— Это Кевин Батлер, он певец и басист, — взволнованно начал Лука. — На барабанах — Пол Гудман. На клавишных — Дэвид Уэбб. И Джеймс Николсон, он соло-гитарист. Прошло, наверное, секунды две, прежде чем я осознал услышанное. — Джеймс Николсон? — переспросил я. Кликнув мышкой, Лука увеличил картинку. Я вдруг понял, что гляжу на парня, которого знал еще мальчишкой. Темно-каштановые волосы отросли, на щеках и подбородке пробилась щетина, плечи раздались в ширину, но улыбка и блеск в зеленых глазах остались прежними. «Нет, — опешил я. — Мерещится, наверное». — Можешь принести мне воды, а я пока про них почитаю? — попросил я Луку, пытаясь взять себя в руки. Выпроводив сына на кухню, я напечатал в строке поиска «Джеймс Николсон» и получил в ответ тысячи ссылок. Пришлось уточнить запрос, добавив слово «Нортхэмптон». Это сочетание часто упоминалось вместе. Я открыл страничку группы в «Википедии» и увидел дату рождения. Восьмое октября. Я откинулся на спинку стула. Кровь схлынула с лица. Джеймс. Мой Джеймс. Передо мной была фотография сына, брошенного много лет назад. Я торопливо открыл ссылки на онлайн-газеты и нашел интервью с ним. Джеймс — старший ребенок в семье. У него есть младший брат и сестра. Воспитывала их одна мать, потому что отец пропал без вести. — Я не очень хорошо его помню, — говорит Джеймс, явно испытывая неловкость. — Знаю, что он любил нас. Но после его исчезновения жизнь сильно изменилась. Я закрыл глаза. Меня настигли призраки из прошлого. — Куда он пропал, так и не выяснилось. Маме пришлось несладко… Все, кто знал нашего отца, говорили, что он не мог просто так взять и исчезнуть; значит, с ним случилась беда… Думаю ли я о нем до сих пор? Да, разумеется. Может, не каждый день и даже не каждую неделю. Но он всегда у меня в мыслях, где-то на задворках сознания. Каким я был наивным идиотом — не сообразил, что моя пропажа скажется на детях. Я уставился на стену перед собой и увидел плакат с «Драйвером». Сколько раз я проходил мимо него — сотни? И даже не подозревал, что с фотографии на меня глядит родной сын… — Он потрясающе играет на гитаре, — объявил Лука, вернувшись со стаканом воды. — И меня учит. — Ты что, с ним общаешься? — Сердце забилось, как никогда в жизни. — Это каким образом? — Через «Твиттер». Я написал ему, какой он клевый, как я им восхищаюсь и что я тоже учусь играть на гитаре. Еще, сам не знаю почему, признался, что мне никак не удается одна связка. А он ответил. Посоветовал, как лучше ставить пальцы, и мы с тех пор переписываемся. Представляешь, сколько людей ему пишет? Но он все равно находит время мне ответить. Он такой классный! Мои сыновья переписывались с разных уголков Европы, не подозревая о своем кровном родстве… — Здорово, — ответил я и под надуманным предлогом выскочил на балкон, чтобы подышать свежим воздухом. Достав билеты для Луки, я невольно открыл ящик Пандоры. Но больше всего меня пугала не перспектива встретиться со своим прошлым. Больше всего пугало, что я, видимо, к этому готов. Рим, Италия 7 апреля Я не замечал, как по лбу стекает влага и как звенит в ушах, потому что на огромной сцене спорткомплекса «ПалаЛоттоматика» мой сын Джеймс выдавал мощное гитарное соло. Все вокруг орали и пели, а я стоял неподвижно и взирал на него с благоговейным трепетом. Лука — тоже, но по своим причинам. По коже бегали мурашки, вызывая неимоверный зуд. Я не мог оторвать глаз от юноши, которого в свое время пытался забыть. Странно даже, как тощий мальчишка, когда-то обмочивший с перепугу костюм перед рождественским спектаклем, обрел столько уверенности в себе и умения, чтобы заражать восторгом десятки тысяч незнакомых людей. Я не разобрал слов ни одной песни и вообще не понял, сколько простоял там перед сценой, как в зале вспыхнули огни. — Папа, пойдем! — крикнул Лука, дергая меня за руку. Вместо того чтобы последовать за всеми к знаку «Выход», он потащил меня против людского потока к железным барьерам сбоку от сцены. — Эй, нам в другую сторону! — запротестовал я. Под ногами захрустели пластиковые бутылки и пакеты из-под еды. — Знаю, но мы идем встречаться с группой, — ухмыльнулся сын. — Я написал Джеймсу, сказал, ты достал билеты, и он включил нас в список гостей на вечеринку после концерта. Опешив, я попытался найти отговорку. — Тебе нельзя. Ты еще маленький, — вот и все, что удалось придумать за столь короткий срок. — Мне шестнадцать, — парировал сын, упрямо таща меня за собой. — Только представь, как там будет круто! — Лука, нет! Уже поздно. Нам пора в отель. Сын остановился как вкопанный и смерил меня обиженным взглядом. — Папа! Ну пожалуйста! — заканючил он. Отчаянно хотелось объяснить, что Лука не может встретиться со своим кумиром, потому что они — родня. Одно дело — наблюдать за выступлением Джеймса со сцены, и совсем другое — увидеться с единокровным братом лицом к лицу. К такому я готов не был. Я обещал Лючиане, что исправлю свои ошибки, но сейчас не самое удачное время для подобных откровений. Чертов Бог опять затеял со мной дурацкие игры. — Лука Марканьо, — крикнул сын лысому громиле с планшетом и наушниками. — Мы в списке. Тот скептически глянул на нас, сверился со списком и, вычеркнув наши имена, буркнул что-то, пуская за кулисы. Жадно хватая воздух мелкими глотками, я вошел в стерильный, выбеленный коридор и зашагал вслед за звуками далекой музыки. Наконец мы завернули за угол и увидели бар и толпу молодых людей с бокалами, в которой сновали официантки с подносами. Лука вытащил из ведерка со льдом две стеклянные бутылки колы и протянул одну мне. Я прижал ее к запястью — может, хоть так удастся сбить жар. Сын принялся показывать мне участников группы одного за другим, а я рассеянно озирался в комнате, мечтая поскорей увидеть Джеймса. Наконец вошел кумир моего младшего сына: черные джинсы, пояс с серебряной пряжкой в форме бараньей головы, белая рубашка… Лука быстрее молнии метнулся к нему. Я во все глаза смотрел, как они пожимают друг другу руки. У обоих были темные кудрявые волосы, ямочка на подбородке и мои зеленые глаза. Неужели никто, кроме меня, не видит, что эти двое — на одно лицо? Я думал, Джеймс просто вежливо поздоровается с Лукой и уйдет по своим делам, но нет. Тот повел себя так, будто они давние приятели. Я старательно сливался с окружением, однако две пары глаз все-таки меня нашли. — Папа! Душа ушла в пятки. Я опустил голову, притворяясь, будто не слышу. — Папа! — снова позвал меня Лука уже громче. Выбора не осталось — пришлось повернуться к ним. Лука махнул, подзывая ближе. Еле передвигая негнущиеся ноги, я подошел. — Вот, познакомься, это Джеймс. Тот улыбнулся и протянул мне руку. Ногти были выкрашены темным лаком, притягивая взгляд к запонкам. Рубиново-красным, с маленькими черными квадратиками в середине. Кэтрин подарила их мне на тридцатилетие. В тот день, когда наше счастье рухнуло… — Приятно познакомиться, мистер Марканьо, — начал Джеймс. — У вас очень хороший сын. — Благодарю за приглашение, — вот и все, что я сумел выдавить. — Рад встретить земляка из Британии! — продолжил Джеймс, против воли втягивая меня в разговор. Хотелось одного — обнять его покрепче без всяких слов, развернуться и уйти. — Вы откуда? — Да так, где только не бывал… — Папа родом из тех же мест, что и ты, — встрял Лука. Зря я делился с сыном подробностями своей прошлой жизни. — Из Нортхэмптона? Ничего себе! До чего тесен мир, — поразился Джеймс. — И давно вы в Италии? — Лет восемнадцать, наверное… — Это папа подарил мне первую гитару, — горделиво заявил Лука, одарив меня улыбкой. — О, мне тоже — так я и познакомился с музыкой, — ответил Джеймс. — Она до сих пор у меня, хоть слегка потерлась за эти годы. Отец учил меня играть «Малл-оф-Кинтайр», хотя, если честно, я был таким бестолковым, что у него ничего не вышло. Я с трудом сглотнул комок в горле. Сколько лет прошло с тех пор, как я исчез из его жизни, а он до сих пор помнит такие мелочи… И вообще помнит меня. — Та гитара сейчас в доме у матери. Мама все время грозится продать ее на «И-бэе». Джеймс рассмеялся. Я же ухватился за его слова: «грозится». В настоящем времени. Значит, Кэтрин еще жива… — Она по-прежнему в Нортхэмптоне? — спросил я, не подумав. — Да, всю жизнь, в том же доме. Я всегда, как еду в Британию, останавливаюсь у нее. А вы часто бываете в родных местах? — Нет, давно уже не был. К Джеймсу подошла молодая женщина и передала ему темно-красную электрогитару «Гибсон Лес Пол». — Вот, Лука, это тебе. — Джеймс протянул гитару брату. От растерянности тот лишился дара речи. — Если будешь тренироваться каждый день, то через пару лет сможешь играть не хуже меня.