Серия «Обет молчания» © А. Ильин, 2022 © ООО «Издательство АСТ», 2022 Контора. Начало Заседание Пленума ЦК КПСС от 16 октября 1952 года. Стенографический отчёт не вёлся, текст выступлений восстановлен по воспоминаниям участников. Товарищ Г.М. Маленков: – Слово для доклада предоставляется товарищу Сталину… Аплодисменты, здравицы, радостные, навстречу вождю, улыбки. Но что-то на этот раз пошло не так. Обойдя сзади стол президиума, докладчик спустился к стоявшей на несколько ступенек ниже трибуне. Встал, замер, внимательно, цепко и тяжело оглядывая зал. Поднял руку, призывая к тишине. Начал говорить без бумажки, без конспекта – заранее заготовленных слов. Говорить жёстко, а местами более чем жёстко, почти свирепо. И тон его речи, и то, как он говорил, вцепившись глазами в зал, без привычных шуток и улыбок, – все это привело всех сидевших к какому-то тревожному оцепенению. Товарищ И.В. Сталин: – …Мы провели съезд партии. Он прошёл хорошо, и многим может показаться, что у нас существует полное единство. Однако у нас нет такого единства. Некоторые выражают несогласие с нашими решениями. Стоит вспомнить слова Ленина из «Заявления редакции «Искры»: «Прежде, чем объединяться, и для того, чтобы объединиться, мы должны сначала решительно и определенно размежеваться». Смысл выражения: объединение будет прочным только тогда, когда его участниками станут люди с общими целями и интересами. Для этого нужно «размежеваться» с теми, кто не отвечает этому условию и не может быть участником этого объединения. …Говорят: для чего мы значительно расширили состав ЦК? Но разве не ясно, что в ЦК потребовалось влить новые силы? Мы, старики, все перемрём, но нужно подумать, кому, в чьи руки вручим эстафету нашего великого дела. Кто ее понесёт вперёд. …Всё это требует притока молодых, свежих сил в ЦК – руководящий штаб нашей партии. Так мы и поступили, следуя указаниям Ленина. Вот почему мы расширили состав ЦК. …Спрашивают, почему мы освободили от важных постов министров видных партийных и государственных деятелей. Что можно сказать на этот счёт? Мы освободили от обязанностей министров Молотова, Кагановича, Ворошилова и других и заменили их новыми работниками. Почему? На каком основании? Работа министра – это мужицкая работа. Она требует больших сил, конкретных знаний и здоровья. …Товарищ Молотов, наш министр иностранных дел… Нельзя пройти мимо его недостойных поступков. …Теперь о товарище Микояне… Молчит, каменеет зал, мертвенно замер Президиум, что-то дальше будет, кого еще назовёт товарищ Сталин, шагнёт ли дальше Молотова с Микояном и не придётся ли кому отсюда к стенке шагнуть? – …Вот почему мы освободили некоторых заслуженных товарищей от занимаемых постов и назначили на их место новых, более квалифицированных, инициативных работников. Они молодые люди, полны сил и энергии. Мы их должны поддержать в ответственной работе. …Предлагаю избрать в Президиум ЦК КПСС следующих товарищей: товарища Сталина, товарища Андрианова, товарища Аристова, товарища Берию, товарища Булганина, товарища Ворошилова, товарища Игнатьева, товарища Кагановича… И фамилии новые, незнакомые: товарища Пономарева, Суслова, Брежнева… Голос с места: – Надо избрать товарища Сталина Генеральным секретарём ЦК КПСС. Товарищ Сталин: – Нет! Меня освободите от обязанностей Генерального секретаря ЦК КПСС и председателя Совета Министров СССР. Г.М. Маленков на трибуне: – Товарищи! Мы должны все единогласно и единодушно просить товарища Сталина, нашего вождя и учителя, быть и впредь Генеральным секретарём ЦК КПСС. Аплодисменты. Товарищ И.В. Сталин: – На Пленуме ЦК не нужны аплодисменты. Нужно решать вопросы без эмоций, по-деловому. А я прошу освободить меня от обязанностей Генерального секретаря ЦК КПСС и председателя Совета Министров СССР. Я уже стар. Бумаг не читаю. Изберите себе другого секретаря. Л.П. Берия с места: – Других кандидатур, кроме товарища Сталина быть не может! С.К. Тимошенко: – Товарищ Сталин, народ не поймёт этого. Мы все, как один, избираем вас своим руководителем – Генеральным секретарём ЦК КПСС. Другого решения быть не может… Стучат стулья, зал в едином порыве встаёт и горячо и долго аплодирует. Только отчего-то все какие-то деревянные, а в Президиуме бледные, сосредоточенные лица. Берия очи долу опустил, платок комкает. У Маленкова руки трясутся. – Спасибо, товарищи. Идут гости, разбредаются по коридорам, сбиваются в кучки, стоят оглушённые, растерянные, говорят шёпотом. Кто-то что-то понял, кто-то недопонял, но все сообразили, что произошло что-то из ряда вон выходящее. – Слышал? – Слышал. – Понял? – А чего не понять? Коба молодёжь в Президиум тянет. Зачем только? – Значит, не всё услышал. Отчего он про Ленина, чуть не через каждое слово? Потому что ситуация как в двадцать втором, когда Ильич силу и власть терять стал, а Коба… Теперь он по тем же лекалам… Шепчутся гости. – …Зачем такой Президиум и Секретариат? – Затем, что арифметика: коли из девяти членов Политбюро пять-шесть исчезнут, то любой заметит, а если из тридцати шести – десяток… А молодые… они не опасны, они пока еще щенята без клыков – лизать могут, а укусить нет. Вот он их и тащит под себя, чтобы свору собрать, которая будет всякого рвать, не задумываясь, только «Ату!» скажи. – Так ты думаешь? – Все думают, кто… думает. Хозяин «стариков» валить будет. Или… они его. – Ты что? Как такое можно? – А Вознесенский, которого Коба в приемники пророчил – не Хрущёва, не Берию, не Маленкова – его. Помнишь? И где он теперь? Его по-быстрому к Ленинградскому делу подвязали и крутить стали. Сталин сам, собственной рукой на деле написал: «Не верю!» – я-то дело лично видел. И что?.. Всех обвиняемых через час после оглашения к стенке поставили, а Вознесенского еще три месяца по тюрьмам мурыжили, хозяина опасаясь, а после заморозили на грузовике, в летней одежде прокатив. Укусили «соратники» хозяина, и пребольно. Только он сглотнул, потому что не дурак. Но всё понял и свою игру повёл. Ты прикинь, какие за последние пару лет были перетасовки. То-то… – Теперь, сегодня, здесь хозяин войну объявил, считай, в открытую. Как он на зал смотрел, словно испытать, понять хотел, кто за ним пойдёт. Да разве кто такое еще вчера представить мог? Ты Президиум видел, у них глаза на лоб и штанишки мокрые. Переиграл их хозяин. Сегодня. А вот что завтра будет… Так что нам теперь выбирать, чьей стороны держаться, чтобы голову не потерять. Такие дела… – Да ведь стар он уже. – Стар, да кусуч. На съезде два дня назад пятнадцать минут по бумажке читал, а здесь полтора часа как кувалдой молотил! Может, у него клыки и поисточились, но только он многих еще порвать может. На то он и хозяин!.. – Да, не прост. Похоже, большие дела затеваются, как в тридцать седьмом. Тогда он победил, скверну вывел, а нынче не известно, кто верх возьмёт. Старики, они крепко сидят, а молодёжь, на которую хозяин ставит, тявкать научились, а чтобы в глотку вцепиться – росточка может не хватить. – Не скажи, Лёнька Брежнев – офицер с самого передка, с десантом ходил. – То война, там всё понятно – позади свои, впереди – враги, за Родину, за Сталина: «Ура!» А здесь хрен разберёшь, кто свой, кто чужой и откуда удара ждать. Что-то будет… – Будет… Польётся кровушка. Под ковром война тихая, но до смертушки. Тут или хозяин верх возьмёт или его… Раньше бы я на него поставил. А теперь… теперь не знаю. * * * Высокий каменный забор, фонари-тарелки через каждые десять метров, за капитальным – еще один, дощатый забор, колючка поверху. Но отчего-то не видно вышек с вертухаями, не слышно команд, и даже собаки не лают. Что это? Зона? Не похоже. Но и похоже – въезд один, стерегут его краснопёрые с автоматами и между заборов по периметру бродят. А зэки где? Зэки в большом кирпичном здании, в белых халатах и ботиночках вместо валенок и сапог. Сидят зэки, что-то в тетрадях пишут, чего-то считают, на кульманах чертят, на школьных досках мелком выводят. «Шарашка». Отсюда не убегают, нет дураков менять кроватки с чистым бельём на нары, а ручки и счёты – на топоры и пилы. Здесь, конечно, не воля, но в сравнении с Магаданом – санаторий ВЦСПС. Курорт. – Слушай, это что за хрень, и еще посерёдке высовывается, как собачий… – Линейка логарифмическая это. – Какая линейка? Линейка – щепка струганая, а эта с палец толщиной. – На ней считать можно. – На линейке? Да брось ты… А ну, покажь… Кульманы рядком, за каждым чертёжник с карандашиком и ластиком. Стоят, смотрят, линеечки туда-сюда двигают. Лица умные, сосредоточенные. – Слышь, Партизан, новый карандаш нужен. – Тебе с утра три дали!