– Вот доктор Петр Петрович Караев просил познакомить его с вами, профессор Иван Николаевич, что я делаю с превеликим удовольствием. А теперь у меня куча дел по организации секционных заседаний, оставляю вас наедине для плодотворного контакта… Так профессор Александр Иванович Галушкин на руководимой им всероссийской нейрокомпьютерной конференции познакомил Ивана Николаевича с Караевым, о существовании которого Иван до этого дня не знал и не догадывался, как говорится, ни слухом, ни нюхом. Казалось бы, что все шито белыми нитками, если Галушкин, представляя одного своего приятеля и старого знакомца и другому приятелю-знакомцу, говоря о том как о «докторе». В те достопамятные времена и докторов, и кандидатов каких-то наук остроумцы-профессора именовали с высоколобых позиций на англо-саксонский манер: PhD или сокращенно «доктор». Только Иван Николаевич знал и другую особенность великого оригинала Александра Ивановича называть полное наименование представляемого доктора: например доктор технических наук такой-то, доктор физмат наук имярек и так далее. В перерыве между заседаниями Караев предложил Ивану Николаевичу пройти в какую-нибудь пустующую аудиторию «на десяток минут приватной беседы». Начал беседу куртуазно, но все же парадоксальным образом: – Александр Иванович рассказал мне о вашем успешном проекте создания минифаба наноэлектронных УБИС с индивидуальной обработкой кремниевых пластин. Вы уже сделали ТЭО и защитили его… Я впечатлен… А тут еще слухи о том, что ваш университетский научно-учебный центр высоких технологий, директором-организатором которого вы являетесь, получил от правительства Москвы около трех гектаров земли от московского правительства. А курировать направление биофизики и молекулярной биологии в вашем центре будет академик Мирзабеков, отечественный руководитель программы «Геном человека». Которого мне приходилось безуспешно просвещать по многим проблемам генома и не знающего, кстати, ответ на вопрос: как много информации памяти содержится в клетке ДНК и человеческого организма. А вы об этом знаете что-то, Иван Николаевич? – В общих чертах, как ни странно, имею представление, если стартовать от базиса, что в клетке ДНК содержится от одного до двух гигабайт памяти. В организме человека примерно 40 триллионов клеток ДНК и полтора триллионов нейронов в мозгу человека… Перемножаем и получаем… Караев пылко перебил его: – Мирзабеков больше химик, чем биофизик, как-никак выпускник института тонкой химической технологии имени Ломоносова… Вот и мою теорию и прикладные аспекты волнового генома принял в штыки: не удивительно: химик не понял биофизика, выпускника биофака МГУ, носящего то же имя гениального Ломоносова… Вот тогда я в отместку ему и предложил задачку для первокурсника: сколько генетической информации содержится в одной клетке ДНК и правильного ответа – примерно полтора гигабайта – не услышал… – Неужто Андрей Дарьевич этого не знал… – Иван Николаевич сделал небольшую паузу, вспомнив, что с подачи их ректора и по совместительству Председателя ВАК Николая Васильевича, он должен скоро контактировать с директором института молекулярной биологии имени Энгельгардта, заведующим их базовой кафедрой. Важно получить у Мирзабекова твердые гарантии стать научным руководителем биофизического направления центра высоких технологий в новом московском корпусе недалеко от руководимого им академического института молекулярной биологии. – Ведь это элементарно применить привычную для всех двоичную Булеву систему исчисления… – Да Булева система нулей и единичек понадобится нам для того, чтобы кодировать все количество информации в битах или байтах, которая содержится в геноме человека. – Караев всплеснул руками. – Вам как физику-электронщику это знать совсем не обязательно, но на жаргоне биофизиков последовательность макромолекулы ДНК кодируется методом чередования четырех видов молекул, которые обозначаются буквами A (аденина), T (тимина), G (гуанина) и C (цитозина). Каждая из этих букв, в свою очередь, может быть кодирована двумя двоичными битами – 00, 10, 11, 01. В том случае, когда эти два бита умножаются на 6 миллиардов – а именно такова длина генетического кода – и потом делятся на 8, то в итоге получается искомый объем генома, 1,5 гигабайтам… А дальше, как вы верно заметили: в среднем в организме насчитывается 40 триллионов клеток. Исходя из этого, информации в организме человека составляет примерно 60 зеттабайт. – Да, этот объем памяти впечатляет, к числу 6 справа добавляется 22 ноля. – Усмехнулся Иван Николаевич. – Но мне гораздо интересней в моих будущих симбиозных полупроводниково-биологических УБИС и наноэлектронных системах на пластинах распорядиться набором макромолекул ДНК с объемом памяти генома в полтора гигабайта. Меня интересует проблема записи и считывания информации в ДНК не методами редактирования генома генной инженерии с включением, удалением или перемещением фрагментов ДНК с помощью биофизических «молекулярных ножниц», а чисто электронными средствами подачи сигналов напряжения, управления токами, электрическими полями с использованием частот разного диапазона. От инфранизких и низких до ВЧ и СВЧ, даже радиационных средств, в случае необходимости при разработке космических радиационно-устойчивых схем и систем… Караев живо подхватил тему редактирования генома: – Вот «молекулярными ножницами» в институте Андрея Дарьевича владеют в совершенстве с использованием специальных и специфически спроектированных средств эндонуклеаза. Эти инструментальные средства нуклеазы создают сайт-специфичные двухцепочечные разрывы в ДНК в определенном участке генома. А далее индуцированные разрывы репарируются в процессе рекомбинации, что позволяет получать направленные мутации… – А как насчет мутаций ДНК, считывания и записи информации чисто электрическими средствами, токами, напряжениями, частотами и… Караев, словно не расслышав вопрос заинтересованного в ответе собеседника, продолжал монотонным голосом ментора: – Еще один метод перспективного редактирования генома основан на создании непатогенных вирусов для доставки генетического материала вглубь клетки… – Потом, словно вспомнив заданный вопрос, задумчиво покачал головой. – Вопросы записи и считывания информации электромагнитным полем в том или ином частотном диапазоне меня интересовали давно. Но я не догадывался, что это так актуально сейчас в вашей проблематике создания плотноупакованных УБИС и систем на пластине для земных и космических систем… – Ну, предположим, не сейчас, а в обозримой перспективе, – аккуратно поправил Караева Иван Николаевич. – Перед тем, как подарить мою книгу «Волновой Геном», я хотел бы выразить надежду на сотрудничество с вами, Иван Николаевич, и вашим подразделением центра высоких технологий, который будет развиваться под руководством блистательного академика Андрея Дарьевича, руководителя отечественной программы «Геном человека». – И дальше с заметной иронией в голосе. – Доставшейся ему по наследству от великих бессмертных академиков Баева, Энгельгардта… Между прочим, для осознания величия проблематики информации в ДНК, мозге и всем человеке необходимо знать данные прогноза, что к 2020–2025 годам общее количество всей цифровой информации, которую к этому времени создаст все мировое человечество, составит всего примерно 40–45 зеттабайт. А это к радости или сожалению значительно ниже объема клеточной информации ДНК только одного человека… – А знаете, что самое смешное в проблематике «Геном человека», возглавляемой у нас непробиваемым для новаций академиком РАН Мирзабековым Андреем Дарьевичем? – Нет, не знаю, – честно признался Иван Николаевич. – Отлично… Это тупиковое мировое направление науки, потому что выход от традиционных биофизических исследований человеческого генома – с тестовыми информационными биочипами для диагностики здоровья людей во всех странах, богачей и бедняков, как бы это помягче сказать, нерезультативно… Знаете почему? – Караев свысока поглядел на собеседника и, не ожидая от него немедленного или скорого ответа, сам ответил. – По старинке геном человека исследовать и интерпретировать нельзя, экономически порочно… Затраченные средства на исследование в мире проблемы «генома человека» обернутся пустошью, блефом только по одной немаловажной причине… – Он сделал глубокомысленную паузу и продолжил изменившимся в тембре голосом. – По той уважительной или неуважительной причине, что 99,9 процента всей генетической информации абсолютно одинаково у всех людей на нашей планете. А это в свою очередь означает, что геном человека содержит в себе лишь одну тысячную часть той уникальной информации, которая и отвечает за то, что конкретный человек становится неповторимым… Иван Николаевич именно тогда почувствовал, как у него сильно забилось сердце, когда он благодаря последней фразе Караева сформулировал для себя проблему «уникальности дактилоскопии ДНК», через отпечатки пальцев и узоры на ладонях человека. «Неповторимость человека, его идентификация заключена в крохотном объеме информации ДНК, что она может поместиться на магнитной дискете размером в три с половиной дюйма. – Промелькнула в голове пытливая мысль, как уколола мозг. – Но как извлечь эту информацию, отредактировать, что изменить жизнь и судьбу человека, увеличить, или укоротить его пребывание на цветущей или угасающей земле?» Честно говоря, Иван Николаевич дальше слушал Караева рассеянно и, как говорится, в пол-уха, тем более он уже держал в своих руках его многостраничный труд в твердом переплете «Волновой геном, 1994-го года издания, подписанного моложавым симпатичным, среднего роста, спортивного сложения автором-очкариком. У Ивана Николаевича не было никакого желания «осадить» или, как говорил герой Шукшинского рассказа «срезать» биофизика Караева. Ведь тот слышал его доклад по нейронным сетям в полупроводниковом исполнении на формальных нейронах, с линейной комбинацией «весовых» входных сигналов пороговыми элементами на сумматорах и вычитателях. Скепсис был очевиден, ведь мозг оперирует ансамблем в 1010 нейронов, а при нынешней микроэлектронной технологии можно от силы произвести нейронную сеть из десятков, сотен нейронов, от силы тысячи… Мысленно рассуждая о тайнах живого организма мозга в 1010 нейронов, Иван Николаевич с удивлением заметил, как его мысль передалась Караеву, заметившему с тонкой улыбкой на губах: – Читал, читал ваш учебник для вузов по численному моделированию полупроводниковых технологий, приборов и схем. Мысленно вам аплодировал, как герой книги Богомолова «Момент истины, в августе 1944-го», когда в сноске петитом прочитал что эффективность труда мозга, состоящего их десяти в десятой степени нейронов, и удивительной экономии потребляемой энергии до десяти ватт стоила по ценам МОГЭС парадоксально мало, десятую долю копейки, по советским ценам за электроэнергию. – Да, всего ноль целых, шестнадцать сотых копейки, – улыбнулся в ответ Иван Николаевич. – Выходит, вы, Петр Петрович, читали мой учебник, написанный на основе лекций, который я читал нашим студентам? – Прочитал с восторгом, хотя в вашей полупроводниковой интегральной электронике ни в зуб ногой… Караев надолго задумался после этих слов, и, выдохнув какую-то накопившуюся внутри грусть, глубокомысленно заметил: – И больше всего в вашем учебнике понравилась ваша изящная сноска по нейронным сетям мозга, мол, при расценке: один киловатт-час стоит две копейки решение задач колоссальной сложности интеллектуального исследователя за восьмичасовой рабочий день стоит ноль целых шестнадцать копеек… Только заметьте работа одного ДНК суперкомпьютера имеет выигрыш в многие и многие порядки… – Вот, видите, Петр Петрович, я знаю как на кремниевой пластине, или стопке пластин, разместить искусственный интеллект нейрокомпьютера на десять в десятой степени нейронов и больше, а вы знаете, как полезно задействовать ДНК чипы… А как насчет симбиоза искусственного полупроводникового интеллекта и живых чипов ДНК, геномов – не слабо? – Буду думать, Иван Николаевич, буду долго у мучительно думать… Но здесь должны быть сверх-идеи и с вашей и с моей стороны… С моей стороны, это развитие идеи волнового генома для наноэлектронной полупроводниковой искусственной нейронной сети… – А с моей стороны, коллега, трехмерные – по поверхности и вглубь кристалла – элементы и сети, не требующие многослойной металлизации, когда выход каждого элемента или нейрона, соединяется с входом соседнего элемента и нейрона. Пассивного или активного нейрона в зависимости от его возбуждения или нет при пороговом принципе функционирования. – Без металлизации трехмерных нейронных сетей – это круто… – Покачал головой Караев. – А вы этот проект в фонд фундаментальных исследований не посылали. – Посылал, и выиграл двухгодовой грант в фонде Володи Фортова, правда, с мизерным годовым финансированием… – Я не столь везучий пока по части отечественных и зарубежных грантов… Но надежды юношей питают… Меня поддерживают некоторые отечественные бизнесмены… Видите, книгу помогли издать… Обещайте, что прочитаете «Волновой геном», мне интересно ваше мнение… – Конечно, прочитаю, – Иван Николаевич пожал плечами, – только со временем у меня напряжонка, так что…. – Но я же почитал ваш труд… – И вдруг его лицо озарилось счастливой детской улыбкой. Сверкнув очками, Караев выдохнул. – А знаете, кто меня надоумил прочитать ваш учебник? Ваш и мой старинный приятель, генетик Олег Царин. – Олег куда-то исчез с горизонта… – Зато он все же прочитал досконально вашу докторскую диссертацию, Иван Николаевич… А исчез с горизонта по уважительной причине… Вы перешли со своей группой в институт академика, вашего шефа, руководителя аспирантской работы. А Олег, думал, что вы со своей группой перейдете в институт вашего соавтора нашумевшего обзора в «Зарубежной радиоэлектроники» академику Юрию Васильевичу… Там работа вещего Олега под руководством вашим и Юрия Васильевича была бы оправдана и эффективна… А из института общей генетики Олега вынудили уйти по сокращению штатов… Олег работал в лаборатории, возглавляемой моим университетским однокашником, вместе с которым мы вмести писали дипломы и кандидатские работы на кафедре молекулярной биологии МГУ… Чуть-чуть и моего университетского друга, завлаба не сократили, между прочим, не только одного вещего Олега… – Вот как… И вещий Олег канул в Лету?.. – Почему же канул?.. Вашего вещего Олега перетащил в Станкин на кафедру физики, которую там возглавил профессор Гладун, трудившийся под началом вашего незабываемого Очевидного и Невероятного… Но ваш вещий Олег меня подвиг на одну нетривиальную идею – хотите расскажу? – Конечно… – У вещего Олега был мистический опыт осознания через пространственное волнение факта исчезновения рядом жизни: мозг убиваемого, нет, уже убитого человека выдал сигнал или волну смертельного ужаса исчезающей жизни… Мозг вещего Олега воспринял этот сигнал или волну помимо своей воли… Вот и я работаю над биофизическим генератором, где с помощью лазера на ДНК смогу передавать волну от здоровой клетки или органа, для восстановления здоровья клеток и больных органов… А можно снимать информацию с больных или умирающих органов и с помощью ДНК-лазеров передавать информацию вокруг… – И даже убивать, Петр Петрович?.. – И даже убивать – но не невинных, а преступников-убийц, лишивших жизни человека… Олег мне рассказал, что он почувствовал сигнал, волну исчезающей жизни человека, когда его убивали… самое любопытное, у меня тоже был такой странный мистический опыт… Когда мне передавалось волнение, когда где-то, неважно рядом или на большом расстоянии внезапно исчезала жизнь дорогого мне человека, близкой родной души… Вот тогда-то и возникла в мозгу идея волнового генома, потрясения сознания мыслящего живого существа, состоящего из ДНК молекул, передающим волнение «смертельной индукции» другим мылящим существом, состоящим из подобных ДНК клеток… Но ДНК клетка не мыслит, должен быть мозг, состоящий из ДНК нейронов… Тайна живого мыслящего мозга, человеческого сознания, взаимодействия живых сознаний через вакуум, где спрятано нечто, связанное с мировым вселенским разумом… Вот и вещий Олег подтолкнул меня к оригинальному решению проблемы, которой я и сам озадачился когда-то… Только пока не знаю, насколько продвинусь скоро… Глава 4 Иван Николаевич неожиданно для себя вспомнил то, что никогда до этого не вспоминал: о произошедшем с ним, Владиком и их проректором по учебной работе Дмитрием Александрович на спортивной базе Политехнического института под Махачкалой. Почему не вспоминалось до этого, а вспомнилось именно после знакомства с Караевым, разговоров с ним на общую опасную тему «смертельной индукции» исчезающей жизни? Наверное, из-за чувства вопиющей, некомфортной для души неловкости, стеснительности напоминания о чем-то глупом и нелицеприятном. Это же было дико и неестественно, после выступления доцента Ивана Николаевича на пленарном заседании всесоюзной конференции, над которой на правах хозяина шефствовал ректор Политеха Камиль Магомедович, выпускник их вуза и бывший заместитель заведующего кафедрой «Вычислительной математики», ректор предложил отметить в узком кругу научной успех докладчика на спортивной базе их института. Иван Николаевич был безмерно рад, что лично Камиль Магомедович так высоко оценил его доклад, ведь тот был великим асом в вычислительных методах численного моделирования сложных процессов, первым учеником академика Олега Михайловича, многолетнего ректора и заведующего кафедрой «Вычислительной математики». Владик еще в самолете на ту конференцию рассказал, что его старинный друг Камиль защитил докторскую в их институте в 35 лет и сразу же был назначен ректором только что созданного Дагестанского политехнического института. «Представляешь первый ректор первого Политеха в Дагестане, это, возможно, покруче всей поэзии народного поэта, героя Соцтруда аварца Гамзатова… А Камиль – даргинец… Так что у аварца-героя летучие, любимые народом «Журавли» в небе, а у даргинца Камиля первая синица дагестанского Политеха в руках…» Спорик не был бы Спориком, если бы не добавил каплю инакомыслия в свой пассаж о великих сынах дагестанского народа: «Журавли никогда бы не зазвучали на аварском языке, не взлетели на музыкально-поэтический небосклон, если бы им всесоюзный и мировой взлет не обеспечила бы музыка еврея-композитора Яна Френкеля и перевод на русский язык с банально-беззубого подстрочника еврея-переводчика Наума Гребнева…» Их командированная троица, сразу после прилета из Москвы в Махачкалу и размещения в гостинице, была приглашена к ректору Политехнического института, в роскошные домашние апартаменты. Во время застолья с изысканными многолетними коньяками договорились о том, что после окончания конференции они останутся в Махачкале на один-два дня, чтобы прочитать профессиональные лекции заинтересованным студентам соответствующих специальностей. Как говорится, без лишних проблем. Но «реальный» доклад по программе конференции был только у Ивана Николаевича. И он сделал его уверенно и под кураж, даром, что ли, привез с собой плотно упакованный тубус с плакатами «наглядного материала» из Москвы. Легко и непринужденно ответил на множество вопросов слушателей из зала, где присутствовали не только союзники докладчики, но и соперники-оппоненты из разных научных школ со всех бескрайних просторов Союза, от Калининграда и Прибалтики, до Сибири и Дальнего Востока. Наверное, председательствующий доктор физмат наук, профессор Камиль Магомедович, потрясенный услышанным и увиденным собственными глазами, сразу после заседания предложил Ивану Николаевичу перейти «на ты» с обращением друг к другу по имени без отчества. Камиль Магомедович во время импровизированного банкета с легкой закуской и фруктами совершенно не пил коньяк, только виноградную водку, кизлярку, потом кизиловую водку, в минимальных количествах, как дегустатор-профи. Это Иван Николаевич оценил острым наблюдательным глазом дегустатора с незабываемых аспирантских времен, когда ему открылась божественная истина дегустации: «Прекращай дегустацию, вообще потребление алкоголя, как только притупляется чувство наслаждения вином, когда вино пьётся, как обычная вода без благоговения перед солнечным напитком богов». Владик, глядя на замедлившего темп и количество потребления марочных коньяков коллеги-докладчика, тоже сбавил обороты. Лишь Дмитрий Александрович не унимался в компании заводного молодого проректора Политеха Али, поддавая жару на алкогольном фронте. Потом ректора вызвали в институт по какому-то срочному неотложному делу, тот раскланялся и быстро покинул веселую компанию. Под вечер, после нового возлияния, перед отбытием ко сну, проректор Али предложил «размяться» и сыграть в мини-футбол «два на два» на мягком борцовском ковре спортзала. Себе в компанию Али взял молодого парня, борца вольного стиля, мастера спорта, а Дмитрий Александрович стал исполнять роль тренера на скамейке запасных, корректируя возгласами успешные и не очень действия своих московских институтских коллег, Ивана и Владика. Потом тренер хлопком остановил игру при победном счете в пользу Москвы и попросил Ивана и Владика «под ручки» сопроводить его до одноместного номера. Двухместный номер коллег был рядом. Перед уходом к себе Владик предусмотрительно предупредил: – Дмитрий Александрович, в случае чего, мы рядом… В стенку постучите, если что… Только ни в коем случае не закрывайте дверь вашего номера изнутри… – А я и не собирался закрываться на ключ… Хотел только на защелку, на крючок… – И на крючок не надо, – Владик переглянулся с Иваном и еще раз настойчиво повторил. – В случае чего, мы рядом, имейте это в виду, не стесняйтесь… – Спокойной ночи, футболисты, хорошо, что обыграли хозяев, на победной волне усну… – Спокойной ночи, – дуплетом выдали Иван и Владик, приятных снов на новом месте… – Может, и нам обломится новый сон на новом месте, – сказал Владик. Только новый сон им не обломился, а случился форс-мажор. Иван и Владик в полной тишине проснулись одновременно, мгновенно переглянулись и рванули в комнату проректора. Тот лежал на полу, только что съехав со смятой кровати и прохрипел одно полное слово и обрывок второго: – Сердце… Нитро… – последним условием воли показал руками на свой пиджак, повешенный на спинке стула. – Нитроглицерин? – спросил Владик. Не получив ответа от лежащего внизу на полу проректора, рванулся к пиджаку, вытащил из его внутреннего кармана нужные таблетки. Обратился к Ивану: – Наливай в стакан воду… Прямо на полу приподняли голову Дмитрия Александровича, заставили проглотить таблетку нитроглицерина и запить ее водой. Осторожно вдвоем возложили обессиленное тело на кровать, и замерли на мгновение-другое… – Чего делать-то, Иван? – Надо вызывать скорую… Но это лучше сделать через Али… Возможно, и на базе есть свой доктор среди команды борцов… Я – за Али… Придется беспокоить и будить… Владик взял руки Дмитрия Александровича, лежащего на кровати с закрытыми глазами, то ли дремлющего, то ли временно потерявшего сознание, внимательно поглядел на обе ладони и грустно свистящим шепотом выдал: – Смотри, Иван, на левой ладони руки налицо обрыв линии жизни, а на правой – после островка, в одном и том же месте, налицо продолжение линии жизни… Иван Николаевич автоматически поглядел на визуальное открытие своего коллеги-хироманта Владика и побежал будить Али и вызывать врача или скорую помощь. Как-то все обошлось и устаканилось. Али нашел доктора среди команды борцов. Тот снял кардиограмму, измерил давление, дал какие-то новые сердечные снадобья… Во время этой процедуры Дмитрий Александрович не проронил ни слова… Сидел на кровати неподвижно и морщился от того, что явился причиной неожиданного медицинского вмешательства и бытовых сложностей…