Кейт задержалась у стола секретарши: – Сильвия, скажите, нет ли у вас пустой переговорной комнаты или кабинета, где могли бы побыть моя дочь и ее няня, пока мы будем заняты? – Конечно. Я о них позабочусь. Дорогу к кабинету Гордона вы знаете, – сказала она и повела Хильду и Аннабел по коридору в другую сторону. Гордон стоял у двери своего кабинета. – Доброе утро. Входите, – сказал он, пожал руку Харрисона, коротко кивнул Саймону и протянул руку Кейт. Его ладонь была пухлой и влажной. Кейт попыталась освободить руку, но Гордон сжал ее пальцы крепче и обнял ее. Кейт сделала вдох, отстранилась и села в одно из трех кожаных кресел перед столом Гордона. – Хотите кофе или чая? – спросил Гордон, не сводя глаз с Кейт. Харрисон кашлянул. – Нет, спасибо. Давай поскорее покончим с этим. Гордон отошел к своему письменному столу, едва заметно кивнул и одернул края жилета. Только после этого он сел. Саймон всегда говорил, что Гордон – зануда и воображала, но Кейт отлично знала, что при всем том Саймон пусть нехотя, но отдает должное блестящим способностям Гордона в управлении финансами. – Сегодня перед нами печальная задача, – начал Гордон, и Кейт вздохнула в ожидании продолжения. Гордону всегда удавалось выглядеть так, словно он сошел со страниц романа «Холодный дом»[20]. – Я уверен, что вам известно, Харрисон, в завещании вашей жены со всей определенностью сказано: половина ее имущества отходит к вашей дочери, а часть, в виде доверительной собственности, вашей внучке. Харрисон кивнул: – Да, конечно. Я был здесь с Лили, когда она делала эти распоряжения. Кейт посмотрела на отца. – Не думаю, что это правильно, – возразила она. – Хватило бы только доверительной собственности для Аннабел. Остальное должно было отойти к тебе, папа. На взгляд Кейт, в деньгах они с Саймоном не нуждались. Они вполне достаточно зарабатывали в плюс к ценным бумагам Кейт, и в свое время ее родители подарили им очень щедрый чек, позволивший Кейт и Саймону приобрести земельный участок и построить собственный дом. – Нет, Кейт. Так хотела твоя мама. Точно так же посту пили с имуществом ее родители. А мне деньги ни к чему. Мне просто жаль, что ее нет с нами… Его голос сорвался. – Но все же… – произнесла Кейт, однако Саймон прервал ее: – Я согласен с твоим отцом. Если она так хотела, мы должны с уважением отнестись к ее воле. Тень пробежала по лицу Харрисона. Кейт показалось, что в его глазах мелькнуло раздражение. Ее тоже покоробило вмешательство Саймона. Не его это было дело, и не стоило ему ничего говорить. – Должен согласиться с Саймоном, – проговорил Гордон, и Кейт опустила голову. Она-то отлично знала, чего стоит Гордону согласиться с Саймоном хоть в чем-то. – Имущество весьма значительное. Тридцать миллионов Харрисону и тридцать тебе, Кейт, из которых десять в виде доверительной собственности отходят Аннабел. Кейт знала, что сумма будет значительной, но все же была удивлена. Наследство, доставшееся от матери, прибавлялось к миллионам, оставленным ей бабушкой. Немалая часть этих денег была использована на создание Детского кардиологического фонда, обеспечивающего бесплатным лечением детей, не имевших медицинской страховки. Фонд брал на себя все расходы, включая оплату жилья для родителей на то время, пока дети находились в больнице. Кейт и Харрисон – оба они были кардиохирургами-педиатрами – принимали больных со всей страны, и средства фонда помогали им посвящать значительную часть своей деятельности оказанию бесплатной помощи. Кейт села прямее, наклонилась вперед. – Я хочу вложить часть денег в качестве доверительного взноса в фонд, – сказала она Гордону. – Ты сможешь организовать встречу с Чарльзом Хэммерсмитом, чтобы он мог обсудить это с нашим поверенным? – Конечно, – кивнул Гордон. – Сразу же займусь этим. Саймон кашлянул. – Может быть, стоит немного повременить и подумать, сколько именно денег мы решим вложить в фонд, до встречи с ними. Гордон перевел взгляд с Кейт на Саймона и вернулся к ней. Он ждал ее ответа. – Договорись, пожалуйста, о встрече, Гордон, – сказала она, повернула голову к Саймону и натянуто улыбнулась: – У нас будет достаточно времени, чтобы это обсудить. Гордон сложил ладони и склонился к столу: – Не знаю, как быть… пожалуй, просто скажу вам. Он выдержал драматичную паузу. Все в ожидании смотрели на него. – В чем дело? – не выдержал Харрисон. – Мне звонила Лили. – И снова пауза. – Это было за день до того, как… она… Кхм… в общем, она попросила меня никому об этом не говорить… но теперь ее нет… словом, она хотела приехать и внести изменения в завещание. – Что? – одновременно вырвалось у Кейт и Харрисона. Гордон печально кивнул: – Как я понимаю, вам ничего об этом неизвестно? Кейт посмотрела на отца. Тот побледнел. – Нет, мы ничего не знаем, – сказала Кейт. – Ты уверен, что она хотела встретиться с тобой именно для этого? – Совершенно уверен. Она подчеркнула, что хочет сделать это в присутствии нотариуса. Я вынужден был сообщить об этом полиции, естественно. И хотел, чтобы вы об этом узнали. Харрисон шагнул к столу Гордона: – Что именно сказала моя жена? Щеки Гордона покраснели. – Я только что сказал. Она хотела изменить свое завещание. Ее последние слова перед тем, как она повесила трубку, были: «Буду признательна тебе, если это останется между нами». Кейт снова посмотрела на отца, пытаясь разгадать его настроение. Но его лицо было непроницаемым. – Есть еще что-нибудь или мы можем идти? – спросил Харрисон скованным голосом. – Нужно только кое-что подписать, – ответил Гордон. После подписания бумаг встреча закончилась, Гордон вышел из-за стола и сжал руки Кейт в своих ладонях: – Если есть что-то, хоть что-нибудь, что я могу сделать для тебя, пожалуйста, звони мне. Он отпустил ее руки и крепко обнял. Гордон всегда был ужасно неловок и несуразен, а они были знакомы с детских лет. В детстве у него было несколько друзей, они остались дружны и подростками. А вот была ли у Гордона хоть одна девушка, этого Кейт не знала. По крайней мере, в юности не было. Он всегда был странным – к примеру, не носил джинсы, предпочитая им (помимо школьной формы) клетчатые или цветастые брюки для гольфа, крахмальные рубашки и галстуки-бабочки. Кейт никогда не чувствовала себя рядом с ним комфортно, но при этом всегда приходила к Гордону на выручку, если кто-то начинал над ним потешаться. В общем, хотя Кейт и не считала Гордона своим другом, им приходилось то и дело сталкиваться из-за того, что их родителей связывали между собой долгие отношения. Как-то раз, когда Кейт было почти тринадцать, а Гордону – четырнадцать, в доме Бэрронов была устроена традиционная новогодняя вечеринка, и он ее остановил. Праздник был в разгаре. А Гордон сказал: – Какая скукотища. Пойдем. Покажу тебе кое-что интересное. – Не думаю, что стоит. Как-нибудь в другой раз. Кейт попятилась. А Гордон шагнул ближе к ней: – Пойдем. Тебе понравится. Обещаю. – Что мне понравится? – Мой новый арт-проект. Я над ним несколько месяцев работал. Пошли со мной. Гордон хотел взять ее за руку, но Кейт крепко сжала ладони, и Гордон первым вышел из комнаты. Кейт пошла за ним в дальнее крыло большого дома, где она прежде никогда не бывала. Гордон провел ее по длинному коридору и остановился перед закрытой дверью. Обернувшись, он сообщил: – Мама подарила мне эту комнату на Рождество. Для моих арт-проектов. Гордон достал из кармана ключ и вставил в замочную скважину. Кейт провела кончиком языка по верхней губе и ощутила солоноватый вкус испарины. Дверь открылась, Гордон щелкнул выключателем. Мягкий свет наполнил небольшую комнату, где сразу стало тепло и уютно. Стены здесь были выкрашены в темно-красный цвет, повсюду висели большие черно-белые фотографии с изображением старинных рядных домов.