– Конечно, он заинтересовался моими изобретениями новых формальных нейронов, гораздо эффективней старых моделей Маккалока-Питтса… А еще – работами по созданию нейрокомпьютера и даже сверхбыстродействующего искусственного интеллекта на кремниевой пластине при ее индивидуальной технологической обработке перспективной наноэлектроники. А он мне настойчиво пытался открыть глаза на волновые тайны ДНК и геномов, несмотря на мой скепсис. Но я, честно говоря не предполагал, что он уже лепит горбатого с аудио-матрицами, излечением… Так быстро и парадоксально со скоростью кудесника-шарлатана… – Видишь, у тебя свой интерес… А у меня свой корыстный интерес любопытства с тайнами судеб двух близких индивидуумов с индивидуальными кодами жизни, на фоне человеческих геномов – материальных и волновых – и нейросетей живого и искусственного мозга… Собеседник Спорика, решив закончить беседу на шутливой весёлой ноте, с серьезным выражением лица, без всякого подобия шутовства в голосе, спросил: – Слушай, Владик, а у тебя случайно не сохранились дактилоскопические отпечатки твоего родича, ставшего жертвой аудио-матрицы, да и Демарина случайно? Вдруг тебе удастся первым приблизиться к тайне дактилоскопии ДНК и отпечатков пальцев и ладоней? – Что ты имеешь в виду? Извини, не врубился как-то в тему дактилоскопии… – Помнишь, у твоего любимого после Высоцкого поэта строки: «Стоишь, черты спитые…»? Спорик просиял и продолжил: – …На блузке видит взгляд всю дактилоскопию малаховских ребят… Конечно, помню скандальные стихи Вознесенского из его «Антимиров» на сцене Таганки… – И он радостно хлопнул себя по лбу. – Выходит, образно говоря, молодой Андрей видел наяву дактилоскопические отпечатки пацанов на блузке то ли девицы легкого поведения, то ли проститутки, что «чище Беатриче сбегает на перрон». Вот это поворот… У меня такого дара, к сожалению, нет: видеть всю дактилоскопию на одежде и очищать своими стихами проституток… Но ты меня натолкнул на мысль… Идея твоя: совместить хиромантию с дактилоскопией, может, и в дактилоскопии есть гибельные знаки… А развитие мое… Мне ничего не стоит найти отпечатки пальцев погибших, поскольку я могу зайти в гости к своей родственнице и вдове нашего зарезанного яхтсмена, дабы увидеть и зафиксировать на носители их дактилоскопию на посуде и прочем… Жди новых результатов… Не быстро, конечно, но в обозримой перспективе, между прочим, у меня есть и собственные наработки по узорам пальцев и их связи с идентификацией личности – в настоящем, а также прошлом и будущем… Он церемонно раскланялся и подал собеседнику руку без толики снисходительности руку. И еще вдобавок философически, немного мечтательно заметил: – Можно еще присобачить к нашей проблеме априорной гибельной внезапности человека уникальную и единственную в своем роде радужную оболочку глаз людей, но для этого надо быть офтальмологом с банком фотографий глаз. Это сложно, практически не реализуемо… Ограничимся пока хиромантией и дактилоскопией из внешнего мира и человеческим геномом и нейронами мозга живого, не искусственного интеллекта… Глава 2 У него был стародавний живой интерес к макромолекуле дезоксирибонуклеиновой (ДНК) кислоты, обеспечивающей вместе с рибонуклеиновой кислотой (РНК) и белками долговременное хранение и оперативную передачу из поколения в поколение генетического кода развития во времени человеческой жизни. Более того, ещё до пика своей изобретательской деятельности новых физических структур, элементов, схем и систем полупроводниковой электроники, им была сформулирована мечта исследователя и нетривиальная научная идея: живые клетки мужского и женского организма (попросту говоря спермы со сперматозоидами-живчиками и женскую яйцеклетку овуляции) исследовать чисто и корректно электронными и радиофизическими средствами. Это было элементарно поместить мужские и женские клетки в биочипы с входными и выходными контактами и исследовать их на предмет проводимости через подачу внешних электрических токов и электрических и магнитных полей: получив представление об их проводящих, изоляционных свойствах, возможно комбинированных, как у полупроводников, и прочих свойствах. А дальше исследовать электрические, электромагнитные, оптические спектральные и шумовые свойства ДНК мужских и женских клеток в широком диапазоне частот. От предельно низких частот до средних, высоких и сверхвысоких частот (СВЧ). То же самое сделать для оплодотворенной женской яйцеклетки живчиком – ведь все это элементарно в рамках развитой измерительной техники, «измериловки», которая была всегда под руками опытного экспериментатора, физика-электронщика Ивана Николаевича. И еще ему ужасно, из чисто человеческого любопытства хотелось самому не на картинке а «вживую» увидеть в микроскоп – электронный, туннельный, какой угодно, самый современный, хоть на основании рентгена – структуру живой ДНК макромолекулы человека, или ее след. Увидеть и удостовериться, что макромолекула ДНК имеет вид двойной спирали и как-то подивиться чудной совокупности наследственного материала, заключенного в клетке живого человеческого организма, или генома человека. Иван Николаевич вспомнил времена, когда он вел краткие дискуссии о человеческом геноме с одним специалистом-генетиком, кандидатом физмат наук Олегом Борисовичем Цариным, обещавшего, между прочим, показать ему в своем академическом институте общей генетики имени Вавилова двойную спираль макромолекулы ДНК на каком-то уникальном зарубежном электронном микроскопе-«мелкоскопе». Собственно через этого генетика Олега Борисовича, сына профессора кафедры катодной и вакуумной электроники (где ранее работал Владик), Иван Николаевич много чего интересного узнал об основоположнике в 1920 году термина «геном» для галоидного набора хромосом немецком биологе, профессоре ботаники Гансе Винклере. Именно от Олега Борисовича любознательный по жизни Иван Николаевич узнал, что у человека весь наследственный материал его соматической клетки представлен 23 парами хромосом, находящихся в клеточном ядре, а также клетка обладает множеством митохондриальных ДНК (Мт-ДНК). Пары хромосом представлены 22 парами аутосом, одинаковых у мужских и женских организмов и одной парой половых хромосом с хромосомным определением пола организма. Мт-ДНК человека содержат 3099734149 пар азотистых нуклеотидов на комплементарных цепочках нуклеиновых кислот, соединенных с помощью водородных связей. Есть природная стройность в материальном воплощении генетического кода человека в виде последовательности азотистых нуклеотидов – органических молекул, состоящих из нуклезоида и фосфата – служащих мономерными единицами полимеров ДНК и РНК, биомолекул живых земных организмов. От того же Олега Борисовича Иван Николаевич впервые узнал, что первые четкие снимки рентгенограмм структуры ДНК – «секрета жизни» – методами рентгенографического дифракционного анализа получила в 1950-1951-х годах Розалинд Франклин. А нобелевские лауреаты 1962 года Крик и Уотсон, предложившие в 1953 году красивую модель структуры двойной спирали ДНК на основании рентгеноструктурных данных Розалинд Франклин и Уилкинса, просто обязаны быть стать соавторами Франклин. Но 16 апреля 1958 года Франклин в возрасте всего 37 лет скончалась от злокачественной опухоли яичников, поэтому не могла быть нобелевским лауреатом через четыре года в 1962 году. Законное место не вовремя почившей в трио нобелевских лауреатов (четырех номинантов на Нобеля быть не может) занял ее коллега по лаборатории долгожитель Уилкинс. Почему-то в памяти Ивана Николаевича плотно засела фраза Олега Борисовича о несчастном биологе Франклин, не дождавшейся вручения ей вместо Уилкинса нобелевской премии: «Не повезло великой биологине Розалинд, ибо в ее англо-еврейском роду почти все женщины умирали от рака, причем большинство в фертильном возрасте, поскольку заболеваемость «женским раком» невероятно высока среди молодых высокообразованных и родовитых евреек-ашкенази». Самое примечательное в истории с генетиком Олегом Борисовичем было то, что он со многими коллегами из их вуза, включая Владика, был на защите докторской диссертации Ивана Николаевича на академическом научном совете по комплексной проблеме «Кибернетика», который возглавлял ректор-академик Олег Михайлович. Не исключено, что на Олега Борисовича произвела блестящая защита Ивана Николаевича с отменным научным и прикладным выходом, с внедрением результатов работы во многие организации и публикациями в престижных научно-технических журналах. Впечатлило и достижение высочайшего технико-экономического эффекта, и огромное количество положительных отзывов по результатам внедрения результатов докторской диссертации в ходе многолетних НИР и НИОКР во многие организации – производства, институты и фирмы Союза. Ещё до утверждения диссертации в ВАКе Олег Борисович стал частенько захаживать по вечерам на кафедру к Ивану Николаевичу и всегда находил в нем заинтересованного собеседника по проблематике ДНК-чипов, «генома человека», общей и радиационной генетике. Он был наслышан от разных источников, что Ивану Николаевичу сразу же после защиты несколько академиков, директоров академических институтов и членов ученого совета предложили возглавить отделы и лаборатории. Несколько раз Олег Борисович подкидывал вопрос, не смог ли бы Иван Николаевич в организуемую академическую лабораторию перетащить с перспективной темой исследования ДНК и РНК электронными и радиофизическими методами и его, генетика-кандидата наук в качестве ключевого исполнителя и носителя базовых знаний о человеческом геноме. – Ничего еще не определено по той уважительной причине, что я и сам еще не определился… – отшучивался Иван Николаевич. – Да и диссертация в ВАКе не утверждена. Выходит, и к академикам нужно идти после утверждения, к тому же еще неизвестно, придется ли ко двору академических институтов электронного профиля туманная тематика… А почему бы здесь в вузе не начать или продолжить перспективные исследования по ДНК и РНК в рамках хоздоговоров?.. – Здесь ставок нет на кандидатов и докторов-исследователей, да и договора не заключишь – вот почему, – отвечал грустно коллега, – а вам для избрания в членкоры моя помощь пригодилась бы с новой перспективной тематикой на стыке биофизики, биоэлектроники и генной инженерии… Вспомнилось почему-то Ивану, как Олег, когда они уже перешли «на ты», после ряда его вечерних посещений и душеспасительных дискуссий стал просить дать почитать «на недельку» диссертационный талмуд-кирпич, к тому же еще не утвержденный в ВАКе. Иван Николаевич удивился: – Зачем тебе, генетику, это? – Я же по общему образованию, инженер-физик, писал диплом на кафедре «катодной и вакуумной электроники», где работал отец. Отцу как-то не с руки было оставлять меня аспирантом на своей кафедре, вот и пришлось идти в аспирантуру в академический институт генетики. Душа-то всегда к генетике и изучению ДНК лежала… А сейчас возвращаться на отцовскую кафедру проблематично, у декана и нового заведующего кафедрой с отцом в его последние годы жизни испортились отношения. – А чего тебя, Олег, сейчас на интегральную электронику и моделирование технологий, приборов и схем потянуло? Неужели что-то, действительно, в моей диссертации тебя остро и глубоко заинтересовало, старик? – Самый общий подход применения уравнений математической физики к проблематике технологического и приборно-физического уровня. Мне это показалось архиважным… Вдруг и мои объекты исследования можно описать подобными уравнениями и моделями и далее использовать численные методы расчета. – А что ДНК и РНК макромолекулы никто не пытался промоделировать? Не обязательно с помощью уравнений математической физики, через другой формальный аппарат линейной алгебры, систем дифференциальных уравнений… Как-никак аналитические модели спиралей, двойных и тройных винтов в пространстве и времени сопрягаются теорией многомерных пространств – и что математики не вцепились блеснуть в этой теме?.. – Какие-то попытки были – у нас в математическом институте Стеклова, в Штатах, Англии – но без должного эффекта научной сенсации… Ну, даешь мне прочитать твой диссер?.. Тогда Иван Николаевич решил схитрить, совместив просьбу с неким элементом удовлетворения любопытства, сказал на чистом голубом глазу: – В принципе, с диссертацией ты можешь ознакомиться в нашем ученом институтском совете, и в том совете, где я защищался. Ведь диссертация имеет гриф «ДСП», так что тебе придется читать работу в библиотеку, под расписку… Но я тебе могу посодействовать, чтобы тебе в ученом совете дали «кирпич» на какое-то время «на вынос», для спокойного домашнего чтения… Могу позвонить ученому секретарю академического совета с уважительной просьбой… Но… – Что – но, Иван? – Ты мне обещал когда-то показать на электронном микроскопе вживую молекулу ДНК – помнишь? Или ее тень, образ, как у Розалинд… – Понятно, ты мне – я тебе, попробую убить двух зайцев сразу, но не гарантирую… – А какие трудности с «мелкоскопом» у тебя? Ты сам имеешь доступ к нему, Олег? – Раньше имел, а сейчас надо договариваться… Но попробуем, как-то решить эту проблему… Иван Николаевич решился позвонить своему первому официальному оппоненту академику Камилю Ахметовичу, мол, как, уважаемый директор института, не отдадите ли рецензируемую вами работу назад в руки будущего доктора наук? Академик высоко оценил труд соискателя. Самое главное, официально предложил соискателю возглавить лабораторию в его престижном академическом институте, перейдя в него со своей небольшой научной группой, и по совместительству стать заместителем базовой кафедры, тем более, по личной рекомендации ректора-академика Олега Михайловича. К тому же оба сильных и авторитетных академика, Олег Михайлович и Камиль Ахметович были первыми заместителями академика-секретаря Евгения Павловича в образованном отделении информатики, вычислительной техники и автоматизации АН. Только на аккуратную просьбу вернуть взятый талмуд-кирпич диссертации до ее утверждения академик Камиль Ахметович отреагировал странно и неадекватно: – Приходите ко мне сразу после утверждения работы в ВАКе в качестве доктора наук… Тогда и поговорим об организации вашей лаборатории, утверждении вас в качестве замзава базовой кафедры, которую я возглавляю… Все-таки я помню высокую рекомендацию и лестную для вас характеристику Олега Михайловича… Тогда и свою выдающуюся, так сказать, диссертацию заберете… Олегу Иван рассказал все, как есть и, как ему показалось, ничем не удивил генетика. Тот ухмыльнулся и пожаловался: – Тяжелые люди эти академики… Тебя, насколько я наслышан от знающих людей, скоро будут двигать в членкоры на ближайших выборах… Видишь, лаборатории, отделы в академических институтах предлагают… А наш тяжелый академик собирается сокращать наш институт, не дает, видите ли, генетика достойного вклада в народное хозяйство… Как бы и меня в институтский балласт не записали и не вычистили по первое число… – Давай, Олег, устрой доступ к твоему «мелкоскопу», хочу полюбоваться на ДНК и РНК… – Придется тебе допуск по первой форме оформлять в первом отделе… – отрезал Олег. – У нас старый мелкоскоп списали, а новый, купленный за бугром, возможно, по неофициальным каналам, требует ограничения доступа к нему и допуска по первой форме… – Не шутишь, чего его «секретить», раз мелкоскоп не вами разработан? Ты об этом раньше не говорил… Но игры с мелкоскопом стоят сожженных свеч и хлопот. Без проблем, хоть со второй формой, хоть с первой опасной формой. Олег Борисович посмотрел на Ивана Николаевича с удивлением и спросил упавшим голосом: – Даже с оформлением первой формы у тебя не будет проблем? – Даже с первой, Олег, мне уже приходилось повышать уровень допуска к госсекретам по потребностям научно-производственной необходимости – без проблем… Между прочим, я договорился по телефону с ученым секретарем научного совета… Подъезжай, читай, на один день тебе могут дать кирпич на вынос, с подачи соискателя… Так и не узнал Иван Николаевич, прочитал ли Олег Борисович его диссертационную работу. По факту было одно: к «мелкоскопу» для просмотра вживую молекул ДНК он не приглашался. Олег куда-то надолго исчез из поля зрения Ивана. От Владика он узнал, что Олега в академическом институте сократили. Как говорится в подобных случаях: «Не до мелкоскопов и прочих радостей жизни». Олег потом, через значительный промежуток времени, чуть ли не через девять-десять лет появился снова перед глазами доктора, профессора Ивана Николаевича… Причем тогда Олега чуть ли не за руку привел в лабораторию Ивана Николаевича Владик. Оба были встревожены не на шутку. Первым начал разговор Владик: – Представляешь, Иван, вот какая петрушка выходит… Когда бандиты убивали Демарина, Олегу в те мгновения передалось какое-то необъяснимое внутреннее мозговое волнение, связанное со страданием, злодейским убийством, исчезновением живой человеческой личности… – Передалось Олегу? – ошарашено спросил Иван. – Как, каким образом… В тот же самый день убийства Демарина?.. – Да в тот же самый день… Даже в тот же час… Даже в ту же минуту исчезновения жизни… – Сказал исказившимся голосом Владик. – Я же перед этим справился у судмедэкспертов о времени убийства Демарина… Это время практически одно и то же, что по данным судмедэкспертов, что по данным Олега… Был контакт живой души, мозга Олега с душой, мозгом умирающего от ран бандитских доцента … – Времена совпадают, – кивнул поседевшей головой Олег. – Через такие мистические совпадения седых волос шибко прибавляется… Этот жизненный опыт мне тяжело дался, мужики… Чего-то внутри души оборвалось от контакта душ в предсмертном стоне умирающего… – Он был знаком с Демариным, даже ближе был с ним, накоротке, в отличие, например, от меня и тебя… – пробурчал под нос Владик. – Олег, вообще, тонкая натура, даром что ли, генетик, спец по формам и развитию земной жизни… – Бывший генетик, но желающий стать и настоящим и осознать, промоделировать свой мистический опыт… – Вот для этого я и здесь, чтобы во всем разобраться… И в своих ощущениях, абсолютно достоверных тоже… – Это не шутка, – сказал серьезным голосом Владик. – Я перепроверил данные в милиции, у судмедэкспертов. – Какая там шутка, когда после этого седеешь на полголовы, если не на целую голову… – Горько кивнул Олег. – Это серьезная научная проблема, требующая своего решения как обретения смысла жизни… Когда они остались наедине вдвоем, Иван Николаевич спросил Владислава Антоновича: – Слушай, Владик, а у тебя было в жизни нечто подобное, что испытал Олег во время гибели Демарина?.. – Было, – тихо ответил Спорик, – когда умерла мать, – я это почувствовал остро, мощно и жутко… Что-то внутри содрогнулось, когда потрясение достигло сердца, души… волна, передалось волнение, тревога за жизнь близкого человека… А потом опустошение, потому что пришло понимание, что я ничего не в силах изменить… – Он задумался надолго, а потом спросил. – А у тебя было такое? – Было… Когда умирал дед, тоже подступила волна ужаса… Потом жуткое сердцебиение, частота пульса зашкаливала… А когда умирал утром отец утром, я проснулся от сильного толчка в сердце весь в ледяном поту… И еще были подобные случаи, только я барьеры на них в памяти поставил… – Наверное, у меня тоже был ледяной пот и сердцебиение, но это потом, а я просто остолбенел с вырубленным сознанием, как будто свет вокруг погасили… Но при гибели Демарина я ничего не почувствовал… Кстати, наш Олег недалеко живет от того места, где убили Демарина… – А в ранней спортивной юности, в свои пятнадцать лет, я остро почувствовал собственное душетрясение, когда за тысячи километров от меня разбилась на своем мотоцикле одна мою подруга-сверстница, потрясающе одаренная девушка, к тому же мастер спорта по мотогонкам. Её мать, врачиха рассказывала нам, что при отсечении шейных позвонков подопытных кроликов вблизи умирающих живых существ происходила окраска бесцветных жидкостей-индикаторов в черный и густо-бардовый цвет. Вот такой эффект распада жизни, гибели мозга, души кроликов… А еще был обнаружен страшный эффект мультиплицирования смертной энергии гибели людей, когда массовая гибель людей у инков и в концентрационных лагерях фашистов приводила к тому, что умирающие тела, мозг, душа генерировали мощную энергию распада, пронизывающую окружающее пространство… С сильнейшим воздействием на живые человеческие организмы, принимающие живые поля, волны гибнущих массово и страшно сородичей по разуму и крови… Глава 3