся, – и я с вами пошла бы. Так что, если соберетесь в разведку, зовите… Началась дискотека. На медленный танец Марусю пригласил Юрий Артемьев, и она уже положила руку ему на плечо, когда сквозь толпу прижимающихся друг к дружке парочек к ней пробилась Катя. – Марусь, там тебя зовут, – с очень загадочным видом сообщила Катерина. – Кто? – Иди, сама увидишь… Маруся извинилась перед Юрием, который тут же подхватил за талию Катю, и выбежала в вестибюль. В вестибюле ее ждал Андрей. Вид у него был запыхавшийся, глаза блестели, в руках он держал корзинку с цветами. – Марусь, прости за опоздание! Встречал передачу с юга, задержался и чуть не пропустил встречу Нового года! Накопившаяся за вечер обида на Андрея улетучилась в одно мгновение. – Не верю своим глазам! Это же подснежники! Настоящие! Где ты их раздобыл?! – Мой друг в Крыму договорился в Никитском ботаническом саду, они там наловчились среди зимы подснежники выращивать… Без лишней скромности замечу, что операцию мы с другом провернули непростую! Операцию «Подснежник»… Прибыли полчаса назад военно-транспортным бортом. Нравятся? – Еще бы! Маруся взяла корзинку обеими руками и осторожно, чтобы не помять ни один лепесток, сунула в нее нос. Запах тонкий, едва уловимый. Запах весны! Подснежники пахли весной, которая пока еще далеко, но скоро непременно наступит… – Чудо просто… Чувствую себя героиней сказки «Двенадцать месяцев», – счастливо улыбаясь, сказала Маруся. – Я рад, – загадочно улыбнулся Андрей. – Ну, раз у тебя сейчас такое сказочное настроение, есть надежда, что ты благосклонно отнесешься к моему предложению. – И какому же? – Выходи за меня замуж! Маруся подняла на него удивленные глаза. – Замуж? Вот так, с бухты-барахты? – Маруська, отставить вредничать! Немедленно отвечай: «Так точно!» – обнимая ее, потребовал Воронов. – Не могу. Мне надо подумать, – заупрямилась Маруся. – Подумать? – хмыкнул Андрей. – Это настораживает. Твое «надо подумать» чревато, как всем известно, сногсшибательными, во всех смыслах этого слова, последствиями. Ладно, я сегодня добрый. Думай. Даю тебе ровно шестьдесят секунд. Время пошло. Пятьдесят девять, пятьдесят восемь, пятьдесят семь, пятьдесят шесть… * * * notes Примечания 1