– Да. – Тогда почему я жива? – Потому что ты улыбнулась мне. Моя рука с кинжалом была у твоего горла, но ты улыбнулась, и я ничего не смог сделать. Я решил завершить карьеру с пятном на репутации, хотя до сегодняшнего дня только один человек знал, что я не убил тебя. – Что ты имеешь в виду? – Мне заплатили, чтобы избавиться от тебя. Половину суммы вперед, золотом. «Избавиться» могло означать только одно. У меня не было сомнений, в чем заключается моя работа. И все же тут можно было допустить разные толкования. Я не вернулся за второй половиной денег, предоставив заказчикам сделать вывод, что погиб при выполнении задания. Ведь твое исчезновение говорило само за себя. Работа была выполнена буквально, как того от меня требовали. От тебя избавились. То, что заказчики посчитали тебя мертвой, оставило меня безнаказанным и сыграло в твою пользу. Я имею в виду, что больше они не посылали кого-нибудь другого убить тебя. – И мои родители тоже считали меня мертвой? – Нет, вообще-то я не допустил этого. Ты быстро научила меня состраданию, и в моей душе возродились родительские чувства. Не ожидал, что когда-нибудь испытаю их вновь. Твоя мать уже умерла тогда, но я пожалел твоего отца и несколько месяцев спустя послал ему письмо, в котором сообщал, что ты будешь жить под моим покровительством, пока он не выяснит, кто хотел твоей смерти. – Он жив? – тихо спросила Алана. – Да. – Это он тот самый человек, которого ты упомянул, сказав, что он единственный знает, что ты не выполнил задание? – Да, я признался только ему. – Спасибо, что дал ему знать. – Не благодари меня. Я не уверен, что он получил мое послание. А новость о твоем исчезновении разлетелась столь быстро, что я услышал о ней еще до того, как отъехал от Лубинии достаточно далеко, – я вынужден был задержаться, чтобы найти тебе кормилицу, готовую отправиться в путешествие вместе с нами. Твой отец решил, что тебя похитили. Вне всякого сомнения, он надеялся, что тебя вернут, как только он выплатит соответствующую сумму. Мое послание должно было привести его в отчаяние, поскольку оно свидетельствовало о том, что он не сможет увидеть тебя, пока не расправится с врагами, которые желали причинить ему боль, убив его дочь. – Так моя смерть была лишь способом причинить ему боль? – догадалась Алана. – Разумеется. – Но с тех пор прошло восемнадцать лет, Паппи. И за это время он так и не выяснил, кто это сделал? – Он славный человек, но доказал свою полную несостоятельность в дворцовых интригах, – пояснил Паппи с некоторым пренебрежением. – Ему еще тогда следовало обнаружить своих врагов, а он не добился ни одного признания. – Откуда это известно тебе? Ты знаешь, кто они такие? – Нет, иначе я бы ему сообщил. Но я редко имел дело со своими заказчиками напрямую. Как правило, они опасались, что кто-нибудь впоследствии укажет на них, обвинив в том, что убийство организовано ими. Некоторые клиенты закутывались в плащи, меняли голос. Большинство просто посылали слуг, которые вели со мной переговоры и передавали деньги. Несколько раз ко мне обращались шепотом из темноты, после чего к моим ногам летел кошелек с золотом. Кто именно платил, мне было все равно. Я вел бессмысленное существование; лишенный счастья, не испытывая человеческих чувств ни к кому… пока в моей жизни не появилась ты. – Как тебе удалось выяснить, что делал, а чего не делал мой настоящий отец? Или же он англичанин? Нет, это глупый вопрос. Конечно же, я не англичанка. Ты бы не стал прятать меня в той стране, где меня похитил. Он вскинул бровь. – Опять предположения, Алана? Она вспыхнула. – Пропусти последние вопросы и ответь на первый, пожалуйста. – Я негласно следил за тем, что происходит в нашей стране. Вступил в джентльменский клуб, посещаемый эмигрантами из Европы. Общался со знакомыми из министерства иностранных дел, которые владеют последней информацией о событиях за рубежом. Они всегда были готовы поделиться свежими новостями и незасекреченными сведениями. – И это единственные источники твоей информации? – спросила она недоверчиво. – Это был самый безопасный способ выяснять, что происходит в Лубинии, не привлекая к себе внимания. И это принесло результаты. Прошло четыре года, прежде чем прозвучало имя твоего отца, правда, это оказались не те новости, которых я ожидал, а лишь сообщение о том, что он женился вторично. Когда тебе было семь, до меня дошли новые слухи о том, что по прошествии столь длительного времени ты признана умершей. Сразу две истины открылись Алане одновременно. Паппи на самом деле вовсе не хотел отдавать ее, а родной отец, обзаведясь новой женой, не горел желанием разыскивать дочь. – Как же ты ухитрялся проявлять полное безразличие к тому, что происходит у нас на родине? – воскликнула она. – Как мог пустить все на самотек? Почему не вернулся и не разузнал все наверняка? – Я не хотел оставлять тебя надолго или брать с собой. Наша родина находится далековато от Англии. – Я не верю тебе! Признайся, ты просто слишком меня любишь. Вот почему ты не предпринимал серьезных попыток возвратить меня отцу. Он не стал разубеждать ее. Его ласковая улыбка шла из самой глубины сердца. – Ты права, я слишком сильно тебя люблю. Но я действительно не ожидал, что мне придется заботиться о тебе так долго. Рассчитывал, всего лишь несколько лет, не больше. А потом ежегодно говорил себе, что уж этот год точно будет последним. Через десять лет я начал всерьез учить тебя владению оружием, поскольку думал, что ты пробудешь под моей опекой еще совсем недолго. Но больше не полагался на волю случая. Меня встревожило признание тебя умершей. Хотел даже послать твоему отцу еще одну весточку, заверив его в том, что ты до сих пор жива. Но, как и в прошлый раз, не был уверен, будет ли письмо доставлено по назначению. И я решил, соблюдая осторожность, нанять человека, который не знал, кто я такой, не видел моего лица, никоим образом не мог проследить за мной, зато определенно имел возможность разузнать то, что я хотел знать. – Он разузнал? Паппи кивнул: – Твой отец устроил фальшивые похороны. Не особо стараясь выдать их за настоящие. Это была лишь формальность, чтобы все могли забыть о тебе. – Но это… отвратительно! – Это было недвусмысленным заявлением о том, что все надежды отыскать тебя иссякли. Но расследование не закончилось, фактически оно возобновилось с новым пылом, как если бы тебя только что убили. Потеряв надежду, твой отец возжелал мести. К сожалению, было слишком поздно. И все же мне сообщили, что поиски злоумышленников ведутся по сей день. – Ты мог бы отвезти меня назад. Предоставить отцу позаботиться о моей защите. Это нужно было сделать давно, когда я была еще маленькой, до того как… – Он не уберег тебя от меня, Алана, – резко перебил Паппи, напоминая ей о произошедшем. – До тебя было слишком легко добраться. Я не мог снова подвергать риску твою жизнь, которая мне намного дороже собственной. В его тоне прозвучало столько затаенной обиды, что она промолчала. Он казался совершенно искренним, и все же как ему теперь верить? Коварные заговоры, убийцы, похищенные младенцы… Если все это правда, неужели он не понимает, что слишком долго ждал, чтобы рассказать ей? Она давно уже взрослая. И дом ее здесь, а не в какой-то чужеземной стране, которая для нее ничего не значит. Ей совершенно не интересен родной отец, которого Паппи считает некомпетентным и неспособным защитить ее. – Почему ты ждал так долго, чтобы рассказать мне правду? – спросила она. – Я не мог рассказать тебе раньше. Я не хотел, чтобы ты росла, зная о своем истинном происхождении и считая себя слишком важной особой, чтобы учиться чему-нибудь у других. Я бы и сейчас не признался, если бы не… – Важная особа? Кто же я такая? – Я уже сказал. Стиндал. – Это имя ничего для меня не значит, – раздраженно произнесла она. – Нельзя ли подробнее? Он взглянул на нее с укором. – Все ты знаешь. Тебя этому учили. Твой отец – Фредерик Стиндал, правящий монарх Лубинии. После всех потрясений, свалившихся на нее, эти слова пролились целебным бальзамом на душу, потому что они доказывали нереальность происходящего. Алана даже расхохоталась: – Все это было глупой шуткой, верно? Ты испытываешь мою стойкость, мою доверчивость? Похоже, я не выдержала проверку, поверив в красивую ложь. Господи, какое же это облегчение! Ты просто… разыграл… меня… Ее речь постепенно оборвалась. Паппи не смеялся вместе с ней, и выражение его лица было более серьезным, чем когда-либо. – Это было для меня непростым решением, – сказал он. – Я вынашивал его на протяжении нескольких недель. Я всегда знал, что однажды мне придется возвратить тебя на родину и объявить о твоем происхождении, но не раньше, чем сочту это безопасным. И меня приводит в ярость, что ты по-прежнему не находишься в безопасности! Однако полученные мной новости требуют твоего немедленного возвращения в Лубинию. Она вскочила. – Нет! Я не собираюсь отказываться от жизни, которую люблю! – Алана, сторонники старого режима и покойного короля Эрнеста стремятся низвергнуть твоего отца. Они подстрекают недовольных на мятеж, распространяя лживые слухи о том, что король болен и вскоре может умереть, не оставив законного наследника. Это приведет к войне, если… – Прекрати! – сердито воскликнула она, обливаясь слезами. – Я больше ничего не желаю слышать! Как ты можешь просить меня о таком, если эта страна безразлична тебе, как и мне? Какое тебе дело? Ты ведь просто… просто наемный убийца! О боже! Глава пятая Алана выбежала из кабинета Паппи и заперлась в своей комнате. Паппи пошел за ней, но девушка рыдала слишком громко, чтобы услышать просьбы впустить его, и со временем стук в дверь прекратился. Ей хотелось проснуться и снова беспокоиться только насчет лорда Адама Чапмена и его намерений, а также о предстоящем выходе в свет, что представлялось таким ничтожным теперь, когда она твердо решила посвятить жизнь преподаванию… Слезы не прекращали литься. Проснуться не удавалось – кошмар был реальностью. Паппи лгал ей всю жизнь. Как же после этого он мог подумать, что она поверит всему, что он ей наговорил? Принцесса? Лучше бы сказал правду, чем городить всякую чушь! Но ведь она поверила, что он был наемным убийцей. Это тоже она пыталась отрицать. Изо всех сил пыталась! Но он не сказал бы ей столь ужасных вещей, не будь это правдой. И все же должна быть иная причина, по которой он хочет отправить ее в Лубинию. Может быть, дело просто в давней помолвке, и будущий муж Аланы потребовал, чтобы невеста предстала перед ним. А Паппи, наверное, специально изменил свою историю по ходу дела, когда она высказала пренебрежение к их родине и нежелание выходить замуж за тамошнего жителя. Но принцесса? Ему следовало предвидеть, что она не поверит в такое! – Алана, открой мне дверь, – окликнула ее Аннетт. – Я принесла тебе ужин. Алана молча уставилась на дверь, после чего приблизилась и прижалась к ней мокрой щекой. – Ты одна? – Конечно, с кем же еще? Алана поспешно вытерла щеки рукавом и открыла дверь. И немедленно бросилась оттуда к бюро. Она не успела убрать пистолет. Теперь она незаметно вытащила его из кармана и уронила в ящик. Как глупо, что Паппи требует от нее постоянно держать пистолет при себе только потому, что она умеет им пользоваться!