Она даже не стала обводить вокруг рукой. Она была уверена, что он понимает, что речь идет о состоянии дома. Он и правда все понимал. Глядя на нее, он приподнял бровь и почти улыбнулся. Если то, что он продемонстрировал, можно было назвать улыбкой. – Разве? – Да, мистер Блэйк, и вы это знаете. И ведь вас это тоже беспокоит. Вы поэтому так ездите. – Да ну? И как же я езжу? – А вот так! Мы все видим вас на холмах. Мчитесь так, словно пытаетесь угнаться за демоном. Или это он пытается угнаться за вами. Трэвис и хотел бы не засмеяться, но у него не вышло. Он смеялся над ее дерзостью. Не самый приятный звук, но все равно лучше, чем другие звуки, какие могла себе представить Дженнифер. – Я знаю, вы очень любите Лилу, – сказала она. – О, правда что ли? – Правда. – А вы кто вообще, русская? – Что? Разве это важно? – Я однажды убил русского. Подкрался сзади и сломал ему шею голыми руками. Дженнифер вся покраснела. – Хотите, чтобы я повернулась к вам спиной? И он снова засмеялся с тем же неприятным звуком. Но глаза у него будто загорелись. Дженнифер была рада увидеть, что она оказалась права. В его глазах нет жестокости, нет бесчеловечности, они просто грустные, сердитые и обиженные. Как у ребенка. Несмотря на истории про мертвых русских, она перестала его бояться. И чтобы показать ему это, она сделала шаг вперед и положила руку на столешницу. – Ваша любовь очень важна для нее. Как воздух, как еда и вода. Трэвис отвернулся от Дженнифер и уставился на слив. Он уперся руками в края раковины и поднял плечи. Теперь он напоминал стены крепости. – Тогда у нее есть все что надо, разве нет? – пробормотал он. – Нет. Конечно, это не все. Вы окружили ее тьмой, своей тьмой, и совершенно позабыли, что можно создавать уют. Воздух, вода с едой у нее есть, но нет света. Жить она тут сможет, а вот преуспевать в чем-то – вряд ли. У нее замечательные способности, но она никак не может начать расти и развивать их. Трэвис неотрывно смотрел на раковину. Он молчал. А затем, не без заметных усилий, все же ответил: – Ее мать это умела. Создавать уют. – Да, я понимаю. Женщины это умеют. Могу поспорить, что если сейчас я загляну в комнату Лилы, то увижу пуховое одеяло на кровати, миленькие подушечки, куклу и картины на стене… Он посмотрел на нее с таким до смешного сильным изумлением, будто она только что назвала ему точную сумму денег в его кошельке или сказала, что он ел на обед в этот же день два года назад. – Вот, вы и сами все знаете! Вы прекрасно меня понимаете. Позже Дженнифер сказала миссис Этуотер, что он позволил победить себя из любви к ребенку. И это произошло не из-за духовной силы Дженнифер, как полагала миссис Этуотер. Ведь, как говорила, смеясь, Дженнифер, если бы она полагалась только на свою силу, ее бы ждала участь того русского – вернулась бы со своей головой под мышкой. Трэвис снова отвернулся от нее, навис над раковиной и поднял плечи, принимая вид крепостной стены. Но затем она развалилась, как стены Иерихона. Он вздохнул. – Я правда пытался… – мягко сказал он. – Но я просто не могу… – Можете. И я пришла, чтобы сказать вам это. Если бы я думала иначе, меня бы тут не было. Он снова взглянул на нее, но на этот раз покачивая головой, с приоткрытым ртом. Он смотрел на нее с таким изумлением, будто она упала с небес, что она, по словам миссис Этуотер, и правда сделала. Трэвис так и продолжал смотреть на нее, когда она развернулась и пошла к выходу. Возможно, он все стоял там, слушая ее шаги, разносящиеся по пустой гостиной, слушая, как она проходит большую пыльную прихожую и выходит на улицу, чтобы скрыться в тумане. 7 Морозная ночь отступила, и облака уже рассеялись. Лишь один жалобный колокол Теннисона продолжал звенеть где-то над водой, когда Уинтер вышел из отеля и направился к своему джипу. Еще один свежий солнечный денек. От озера он доехал до центра города и въехал на оживленную улицу. Он видел владельцев магазинов, которые открывают свои причудливые витрины, а еще окна, украшенные разноцветными огнями и еловыми веточками. Покупатели уже выстроились за кофе у прилавков. Мужчины и женщины в пальто взбегают по каменным лестницам окружного учреждения и здания суда. Оба строения в классическом стиле придавали величия этому самоуверенному городку. И оба, вероятно, были построены в середине прошлого столетия. И тогда он понял, что не только рассказы Виктории о Свит-Хэйвен на него повлияли. Все действительно так и было: военную выправку нынешних и бывших военных здесь можно встретить на каждом шагу. То, как мужчины смотрят, как они двигаются, эта их настороженная уверенность. У женщин точно такой же взгляд, женственная осанка, безрассудный блеск и насмешливая ирония в глазах. И сейчас, этим ранним утром, припарковавшись возле здания суда, облокотившись о дверь своего джипа и изучая проходивших мимо людей, Уинтер понимал, что все именно так, как и говорила Виктория. Но он заметил кое-что еще… В этот момент Виктория вышла из здания. Она остановилась на вершине лестницы между широкими дорическими колоннами. Она долго выискивала Уинтера взглядом, и ему хватило этого времени, чтобы изучить ее образ: в шерстяном пальто и шерстяной шапке она выглядела так мило, по-зимнему очаровательно. Заметив Уинтера, она широко улыбнулась, как подающая надежды старшеклассница, и спустилась к нему. Уинтер обошел машину, чтобы открыть ей дверцу у пассажирского сиденья. Вместе с бодрящим холодком от Виктории потянулся шлейф цветочного аромата. Лучше бы он, конечно, не улавливал его, но было слишком поздно… – Ну что, как тебе Свит-Хэйвен? – спросила она, когда они отъехали от обочины. – Неплохой городок. Миленький. Прям рождественская открытка. Виктория ничего не ответила, и Уинтер взглянул на нее. Она же пристально на него смотрела. – Что? – спросил он. – Я уже собиралась сказать: “Знаю я тебя, Кэмерон Уинтер”. Но это будет неправда. Однажды я правда подумала, что хорошо тебя знаю, но на самом-то деле ты загадка для всех. Но все-таки я считаю, что знаю о тебе достаточно, чтобы с уверенностью сказать, когда ты говоришь совсем не то, что имеешь в виду. Или когда ты недоговариваешь. Он улыбнулся. Они выехали из центра города и теперь проезжали мимо роскошных старых зданий в викторианском стиле. На расписных дверях висели скромные венки. На заснеженном газоне стояли обстриженные сосенки, украшенные белоснежными гирляндами. – Прошлой ночью я думал о том, что ты сказала, – начал Уинтер. – Что ты не можешь вернуться в страну, за которую сражался. Но сюда ведь можно вернуться, разве нет? Ну, или вроде того. Здесь хотя бы можно почувствовать, что ты вернулся. Такое же ощущение возникает, когда смотришь на рождественскую открытку – чудесное прошлое, застывшее на месте. Вот что я имею в виду. Свит-Хэйвен – чудесное и застывшее на месте прошлое. Виктория кивнула. – И я так подумала! Уверена, они именно этого и добивались. В смысле, все бывшие солдаты. Это точно сделано преднамеренно. Как будто это основанный на ценностях сговор. Или заговор против разрушения. Заговор против времени! Они понемногу отдалялись от главной дороги, и дома вокруг были уже не такими роскошными. И чем скромнее дома, тем замысловатее рождественские украшения. Некоторые домики были полностью увешаны мерцающими огоньками. Возле одного стоял Санта-Клаус в полный человеческий рост – он залезал в сани, запряженные оленями. В окне другого ярко мигала надпись “Счастливого рождества” – прямо как в баре. – Впереди будет поворот налево, – сказала Виктория. Уинтер заехал на стоянку неприметного жилого комплекса, который состоял из трех групп двухэтажных домов, обшитых вагонкой – не шик, но и не развалюхи. Даже когда он припарковался, они все сидели в машине в полной тишине и смотрели на дома так, словно были поражены, что оказались здесь. Словно дух убитой женщины освятил это место. – Я просил тебя поискать что-нибудь о ней в записях, удалось? – В процессе. Поручила это помощнику, Адаму Келли. Он хорошо с такими делами справляется. – Странно как-то, не находишь? Она появляется из ниоткуда. Никто не знает, откуда она родом. И кому можно сообщить о ее смерти. Виктория все смотрела на домики. В ответ она лишь пробормотала что-то вроде: “М-м, ну да”. – У нее есть, может, бывший какой-нибудь? – Ничего такого мы не нашли. – И все же полиция наверняка попыталась бы найти хоть кого-нибудь, кто ей небезразличен. В школе проверяли ее отпечатки пальцев, когда ее нанимали? Казалось, что Вик была глубоко в своих мыслях, а теперь наконец очнулась. Она так посмотрела на Уинтера, будто только сейчас вспомнила, что он сидит рядом. – Да, проверяли. У нее все сертификаты были. Государственная степень магистра. Судимости нет, ничего такого нет. – И семьи тоже. – Именно. Теперь настал черед Уинтера погрузиться в мысли. Он очнулся только когда услышал, как открывается дверца. Он повернулся и увидел, что Виктория вылезает из машины. – Что я, собственно, ищу? – спросил он. Этот вопрос остановил Викторию. Она вернулась на сиденье. Прохладный воздух ворвался внутрь через открытую дверцу. – Ты сказала, что хочешь, чтобы я нашел доказательства невиновности Трэвиса. Но это неправильно. Бессмысленно! Он же не может быть совершенно невиновным, так? Все доказательства против него. Плюс он сам сознался. Какая у тебя версия? Думаешь, все это хорошо продуманный розыгрыш? Она инсценировала свою смерть или что-то типа того? Виктория хмуро и грустно посмотрела на Уинтера, и в ее глазах он увидел жалость. Она была похожа на маленькую девочку, которая вот-вот заплачет из-за того, что ее поймали на лжи. – Нет, – сказала она. – Я об этом думала. Но этот вариант отпадает. – Конечно. Ведь если ничего не изменится, он на всю жизнь сядет в тюрьму. Не похоже уже на розыгрыш. Виктория вздохнула.