– Ну, и как? – Пахло листопадом. – Я бы сказала, муравьиной кислотой. Знаете, лес в сентябре пахнет ею, аж нос щиплет. – Вам виднее, – почесала бессознательно нос Марина, будто его укусил муравей. – Ну всё же удовольствия какие-то в жизни совместной были? Не всё же одна кислота? – Скорее да, чем нет. – Сейчас их почти нет, ты хочешь сказать? – А что, заметно? Тома шмыгнула носом: – Я это чувствую по твоим духам. – А что с духами не так? – встрепенулась Марина. – Сладковаты. Стремление к сладостям всегда говорило о нехватке любви. Да, удовольствия стали дороже, – рассуждала вслух Тома. – Поэтому мы их растягиваем, словно они резиновые. – Она махнула налитые себе пятьдесят коньяка и закусила печенькой. – Мир изменился, я знаю, – скромничал в парфюмере ангел. – Сейчас заниматься любовью без презерватива – всё равно, что без любви. – А я привыкла уже без любви, в смысле ты права, мне не с кем. – Это дурная привычка. Женщина должна трахаться, непременно и лучше даже сразу пока есть влюблённость, не дожидаясь большой любви. Её ведь может и не быть. Марина отвлеклась от губ соседки и вспомнила своего ночного незваного гостя. «Могла ли я рискнуть? Могла, пожалуй, но не рискнула, что-то её остановило. Интуиция? Порядочность? Отсутствие навыков? Не хватило легкомысленности. А где их было взять – лёгкие мысли, если голова забита сплошь тяжёлыми». – Женщине это необходимо чтобы не постареть раньше времени. А вообще, чисто профессионально признаюсь вам: женщину делает аромат, именно аромат. Только он может вознести её так, чтобы мужчине хотелось носить на руках. Они сами об этом не всё знают. – Ты про духи? – уже начала комплексовать по поводу своих Марина. – Я про рот. Именно он – источник поцелуев. Если там всё в порядке со вкусом, то и с поцелуями проблем не будет. «Может в этом причина? Вроде я почистила зубы», – снова вспомнила она своего попутчика, и ей срочно захотелось дыхнуть себе в ладонь, чтобы ощутить свой запах, но Марина сдержалась и только улыбнулась. – Гормональная диета – самая опасная для женщины, – продолжала жевать печенье Тома. Она ела его осторожно, как кошка, сначала принюхиваясь потом разламывая на две половинки, между которыми лежал крем, и только слизав его, она принималась за мучной скелет. – То есть у вас с этим всё в порядке? – Ну, по-разному бывало. Жизнь возила меня такими троллейбусами, что врагу не пожелаю: там толпа, и все хотят вытянуть счастливый билет, и когда понимают, насколько безнадёжно это занятие, выходят на первой попавшейся остановке… Чёрт знает за кого. И любимой была, и любовницей. – Есть разница? – Чем дольше в любовницах, тем сильнее ощущение, что становлюсь проституткой одного клиента. – Ну, ты скажешь. – Я знаю. Проститутками не становятся, даже не рождаются, ими пользуются. Очень грустно быть пользой, только узнаешь об этом потом. – А где ты его нашла? – спросила скорее по инерции, чем из интереса Марина. – Для меня знакомиться не проблема, целоваться проблема, я же начинаю анализировать всю подноготную, всю поджелудочную, в силу своего профессионализма. Особенно женские духи, мне кажется у меня на них уже стойкая аллергия, да и на мужиков, от которых разит другими женщинами. От этого пахло мужеством. Началось всё с банального, как-то зашла после работы в кафе, а там он: «– Кофе будете? – Да. – А шоколад? – Откуда вы знаете про мои эрогенные зоны? – Мне всё время подсказывают оттуда, – ткнул он пальцем в небо и снова уставился на меня. – Что вы на меня так смотрите? – Пытаюсь разглядеть жену». Ты же знаешь, ночью легче знакомиться. Потому что в результате естественного отбора остаются, как правило, люди, которые точно знают чего хотят. А те, что не знают спешат на последнюю электричку метро. Они бегут прочь от приключений, и их можно понять, завтра вставать на чёртову работу и надо выспаться, а не переспать. В общем, мы влипли друг в друга. Он без ума от меня, я без ума от него, – налила себе ещё немного Тома. – Кинули мозги на полку и любили друг друга так, что рыдали и кровати, и пол, и соседи. – Какое расточительство, – перебила её улыбкой Марина. – Да, мне пришлось выкинуть всю старую мебель, чтобы пригласить его пожить в моей голове. На тот момент у меня в голове была сплошная альтернатива: второе высшее или второй раз замуж? Хотя я-то понимала, что кофе – это не тот напиток, после которого можно рискнуть будущим. Знаете аксиому кофе: что с него начинается, то им и заканчивается. Марина снова выпала из беседы: «Воскресенье для неё всегда было слишком мало, чтобы понять его умом. Это последняя черта, за которой тебя ждут свои будни с чужими тараканами в голове. Но сегодня они решили захватить и воскресенье. Вот, а хотела просто спокойно почитать и выспаться». – У тебя бывает такое, что какой-то мотивчик как засядет, так и гоняешь его в голове целый день, – продолжала полоскать своё бельё Тома. – Так вот у меня там бывший. Гоню его, а он всё приходит. А у тебя что с бывшими? – Что-что, звонят. – Вот и мне звонят. Я всегда их волновала и буду волновать, как море любви, в которое им больше никогда не окунуться. Но с этим другое дело, я чувствовала себя с ним женщиной… Уходит такой мужик и всё, ни чувств, ни женственности. Одна тупая хандра по всему горизонту. – Глаза Томы заблестели, словно бриллианты при виде света. – Иногда, гуляя, мы брались за руки, – ушла Тома дальше в свои воспоминания, – будто боялись, что кто-то сможет разбить нашу чашу любви. Осколков кругом бродило полно. Не только осколков, но и огрызков, и объедков некогда большой любви, это было видно по их грустным как осеннее небо глазам. Иногда я писала ему письма, нет, не на бумаге, в своей голове, лягу на диван и пишу, длинные проникновенные, ставлю, как положено, точку в конце, потом… комкаю и в корзину. Чёрт, не могу, не хочу ставить точку. Хочу продолжения. Марина не верила в разговоры по душам с незнакомыми людьми. Но как бы она ни пыталась от них отгородиться, ей очень важно было чужое мнение. Она понимала, что все так или иначе от него зависят, в особенности те, кто этот факт отрицает. Так они и боролись где-то в глубине сознания, своё и чужое, демонстрируя, что если чужое мнение – это отражение того, что ты существуешь, то своё – того, что ты живёшь. – А ты всё больше молчишь, – ощутила холодок равнодушия к её россказням Тома. – Не обращай внимание. Одиночество – это моя среда. Я там как рыба в воде. Хочу-молчу, не хочу – тоже молчу. Как мне бороться с одиночеством, я не знаю. – От настоящего одиночества у женщины только два средства: либо выйти замуж, либо развестись. – Это уже было, не хочу повторяться. – Я тоже, бывает, лежу в одиночестве думаю: «Мужика бы». А потом сама себе: «Да ты вспомни своего героя последнего, а оно тебе надо?» – У тебя вино есть? – Хочешь выпить? – Нет, хочу поговорить. * * * Инь: Как давно мы не гуляли вместе в парке. Янь: Что даже листья опали. Инь: Как давно мы не ходили в кино. Янь: Что даже оно стало цветным. Инь: Как давно ты не делал мне массаж. Янь: Что у меня эрогенные зоны стали зонами. Инь: Как давно ты меня не целовал. Янь: Что губы целуют друг друга. Инь: Как давно ты меня не любил. Янь: Что я даже не знаю, что такое разлюбить. Инь: Как часто мы ссоримся. Янь: Что без этого уже скучно. Инь: Как часто мы молчим. Янь: Потому что и так понимаем. Инь: Как часто идёт дождь. Янь: Что даже глаза не сохнут.