Юрий Васильевич попросил ректора Николая Васильевича до его подписания обращения в правительство завизировать обращение наверх у своего зама по науке, членкора Владимира Григорьевича Мокерова. «Пожалуйста» сказал Иван Николаевич и пошел на прием к членкору и подписал у него документ. Камиль Ахметович перед подписанием обращения попросил у ректора – подойти к нему директору ЦВТ с материалами защищенного ТЭО. «Пожалуйста», со всеми материалами по НИР и ТЭО по заказу МО РФ Иван Николаевич пошел на прием в директорский кабинет своего бывшего первого оппонента по докторской диссертации. – Меня сейчас интересует только одна экономика и обоснование экономической целесообразности и конкурентоспособности вашего минифаба и спейсфаба, – сразу взял быка за рога академик. Иван Николаевич догадывался, что он переживал, что не его институту, а инициативной группе его коллеги-профессора достался выгодный государственный заказ по организации гибкого предприятия УБИС. Показанные Иваном Николаевичем экономические расчеты сразили его наповал. Кроме дешевизны гибкого производства с индивидуальной обработкой пластины буквально за сутки и даже меньше, можно было производить заказные УБИС с экономической целесообразностью их наукоемкой конкурентоспособности. Он подписал обращение Предсовмину с видимым удовольствием от удовлетворения научного любопытства: как, зачем, сколько? Хотел Иван Николаевич спросить Камиля Ахметовича о поддержке на предстоящих выборах, но опять постеснялся, был наслышан от подписантов Николая Васильевича и Олега Михайловича, что тот будет поддерживать трех «молодых докторов», которым еще не исполнилось 50 лет. Глава 16 Наконец, ректор Николай Васильевич организовал Ивану Николаевичу прием в ИФП РАН имени Капицы у директора-академика Александра Федоровича, сдавшего самым последним студентом-теоретиком «теорминимум» легендарному Ландау. Разговорились с вице-президентом после подписания обращения наверх с заполнением подписями всего списка: посылать письмо Черномырдину от имени вице-президента или ректора. – Посоветуйтесь с Николаем Васильевичем, Иван Николаевич. Пошел Иван Николаевич советоваться с ректором, тот, немного подумавши, сказал: – Уровень обращения наверх от подписантов должен быть самым высоким. От президиума в лице нашего выпускника вице-президента Александра Федоровича, как минимум… – Он задумался на несколько мгновений и спросил то ли самого себя, то ли Ивана Николаевича. – А может, надо задействовать максимум? Вдруг взревнует президент, что его вице-президент обходит стороной? Ведь ОИВТА всегда было оппозицией к ставленнику президенту ЕБ – раньше в лице соперника Осипова Велихова… А сейчас Андреева мы выставляем нашим флагом… А вдруг это президенту РАН не понравится, что вице-президент и ОИВТА опять бегут впереди президентского паровоза?.. Не знаю, Иван Николаевич, только посылать письмо от меня через нашу канцелярию несолидно… Решайте сами, вы ведь давно уже директор Центра Высоких Технологий, которого наш Ученый Совет поддержит на скорых выборах в академию, Сева мне звонил, что его институт вас рекомендует… Решайте, стоит ли президенту РАН писать свое обращение наверх или сопроводительное письмо к обращению вице президента с ведущими академиками-директорами ОИВТА… – А мы, действительно, можем подставить этим письмом уважаемого Александра Андреевича? Настороженное молчание ректора означало: в научно-политических играх возможно все, «такова спортивная жизнь», такова спортивно-научная жизнь от низов до верхов академии. Иван Николаевич утром по домашнему телефону позвонил Александру Федоровичу и попросил назначить ему время для приема у него после совещания с ректором. И кратко изложил суть проблематики выбора адресата обращения – от вице-президента или президента РАН? Тот живо и доверчиво откликнулся: – У меня в десять ноль-ноль научный семинар по проблемам сверхпроводимости… До него у нас мало времени для разговора… А после семинара я весь в вашем распоряжении… Хотите, приходите на семинар, послушать наших сотрудников, выходящих на защиту… – Отлично, буду на семинаре… – А потом мы подробно обо всем поговорим и расставим все жирные точки над буквами «и». И был разговор с вице-президентом, где большая часть его была посвящена возможностям и ограничениям материалом и тонкослойной металлизации в условиях сверхпроводимости при низкой и нормальной температуре. – Но я собираюсь патентовать свои решения архитектуры УБИС и интеллектуальных систем на пластине без всякой металлизации… – Но разве такое фантастичное решение проблемы наноэлектоники возможно, Иван Николаевич? – Конечно, возможно, причем в рамках моего минифаба и спейсфаба… А там и интеллект ДНК, как квантовых компьютеров, подоспеет для молекулярной наноэлектроники без необходимости воспользоваться сверхпроводимостью… – Так ведь вы меня и мои отделы ИФП лишите государственного финансирования… – В обозримой перспективе вряд ли, а что будет дальше, одному Господу Богу вселенной известно и понятно… После мозгового штурма было твердо решено, что вице-президент идет к президенту РАН со своим обращением наверх с самыми главными и авторитетными академиками Отделения Информатики, Вычислительной Техники и Автоматизации академии по проекту эффективного развития ЦВТ и минифаба. Наверное, отказался президент писать сопроводительную или дополнительное письмо Предсовмину по каким-то таинственным, никому неизвестным причинам в условиях ограничения средств государственной поддержки. Не сумел объяснить талантливый вице-президент заурядному президенту, что не требуется никаких затрат от государства. Все дадут отечественные инвесторы ТЭК, если им дадут льготы в таможенных пошлинах при закупках конкурентоспособного технологического оборудования, да еще дадут прикоснуться к кубышке зарубежных долгов стране от ее старых разнородных партнеров, которым не следует списывать долги и, тем более, отдавать тематику на откуп корыстным отечественным финансистов, делающим деньги из воздуха. Выдвинули Ивана Николаевича Ученые Советы Всеволода Сергеевича и Николая Васильевича на вакансию «вычислительная техника и элементная база», но снова на выборах-97 не добрал он нужных необходимых для избрания голосов. А «по молодым» избрали 39-летнего директора института молекулярной электроники Геннадия Яковлевича, всего полгода назад защитившего средненькую докторскую диссертацию, по личной рекомендации академика Камиля Ахметовича. Кого хотят, того и проводят, кого ведут, того и доводят хоть до кресла вице-президента и даже до высшего научного трона страны президента РАН – такова спортивно-научная жизнь с жесточайшими соревнованиями за академические высокие кресла. А ведь институт директора-членкора только наполовину выполнил свою часть НИР по контракту с Самсунгом Иваном Николаевичем из-за хронической давней неспособности доводить до ума новые прорывные технологические решения, неспособности вести перспективные НИР. Оборвал Самсунг свое финансирование и предложил Ивану Николаевичу довести свои исследования на отменных финансовых условиях в своих корейских палестинах, разумеется, с передачей всей или частичной интеллектуальной собственности. Подумал-подумал тот и отложил все это в «долгий ящик до лучших времен». Подумал с грустью, что «несовпадение во времени» его личных планов и общего хода неизвестно куда цивилизации работает против него. Когда есть такое несовпадение и сопротивление, лучше не бодаться со стеной, можно дуба дать и сыграть в ящик в одно мгновение, самому воспроизводя своим угасающим сознанием «эффект погибели». Только лучшие времена так и не наступали, институт ВВС Всеволода Сергеевича решили трансформировать в институт микропроцессорных систем (ИМС) членкора Бориса Арташесовича, с которым Иван Николаевич был с давних аспирантских лет «на ты». Только предчувствовал Иван Николаевич, что и ИМС РАН существовать в рамках академии от силы пять-семь лет, и не принял предложение членкора сохранить позиции главного научного сотрудника. Такова спортивно-научная жизнь, что на стыке веков и миллениумов, когда на Ученом Совете вуза выдвигался в членкоры новый избранный ректор вместо Николая Васильевича профессор Николай Николаевич (которого доброжелатели ласково величали «НикНиком, а недруги «КалКалычем»), вопрос с выдвижением Ивана Николаевича подвесился. Ведь новый ректор не только выдвинется, но и изберется с первой попытки на вакансию членкора… Новый ректор «КалКалыч» во всеуслышание объявил, что директора ЦВТ при вузе, как «стороннего элемента», не относящегося к митрополии, выдвигать нецелесообразно. Ему открыто, без околичностей возразили на Ученом Совете: – А как же раньше выдвигали его, Рыжикова и ряда других профессоров базовых кафедр?.. Центр-то существует, пустил корни, функционирует, финансирует вуз, есть достижения, наконец-то, московская земля выдана московским правительством под Центр… Да и Иван Николаевич не «чужой» в вузе, защитил здесь и кандидатскую, и докторскую… И финансами помог институту, когда сделал первостепенную НИР и ТЭО по государственному заказу МО России, и это тогда, когда все институтские хоздоговора рухнули, накрылись медным тазом… Поставил вопрос на голосование по выдвижению Ивана Николаевича ученик Камиля Магомедовича, математик Александр Сергеевич, высоко оценивающий вклад коллеги даже по алгоритмам и программам комплекса машинного моделирования технологий, приборов, систем УБИС. Голоснули, снова перевес положительных голосов на два больше, чем отрицательных. А при выдвижении на выборы-97 проголосовали единогласно… Между прочим, тогда членкор Александр Степанович проголосовал за выдвижение Ивана Николаевича, ибо сам выдвигался в академики (и стал им, избрался на вакансию «приборостороение»), пусть и «накидали» против него кучу голосов «против» его явные и тайные недоброжелатели на Ученом Совете вуза. Но дело выдвижения и выборов – все-таки азартное дело. Выдвинули Ивана Николаевича на выборы-2000 два крутых авторитетных академика Всеволод Сергеевич и Юрий Васильевич. Но Бог любит троицу. Пошел Иван Николаевич за поддержкой к академику, известному робототехнику Игорю Михайловичу, который когда-то наговорил ему кучу лестных комплиментов на защите докторской в начале 1985-го, будучи членом академического докторского Ученого Совета под председательством Олега Михайловича: «Это уровень членкора и даже академика». – Я посоветуюсь с Евгением Павловичем и Камилем Ахметовичем, позвоните, Иван Николаевич, через несколько дней. Иван Николаевич позвонил и узнал от его секретарши, что Игорь Михайлович лег в ЦКБ на обследование, никаких указаний не продиктовал. Вышел на выборы-2000 Иван Николаевич с двумя ходатайствами о поддержке и снова не добрал голосов. «Значит, так, научно-спортивная жизнь такова, какова она есть и больше никакова. Ждут тебя за границей, старик, на востоке и на западе, но не дождутся. А здесь в родных академических палестинах пора сворачивать манатки и резко или плавно, нет, все же плавно переключаться на независимые формы исследовательской полезной деятельности, – заключил Иван Николаевич. – Как-то так, в таком плане и в таком разрезе…» Можно жаловаться на официальных ученых коллег, как это делал часто Петр Петрович Караев, «мол, не пускают, перекрывают кислород», а можно и порадоваться природе «божественного Проведения» Природы Вселенной, направляющей творить в иных формах и содержаниях творца. Мало ли, что грешный человече предполагает, зато Вселенский Господь судьбой человече располагает, закрыв в частности три академических института, где ступала нога доктора-профессора Ивана Николаевича, не позволив развернуться в ЦВТ на выделенной мэром Лужковым земле московской. Но ведь изберись Ивана Николаевич в членкоры или академики АН, в силу корпоративной этики, никогда бы и не возжелал написать о перипетиях спортивно-научной жизни и о любопытных, не ведомых простым обывателям интригах и сражениях в высших академических сферах на уровне докторов-профессоров с членкорами и «бессмертных академиков со знаковыми фигурами вице-президентов-президентов. Можно равнодушно побурчать: «Ну и что, подумаешь, Америку открыл?» Только откройте критические страницы о деятельности биолога-генетика Петра Петровича Гаряева (в нашем контексте повествования П. П. Караева), идеями которого пользуются шарлатаны для облапошивания доверчивых индивидов и наживы на нездоровых людях с серьезными заболеваниями. Его критика псевдонаучной концепции «волнового генома» и сумасшедших идей на стыке квантовой биофизики и молекулярной биологии начинается со следующего неоспоримого факта. Что указанный директор Лингвистико-Волновой Генетики получил подложный диплом доктора биологических наук от общественной организации Высшей Межакадемической аттестационной комиссии (ВМАК), не имеющей ничего общего с ВАК РФ (где долгое время председателем работал Николай Васильевич Карлов). Членство Петра Петровича в трех или четырех общественных академиях также не действовало магически на делателей науки и технологий, каким считал себя Иван Николаевич, «чем бы дитя не тешилось, лишь бы свое дело профессионально делало», шутил он, общаясь с президентом отделения нейрокомпьютеров МАИ Александром Ивановичем Галушкиным. И тот, и другой «автоматически» значились-числились еще в нескольких общественных академиях, но они-то знали, что настоящей «серьезной» государственной академией была только одна, где платили 500 рублей академикам и 250 рублей членкорам в АН СССР и, соответственно 100.000 и 50.000 рублей в РАН. Иногда любознательному Ивану Николаевичу, присутствовавшему на организационном собрании отделения нейрокомпьютеров МАИ, казалось, что свое отделение его президент сделал действующей единицей только для того, чтобы выдвинуться простым членкором в большой РАН. На Ученом Совете «Кванта» он практически никогда не вдвигался по причине того, что его директор Владимир Константинович сам долго не мог избраться в членкоры, а потом и в академики РАН. «Селяви, такова спортивно-научная жизнь, когда первыми государственные коврижки получают деятели на высшей ступени научно-технической иерархии, – шутил Галушкин. – А в большой академии выдвижение от МАИ, РАЕН и прочих общественных академий не котируется. Россия такая страна, где непросто пробиться, таким непризнанным гением, как Караев в мафиозные кланы отделений РАН, а пробьешься на издыхании, так и все жизненные силы обесточатся, а Петр Петрович намерен жить долга, раз по его словам научился считывать информацию с одной ДНК и обеспечивать прием ДНК другого организма. Хоть верь, хоть не верь, хоть стой, хоть падай». Но ведь несколько раз Петр Петрович Караев сообщал Ивану Николаевичу по телефону о чудесном излечении больных с пораженной сетчаткой глаза, разрывом каналом спинного мозга, регенерации фрагментов внутренних органов, а то и самих органов и так далее и тому подобное… И под конец жизни все таки добился того, что его французский коллега нобелевский лауреат биолог-випусолог Люк Монтанье, 1932 года рождения за два года до своей смерти выдвинул П. П. Гаряева (Караева) на нобелевскую премию в 2020 году. Только к этому времени неожиданно для всех Петр Петрович умер от опухоли или отеке мозга. Сказочник Караев? Надо же, мистика двух напрасных смертей: Монтанье умер в 89 лет, но все же получил в 2008 году Нобеля за описание нового вируса Спида в 2008 году в 77 лет. А если бы получил Нобелевскую премии, не исчезнув в свои 78 лет и 9 месяцев Караев (Гаряев) – что бы сказали его оппоненты и официальные лукавые гонители и запретители? Утерлись бы и… Как тут не вспомнить первого научного фантаста-сказочника Лукиана, в фантазиях которого нельзя сомневаться только по одной причине: они имеют природу «правдивый историй», где земной ураган закидывает пилигримов на луну, где идут битвы особей за колонизацию Венеры и даже внутри громадного океанского кита длиной в 300 километров. Только правда и научная истина способна выстоять против авторитетов официальной науки, «бессмертных» академиков в отечественных и зарубежных палестинах… Так что не стоит кидать камни в сумасшедшие идеи Петра Петровича, не подкрепленные пока экспериментально, так и «тащиться» от его фантастических «излечений» и «регенераций органов». Но кто возразит и бросит увесистый камень в понятие: «В живой клетке, в геноме человека заключен Бог, если под Богом понимать природу, мыслящую Вселенную»? Только в случае Ивана Николаевича была одна «правдивая история» о пожилой женщине, у которой после прослушивания аудио-матрицы женского здоровья восстановился менструальный цикл и либидо и о ее старике-муже, у которого после прослушивания аудио-матрицы мужского здоровья временно восстановилась потенция. И она же, потенция либидо супруги свели старика в могилу. Только эта «правдивая история», пересказанная профессору Ивану Николаевичу его другом, доцентом Владиславом Антоновичем, помогла вспомнить множество случаев из жизни, с барьерами в памяти при проявлении «биоэффекта погибели», где молекулы ДНК и сознание гибнущего мозга одного живого гибнущего существа способны передавать информацию ДНК и мозгу другому бодрствующему живому существу. Морфогенетические и физиологические аспекты «биоэффекта погибели» потрясли сознание не только Ивана Николаевича и Владислава Антоновича, но и несчастного Олега Боисовича, который ради приближения к тайне «печати Бога» на папиллярных рисунках пальцев и линий на ладонях так и не написанной докторской диссертации расплатился жизнью не тривиального, а независимого эффективного исследователя. Есть звенящий нерв истории и генетическая наследственная цепь поколений сквозь времена и пространства для живого человека-творца, его пытливого независимого разума, когда умирающий, гибнущий человек никогда не смирится с «напрасной смертью», потому что всегда надеется на спасение, пусть при затухающем сознании, потому что хочет напомнить о себе близким и дальним людям земной судьбины – творите жизнь, а не смертью мучайте близких и дальних. С общими и различными генами разных людей есть ощущение общей судьбины и жизни, глубинной связи людей, сближенных волей природы, обстоятельствами пространства и времени. Причем «биоэффект погибели» не только потрясает человека, как в случае профессора Ивана Николаевича, но и дает возможность неожиданно вспомнить уколом в мозг о близких когда-то, уходящих в небытие людей. Чувствовал Иван Николаевич уход из жизни через этот «биоэффект» и деда, и дяди, и отца, и мамы… И уход героев этого отчасти драматического повествования: Дмитрия Александровича, и Владимира Андреевича, и Камиля Магомедовича, и Олега Михайловича, и Александра Сергеевича, и Всеволода Сергеевича, и Николая Васильевича, и Андрея Дарьевича, и Владислава Антоновича, и многих других замечательных людей, не вошедших в контекст мистического детектива. А вдруг биологу Караеву реально удалась идея экспериментального воплощения биофизического генератора, где с помощью лазера на ДНК можно было передавать волну от здоровой клетки для восстановления здоровья клеток и больных органов? А вдруг Караев и его «научные враги», которые украли его «ноу-хау» в Канаде и России, уже способны снимать информацию с больных или умирающих органов и с помощью ДНК-генераторов передавать информацию вокруг – и убивать, как убили Караева разрушением его мозга, с усилением мистического «биоэффекта погибели»?.. Ведь тогда все человечество находится под смертельной угрозой враждебной жизни преступной воли творцов погибели?.. Но пока живешь, надейся на лучшее и светлое в жизни, не призывай смерть напрасную из темных углов Земли и Вселенной черных дыр… Живи и твори свое дело жизни, для которого создан с первого мига рождения, появления на белый свет – не для погони за наградами и златом, за теми же погремушками общественного и государственного «академического» признания… Потому что побеждает в жизни не тот, кто преуспел в наградах и полученных благах, а тот, кто больше всего сотворил естественно-свободно и вдохновенно, не думая о положенном вознаграждении, сметая все это в сторону, как крошки с обеденного стола в тень ужасов несовпадения во времени и напрасной смерти с «биоэффектом погибели». Глава 17. Постскриптум Это случилось через несколько дней после того, как доцента Владислава Антоновича избрали деканом факультета «квантов». Иван Николаевич, узнав об этом, решил поздравить друга Владика сразу после своей заграничной командировки прямо в деканском кабинете. Он увидел пред собой моложавого, цветущего вида мужчину, добившегося реализации еще одной немаловажной цели в жизни. Владик попросил секретаршу сварить отменного крепкого кофе, ровно на две маленькие итальянские чашечки. За кофе, как ни в чем не бывало, сказал, как на духу: – Римма, между прочим меня отговаривала избираться в деканы… Это моя инициатива и влияние группы поддержки. Всех достали слухи, что ректор обуреваем реформаторским зудом по слиянию факультетов. К тому же впереди перспектива укрупнения факультетов в так называемые школы… Вот я и решился вступить в борьбу за деканское кресло, раз старый декан разболелся и не мог держать факультет в надлежащем виде… – Ты доволен, Владик? Он ответил не сразу, пожевал губами, после многозначительной паузы сказал, дернув щекой: – Кому-то я в этом кресле, как кость в горле… – Он погрозил пальцем, показывая на потолок и на стены. – Но ты же знаешь, Иван, что твой друг не пальцем деланный, ему любые интриги и катаклизмы нипочем, все ему, как с гуся вода. Правда, объявились такие странные доброжелатели, в основном, с базовых кафедр, которые хотят провести меня в профессора, без защиты докторской диссертации… Или лучше защитить докторскую по совокупности работ и научному докладу – как ты считаешь, что лучше? – Есть, что защищать-то, Владик, на что писать доклад? – спросил без улыбки Иван. Владик снова глубоко задумался и резко сменил тему разговора, улыбнувшись каким-то светлым перспективам в его жизни, помимо получения докторской степени и профессорского звания. – Болезнь декана меня самого озадачила… Выдвигаться, избираться не входило в мои ближайшие планы… Другим делом жизни я занялся перед этим на полную катушку, многажды контача лично и по телефону с твоим протеже Петром Петровичем… – Жив курилка? – вырвалось неожиданно из груди Ивана Николаевича. – Жив, борется за место под солнцем и, естественно, мечтает о Нобелевской премии… Только сдается мне, что в моих руках находятся не менее взрывоопасные материалы, которые тоже могли бы заинтересовать мировую научную общественность и, в частности, упомянутый Нобелевских комитет… Чуешь, Иван, куда занесло меня в моих частных дилетантских исследованиях? Иван Николаевич покачал отрицательно головой и ответил: – Пока не чую, просвети… – Просвещу я тебя дома, хоть сегодня, если хочешь… Римма поехала с сыном к родственникам в Калининград… Так что посидим и поговорим по душам… Караев многое бы отдал, чтобы посмотреть на мои собранные фотоматериалы по убийству жертвенного Олега, его отпечаткам линий правой и левой руки, кода жертвы… А также кода его трех убийц, до этого убивших Демарина… Представляешь объем досье материалов?.. – Пока не представляю, только смутно догадываюсь, – честно признался Иван Николаевич. – Это, действительно, дьявольски интересно, Владик. Как тебе это все удалось сфотографировать… – Не только сфотографировать, но и обработать фотоснимки, сделать увеличенные рисунки… Как когда-то я сделал нечто подобное с кодом на ладонях Демарина и моего родича, слушателя матриц Караева… Материал бесценный… Более того, есть фотоснимки ладоней и дактилоскопия папиллярных линий всего этого контингента и оперативников, убивших убийц Олега, так сказать, при попытке бегства преступников… – Вот это да, ты меня заинтриговал окончательно… Но зачем тебе понадобились коды убийц убийц – бандитов? – Осенило, что все это не случайно… Олег хотел, как ученый генетик, защитить докторскую на этом убойном материале… А я хочу сначала написать книгу, а там видно будет, что делать… Защищать докторскую по физмат наукам, биофизике или юриспруденции… Вот так-то, Иван, с твоей легкой руки и контактам с Караевым, можно вырваться на неведомые оперативные просторы… Честно скажу, мне как-то интереснее стало жить, вот в деканы подался, под кураж, потому что владею уникальнейшей секретной информацией… Прямо скажу, опасной информацией обладаю… – Даже так, опасной?.. – Опасной, Иван… Только тебя по старой дружбе и хочу посвятить в детали, поскольку ты раньше меня врубился в этот исследовательский процесс… Дело-то щекотливое… Я все материалы храню дома в специально изготовленном сейфе… Никому не показывал и не покажу раньше времени… Хочу книгу оформить, вот такие планы… Так что вечером прошу к моему шалашу… Я тебе все покажу и расскажу… Всё досье по кодам жертв и убийц, и вдобавок, убийц преступников… Если б ты знал, чего мне стоило концы с концами свести… Вот академик Шурик Стаканыч недавно снова проявил интерес к делу убийц Демарина, так я его аккуратно отшил, не в коня корм, ему интересна внешняя бутафорская сторона процесса приобщения – он, как «Свой парень» везде и всюду, точнее «Швой Парень», с желанием подсуетиться… От него толка, как от козла молока, даром, что козел – академик и член бюро отделения РАН… А тебе покажу с удовольствием всё, что есть, Иван… – Спасибо за доверие, Владик…