В ее голове пронеслось цунами мыслей: пожарная сигнализация… чашки на сушильной доске… Паула говорила, что Топси бродила по полям… Льорет… Несс… и деньги. Много-много денег. Все это обретало смысл. Все обретало явный и жестокий смысл. Она достала телефон и написала подругам: «КОГДА МЫ ВСТРЕТИМСЯ ЗАВТРА, Я ДОЛЖНА ВАМ КОЕ-ЧТО РАССКАЗАТЬ». Глава 39, Где в садовом центре не раз вспоминают Клеопатру И Лиз, и Пэт обе знали, что их ждет не обычное заседание их четвергового кофейного клуба. Они поняли это по сообщению Тельмы накануне вечером, но, размышляя об этом позднее, обе признавали, что догадаться можно было и раньше: события предыдущих нескольких дней вызывали сильное ощущение, что что-то назревает и близится к развязке. Лиз опоздала на одиннадцать с половиной минут. Утром Джейкоб позвонил ей перед своим первым днем в «Скел Хилл» и сообщил точные и подробные инструкции по поводу пятничного обеда («Аркхэмский гриль-сэндвич» и макаронные колечки — не в форме Бэтмена, а обычные — и они должны лежать на одном краю тарелки, не касаясь фрикаделек «Луна» на другом, плюс один ломтик белого хлеба без масла). Эти инструкции были озвучены дважды (от третьего раза спасло только то, что Леони отобрала у него трубку), и Лиз поспешила в «Теско»; теперь все компоненты дожидались своего часа в морозилке. Пэт опоздала на четырнадцать минут. Обстановка за завтраком была такой же натянутой, как и предыдущим вечером. Пэт читала о семьях, которые столкнулись с подобными откровениями, провели последующие беседы с правильными словами и прошли это испытание с высоко поднятой головой. Но о чем говорить после? Завтрак с Родом и Лиамом — королевское жаркое из лучшей продукции фермерского магазина — прошел в молчании, несмотря на ее активные попытки завязать беседу и растущий страх, что эту проблему не разрешить никакими разговорами. Прохладную атмосферу (и ее личные сценарии будущего, где Лиам переезжает в Сохо, обрывая все связи с семьей) внезапно нарушил Ларсон. Он, прихрамывая, вошел на кухню с окровавленной лапой, в которой торчали осколки стекла, и с болью и возмущением предъявил им ее. За этим драматическим появлением последовала паническая возня с полотенцами, горячей водой, дезинфицирующим средством и отрывистыми приказами. Кончилось все тем, что Пэт держала таз с горячей водой и антисептиком, Род убирал осколки, а Лиам заключил Ларсона в утешительные крепкие объятия, которые, казалось, распространились на всю семью. К тому времени как Род и Лиам погрузили Ларсона в «Ленд Ровер», готовясь нестись в ветеринарную клинику, все стало не совсем как раньше, но определенно двигалось в этом направлении. А потом, когда Род заводил машину, Пэт услышала, как он осторожно спросил Лиама, не хочет ли тот посмотреть матч на большом экране в пабе «Сноп», и Лиам столь же осторожно ответил «да», после чего Пэт пришлось удалиться в кладовку, чтобы поплакать в одиночестве. Пэт взяла кофе (без пирожных — ее ждал поход в тот новый бутик) и присоединилась к подругам за их любимым угловым столиком. Сегодняшний день разительно отличался от вчерашнего солнечного. Было прохладно и серо, а двери на веранду были плотно закрыты, словно говоря: «Посмотрели на весну, и хватит с вас». Тельма сразу перешла к делу. — Кажется, я знаю, что произошло с Топси, — заявила она. Подруги посмотрели на нее. — Ее убили? — спросила Лиз. (Как буднично прозвучало это слово.) Тельма кивнула. — Думаю, да. Пэт поняла, что затаила дыхание. Она чувствовала себя как в тот ужасный миг на аттракционе «Пепси Макс» — за мгновение до того, как вагончик нырнул в то, что казалось бесконечностью. — Итак, кто же это был? — Она вдруг пожалела, что все-таки не взяла тот кусок торта. — Прежде чем я скажу, — голос Тельмы был спокоен и тверд, — я хочу, чтобы вы обе хорошенько подумали. Вы правда хотите, чтобы я вам рассказала? — Конечно, хотим. — Пэт приготовилась к падению. — Нет, подождите. — Тельма вскинула руку. Независимо друг от друга Лиз и Пэт представили, как подруга входит в своем зимнем пальто от «Маркс энд Спенсер» в полицейский участок Норталлертона, заявляя на Рокки. — Если я вам скажу, вы обе будете вовлечены в это дело, обе. И я хочу, чтобы вы понимали, что это значит. Заявления в полицию, часы допросов — и это самое малое. Возможно, даже суд, где вас могут вызвать в качестве свидетелей. Внимание прессы. — Но ведь этого не избежать, — возразила Лиз. — Но тебя это не коснется. Это не ты обратилась в полицию. Преступник будет знать только, что я на него донесла. Пэт подумала, что в словах Тельмы определенно имелся смысл. Она может спокойно уехать отсюда, а кто-то другой сделает то, что должно быть сделано, и скажет то, что должно быть сказано. — И тебя это не обидит? — спросила она. Тельма покачала головой. — Нисколько, ведь это мне Топси сказала, что кто-то хочет ее убить. — Нет. — Тельма и Пэт едва узнали голос Лиз (как и сама Лиз, если уж на то пошло). — Если кто-то убил нашу хорошую знакомую, я хочу приложить руку к тому, чтобы этот человек понес наказание. Мы в долгу перед Топси и совершенно точно в долгу перед Келли-Энн. — Полностью поддерживаю, — сказала Пэт, устыдившись своих прежних мыслей. — Хорошо, раз вы обе уверены. — На сто процентов, — подтвердила Лиз. Тельма помедлила, собираясь с мыслями, и сцепила пальцы. — Сегодня утром я сделала телефонный звонок. В некую компанию, занимающуюся каталогами, по поводу заказа, который был сделан несколько месяцев назад. — Она полезла в сумку, и Пэт узнала один из каталогов из стопки рекламной почты, которую они просматривали несколько дней назад. Тельма вздохнула. — Давайте вернемся к Рокки и тому отвратительному мошенничеству. Совершенно отвратительному мошенничеству. Она осеклась, поняв, что внимание Лиз приковано к кому-то на другом конце зала. Повернув голову, Тельма увидела, что на входе, у стенда «Обмен книг», стоит Келли-Энн. Сегодня она была в оттенках фиолетового: ежевичный жакет, лиловая блузка, сиреневая юбка. Это производило более мрачный эффект, чем привычный розовый. И выражение лица — точно не Бланш Дюбуа, скорее Клеопатра, когда ей приносят известие о женитьбе Антония. Эти мысли мелькали в голове Тельмы, и она едва успевала возносить молитвы о поддержке и готовиться к противостоянию, которое, как ей казалось, ее ожидало. Однако Келли-Энн интересовала не Тельма, а Пэт. — Я скажу вам ровно одну вещь. — Ее голос разнесся по кафе в садовом центре, привлекая внимание персонала и клиентов. — Не лезьте в чужую жизнь. Пэт попыталась что-то ответить (и неоднократно), но Келли-Энн не умолкала. Очевидно, она хотела сказать больше одной вещи. — Скажите мне, вы гордитесь собой? Запудрили мозги молодому парню, подтолкнули его к неприятностям. Вы получили от этого удовольствие? А ваш муж в курсе, что вы натворили? Три часа! Я только что провела три часа в полицейском участке. И прямо сейчас Льорета допрашивают. Девятнадцатилетний мальчик, Пэт! Как вам не стыдно! Поверить не могу, что вы оказались способны на такое. Я думала, вы мой друг! Тельма оценила артистизм всего этого спектакля: эффектная поза, вес перенесен на одно бедро, выразительные жесты, взволнованный голос — остальные посетители кафе не сводили с нее глаз, и она поняла, что Келли-Энн прекрасно осознает этот факт. Какие бы эмоции она ни испытывала, они усиливались от наличия зрителей. — Эта женщина. — Теперь Келли-Энн обратила внимание на аудиторию и обвела комнату вызывающим взглядом. — Эта женщина, — палец с розовым ногтем указал на грудь Пэт, — подбирает беспомощного и избитого парня в одном чертовски плохом месте и манипулирует им, заставляя пойти в полицию и ввязаться в кучу неприятностей, которых он мог бы избежать. Голос понизился, и она резко переключила свое внимание на Лиз. — Разве я не просила вас? Разве я не сидела с вами вчера на этом самом месте, умоляя не вмешиваться? — Гнев теперь сменился чем-то более мягким, более печальным, более уязвимым. — Вы даже не представляете, насколько сильную боль мне это причиняет. — Келли-Энн. — Что-то в голосе Лиз заставило ее умолкнуть. Она не пыталась перебивать Лиз, как Пэт. — Келли-Энн, сядь. Тельма, кажется, знает, что случилось с твоей матерью. Ее лицо стало совершенно пустым, непонимающим. Келли-Энн потеряла весь запал и села за стол. — Я не понимаю, о чем вы говорите? — Твоя мама, Келли-Энн. — Голос Лиз был мягким, но в нем чувствовалась стальная решимость. — Тельма знает, что случилось с ней той ночью. — Это был несчастный случай. — Нет, не несчастный случай. — Но полиция сказала, что это несчастный случай. — Голос Келли-Энн начал набирать обороты. — Полиция, Лиз. Трагическое стечение обстоятельств. Послушайте, я не могу больше… — Келли-Энн… — Так сказала полиция, это есть во всех отчетах. — Келли-Энн. — Этот тон Лиз привел в чувство не одного рыдающего ребенка. — Мы думаем, что твою мать умышленно убили. Келли-Энн вскинула руку с розовыми ногтями, как бы отгоняя эти слова. — Нет, — твердо заявила она. — Нет, я не готова это слушать. Так вот. — Она опустила руку и оглядела подруг, говоря негромким, но страстным голосом (теперь Джоан Кроуфорд, подумала Тельма): — Я не собиралась это говорить, но я больна. Я чувствовала себя очень усталой, не просто усталой, а вымотанной. Изможденной. Думала, из-за горя, но я была у врача. Они сделали анализы. Я ездила в госпиталь на обследование. — Мне жаль это слышать, — сказала Тельма, размышляя, что же добавить дальше. — Там что-то есть. — Келли-Энн смотрела на них; ее глаза были хрустальными от слез, а голос упал до приглушенного шепота. — Они говорят, там что-то есть. Все трое уставились на нее. — Я больна, — выдохнула она, — я правда больна. Тельма вознесла еще одну быструю молитву о наставлении, в то время как Пэт приготовилась к тому, что Келли-Энн снова набросится на нее. Но тут заговорила Лиз: — Келли-Энн. Во второй раз за это утро Тельма вспомнила о Клеопатре. Только на этот раз ею стала не Келли-Энн, а Лиз. — Келли-Энн, — повторила она. — Как ты могла?