Часть 2 из 19 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Она осторожно направилась к окну на противоположной стороне трейлера и вдруг почувствовала запах дыма. Он усиливался. Пожар. Мэг с ужасом подумала о двух газовых баллонах, один из которых был открыт, питая обогреватель и холодильник. О полном баке дизельного топлива. Они могут взлететь на воздух в любую секунду.
— Ной! Просыпайся, быстро!
Она хотела открыть дверь, но замерла. Вдруг кто-то пытается выгнать их наружу? Нельзя исключать такую вероятность.
— Что происходит? — Ной резко сел, растерянный и сонный.
— Бери куртку, иди сюда! — Она отперла дверь, опустила ручку, нажала. Но дверь не открывалась. Мэг надавила плечом. Тщетно. Ударила сильнее. Ничего. Запах дыма усилился. Он струился из-под кровати. Мэг заметила оранжевое сияние через маленькое окошко, выходящее в кабину машины. Огонь. Ной начал кашлять.
Кто-то запер их. Они в ловушке — человеческое мясо в консервной банке, готовой вот-вот взорваться.
Сосредоточься. Паника убивает. Думай. Включи логику…
Дрожащими руками Мэг подняла жалюзи и попыталась открыть окно. Заблокировано. Потом начала биться в окно напротив, ломая ногти. Тоже наглухо закрыто. Лихорадочно осмотрелась. Огнетушитель. Мэг вытащила его и со всего размаху ударила его дном в большое окно над столом. По стеклу поползли трещины. Еще два удара, и наружу посыпались осколки. Дождь, ветер, снег залетели внутрь, обжигая ее лицо.
— Ной, сюда. — Она смахнула огнетушителем осколки с нижней части рамы. Обернула Ноя одеялом и помогла ему подняться на скамейку. — Сейчас я спущу тебя вниз, хорошо? Как только окажешься на земле, беги. Как можно дальше, наверх, от моря. Я тебя найду. Давай!
Дождь промочил ей свитер, пока она помогала Ною выбраться наружу. Он встал на гравий. Посмотрел наверх — белое лицо, огромные глаза.
— Давай! Беги!
Он повернулся и побежал, маленькая фигурка на тоненьких ножках в сырой, черной ночи.
Мэг протиснулась в окошко ногами вперед и опустилась на гравий. Протянула руку, чтобы достать нож. Но вдруг почувствовала сильный удар в затылок. Ее тело завибрировало и замерло. В голову вступила острая боль, опустилась по позвоночнику до кончиков пальцев. В глазах зарябило. Мэг попыталась развернуться, сделать шаг вперед, убежать, но колени подогнулись, и она упала на землю.
Новый резкий удар, теперь по ребрам. Она почувствовала, как треснула кость. Задыхаясь, Мэг попыталась откатиться прочь, подняться на колени и на руки. Уползти. Боковым зрением она видела, как языки пламени лижут ее фургон, как их раздувает ветер. Клубился едкий, удушливый дым. Мэг встала на четвереньки. В глазах потемнело. Нужно убираться отсюда, пока не взорвались баллоны. Она выставила вперед руку, но кто-то схватил ее за волосы и резко развернул.
Небо разрезала молния. И тут она увидела.
Его.
Он посмотрел ей в глаза. И в ту же секунду, потерявшись во времени и боли, она увидела на его лице абсолютное хладнокровие. И поняла.
Поняла с горькой, тяжелой уверенностью. Да, у ее книги появился конец — но она никогда его не напишет. Потому что теперь она знала, что это он. А еще точно знала… Что сейчас умрет.
Глава 1
Четырьмя неделями ранее.
Сиэтл.
— Сегодня у нас в студии снова автор детективов Мэг Броган.
Стамос Статхакис, ведущий «Вечернего шоу», вытянул ноги и закинул один ковбойский сапог на другой, согнувшись под странным углом в квадратном ярко-оранжевом кресле. Мег сидела напротив него в таком же кресле, слишком низком и стоящем слишком близко, и жалела, что не надела брюки: пришлось сжать колени и отвести ноги в сторону, чтобы более-менее прилично выглядеть в строгой юбке.
На столе рядом со Стамосом лежал экземпляр ее последнего романа «Незабытые грехи». У них за спиной на огромном экране во всю стену отображалась холодная, заснеженная обложка. Художник переделывал ее несколько раз, пытаясь уловить мрачное настроение «скандинавского нуара». Впереди, под ярко освещенным помостом, на котором они сидели, блестели в темноте глаза зрителей студии. И в эту темноту Стамос бросил свою фирменную, заговорщическую улыбку, которая как бы обещала: сейчас мы разберемся с этой дамочкой.
Прости, Статхакис, но нет.
Однако пульс у нее все равно участился. Она подумала о Джоне, своем женихе, наблюдающем за ней из-за кулис вместе с ее издателем. В студии было жарко. Неприятное чувство смущения поселилось в груди. Она умела держаться перед камерами, но всегда чувствовала себя неуютно.
— До создания настоящих криминальных романов Мэг была известна своими дискуссионными статьями в «Сиэтл таймс». Прежде чем стать автором криминальной рубрики «Таймс», она прошла нелегкий путь: начала младшим репортером и со временем получила многочисленные награды за статьи на тему преступления и наказания. Потом появился популярный блог, и ее все чаще начали приглашать на телевидение в качестве эксперта, чтобы получить комментарий по самым заметным делам. Ее первая книга, «Ты моя: История одержимости», попала на полки и в рейтинги «Нью-Йорк таймс» пять лет назад. С тех пор Мэг занимает первые места в списках популярный авторов. И теперь, в своем новом романе «Незабытые грехи» — он выходит в продажу завтра, — он поднял книгу. Камера показала ее крупным планом, — Мэг отправляет нас в готическое путешествие, тема которого — ненадежность памяти, а задача — пролить свет на старое, леденящее душу дело, которое вовсе не было забыто. Мэг, спасибо, что сегодня ты с нами. Можешь немного рассказать о последней книге?
Она улыбнулась, подавив желание убрать волосы назад.
— Это история Глории Лалофс, которую в детстве изнасиловал отец в амбаре на их семейном ранчо в Миннесоте, но ему попытались помешать два мальчика из соседней резервации. Отец Глории убил мальчиков вилами и закопал их прямо в амбаре, на глазах у семилетней Глории. Это преступление хранилось в тайне пятьдесят шесть лет. Глория, травмированная увиденным, вытеснила из сознания все воспоминания об ужасном происшествии, как и о постоянном сексуальном насилии. И только в шестьдесят лет она решилась сообщить о том, что начала вспоминать.
— Но полиция не нашла никаких записей о двух пропавших мальчиках из резервации, — добавил Статхакис.
— Да. И отец Глории все отрицал. Полиция ей тоже не верила. У нее была уже поздняя стадия рака поджелудочной железы, большую часть жизни она была алкоголиком и сидела на лекарствах из-за симптомов старческой деменции. Расследование было приостановлено.
— Пока ее история не попала в газету.
— Да. Журналисты привезли радар для подземных исследований. В мерзлой земле, на которой когда-то стоял амбар Лалофсов, были обнаружены какие-то неясные очертания. Новые владельцы земли дали согласие на раскопки. Были обнаружены человеческие останки — двух мальчиков, сбежавших из резервации больше полувека назад. Показания Глории подтвердили в суде, и Ханса Лалофса, которому было уже почти девяносто лет, в прошлом году осудили и посадили в тюрьму за двойное убийство и сексуальное насилие.
— Думаю, это очень много значило для Глории, которая умерла всего три месяца назад с твоей книгой в руках. Словно она дожидалась этого решения, чтобы мирно уйти в мир иной.
— Я отправила ей черновой вариант. — Голос Мэг слегка задрожал. Она прочистила горло. — Правосудие может оказывать сильный психологический и психический эффект.
— Думаешь, именно поэтому правосудие настолько важно жертвам и их семьям? Эта своего рода месть — то, что преступник пойман и наказан, — приносит чувство удовлетворения?
— Не думаю. По моему опыту, из разговоров со многими жертвами, обвинительный приговор — опустошающая победа. Тут скорее дело в чувстве освобождения. Во время расследования дела, арестов, суда жертва и ее близкие попадают в своеобразный застой. Их жизнь замирает. Но когда дело закрывают и негодяя наказывают, когда они узнают правду о том, что случилось, то наконец могут горевать свободно. Отпустить свое старое «я» и начать жизнь заново.
Ведущий недолго помолчал, потом наклонился вперед.
Мэг напряглась.
У ведущего была выработанная манера общения. Он любил застать врасплох с двусмысленным вопросом, обычно прямо под конец интервью, и камера немедленно направлялась на гостя — прежде чем тот успевал выйти из неудобной ситуации. Мэг посмотрела на часы, висевшие на стене студии. Вопрос может прозвучать в любую секунду.
— Для этой книги ты брала интервью у Ханса Лалофса.
— Я не пишу историю, пока не пообщаюсь с преступником, он — антигерой моей книги. Я всегда выбираю дело, отталкиваясь именно от него.
Или ее.
— Ты говорила, что твой идеальный антигерой, иначе говоря злодей, — тот, у кого, как кажется, есть все: привлекательная внешность, харизма, шарм, успех, любовь, богатство, острый ум, уважение, талант, — все, о чем мечтает каждый человек. Потому что он — наименее вероятная кандидатура на арест за убийство. Это делается ради продаж?
Мэг улыбнулась.
— Это делается потому, что это самое универсальное и коммерчески выгодное решение, оно задает всю структуру истории. Я училась у лучшей в нашем деле, у Дэй Ригби — она стала для меня своего рода наставницей.
— Но Ханс Лалофс не слишком вписывается в это описание, верно? Он хромой старик, хронический алкоголик, влачил жалкое существование, пытаясь выжить за счет бесплодного ранчо. Не слишком коммерчески привлекательно. — Он еще сильнее подался вперед, прямо к ней, и пристально уставился Мэг в глаза: — Так почему? Почему это дело? Чем тебя так затронула история Ханса и Глории?
Мэг сглотнула. Она чувствовала взгляд Джонаха из-за кулис, чувствовала его мысли. Чувствовала, что следующей фразой Статхакис нанесет финальный удар.
— Ну… Меня всегда изумляли искажения памяти. Как это происходит, какова их роль в криминальных расследованиях, опознаниях, судебных процессах, приговорах. Как нас может обманывать собственный разум, защищая от боли. И это дело подошло безупречно. Забытое преступление. Но не полностью стертое из памяти. В каком-то смысле оно просачивалось в подсознание Глории всю жизнь. Заставляло ее выпивать, вредить себе, не давало построить нормальных отношений. Думаю, история Глории найдет отклик в душе каждого из нас.
Две секунды Статхакис молча пристально смотрел на нее.
— Значит, это не твоя потеря памяти — собственная засевшая глубоко внутри необходимость вспомнить убийство — заставила тебя взяться за это дело?
Бах…
— Простите?
— Твоя родная сестра, Шерри Броган, была жестоко изнасилована и задушена двадцать два года назад. На тебя тоже напали и, решив, что ты мертва, бросили без сознания, лишив воспоминаний о случившемся. Твой собственный отец умер в тюрьме, отбывая срок за убийство, верно? Возможно, именно это подсознательно подтолкнуло тебя к делу Глории Лалофс? Возможно, именно поэтому ты посвятила жизнь историям о преступлениях, пытаясь понять, что творится в голове у монстров, живущих среди нас и убивающих людей? Если копнуть поглубже, то справедливость нужна тебе. На самом деле, — он мягко постучал себя кулаком в грудь, не сводя с нее пронзительных глаз, — все дело в тебе. В твоем прошлом. Ты пытаешься понять почему.
— Мое прошлое, — медленно и глухо ответила Мэг, пристально глядя ему в глаза, — никак не относится к моей работе. Я начала писать о преступлениях в колледже, когда изучала английскую литературу и психологию. В кампусе произошел бунт студентов. Я оказалась свидетелем этой истории. Я написала об этом в университетскую газету. Я писала о продолжении этого дела в университетскую газету и в «Таймс». Потом, пока была студенткой, продолжала работать как фрилансер. После выпуска мне предложили работу в «Таймс».
— Ясно. — Статхакис откинулся назад. Снова эта улыбка. — Но ведь нельзя отрицать, что все мы — порождения нашего прошлого, верно, Мэг? Как бы мы ни пытались это замаскировать, нас формирует подсознание. Когда-нибудь ты напишешь ее, историю Шерри Броган? — Он выдержал паузу. — Или эту историю ты написать не сможешь?
Краешком глаза Мэг увидела, как издатель в панике машет ей рукой: потерпи, сдержись, почти все. Джонах словно окаменел.
Мэг улыбалась, сложив руки на коленях. И молчала. Ведущие на радио и телевидении ненавидят паузы. Она смотрела ему прямо в глаза, предупреждая, что он достиг последней черты.
— В этой истории точно есть все необходимые тебе коммерческие элементы, — подсказал он. — Зловеще соблазнительный, губительно привлекательный молодой антигерой из бедного района. Парень, который работал волонтером в местном приюте для животных. Он насилует и убивает золотую девочку Шелтер-Бэй, королеву бала, навсегда расколов и изменив жизнь городка и его обитателей. Все американские ценности, вся невинность утрачена. Возможно, рассказав эту историю, ты обретешь исцеление, как Глория Лалофс. Мэг, ты никогда не боялась, что тайна, скрытая в глубинах твоей памяти, могла изменить финал и твой папа не оказался бы в тюрьме?
Она вскочила на ноги и потянулась к микрофону, прикрепленному к блузке.
Он поднял ладони вверх, словно капитулируя:
— Не переживай.
Потом улыбнулся зрителям. Видите? Я смутил знаменитого писателя детективов. Продемонстрировал вам ее уязвимые места.
Он снова поднял вверх ее книгу.
— «Незабытые грехи». В продаже с завтрашнего дня. Мэг Броган, спасибо, что присоединились к нам в «Вечернем шоу».
Прозвучали аплодисменты. В темноте началось какое-то движение. Послышался кашель.
Мэг отстегнула микрофон и бросила на стул. Она повернулась, спустилась с помоста и пошла к Джонаху и своему издателю, стуча по деревянному полу высокими каблуками, с горящим лицом. Статхакис поспешил за ней. Положил руку ей на плечо. Мэг резко повернулась к нему, пылая от гнева.