— Нет, правда. Ничего, — выпаливает Ян и чувствует, как расплывается в улыбке. Ян сидит на заднем сиденье такси, уставившись в знакомые мелькающие мимо пейзажи. Ночной Хельсинки пуст, но прекрасен. Чувствует Ян себя странновато. Внутри кипит болезненная смесь из страдания, горечи и — неожиданно — пробуждающегося интереса к жизни. Он потрясывает головой. Отправляет маме сердечко. Столько всего навалилось, а тут еще эта женщина, такая милая и незаурядная. Сейчас самое время для сообщения. Ян бесшумно ступает по офисному ковролину и борется с желанием что-нибудь написать. Он не хотел бы сильно давить на Саану, но и отдаляться не стоит — вдруг она вообразит, что Яну все равно. Наверное, нужно послать что-то коротенькое прямо сейчас. Потом пару дней помолчать, а после — закинуть удочку для второй встречи. Дойдя до диванчика, Ян скидывает с себя обувь, ныряет в мягкие объятия обивки и начинает сочинять сообщение. Что в таких случаях принято писать? Вероятно, нечто однозначное, приятное, дабы дама поняла, как она восхитительна, но не читала об этом прямым текстом. Ян уже и не вспомнит, когда в последний раз так тщательно подбирал слова для эсэмэсок. Обычно он отвечает женщинам первыми пришедшими в голову словами — и все довольны. «Я очень рад встрече. Доброй ночи», — пишет он и отправляет. Все, дело сделано. Словами не передать, как я рад встрече, я думаю о тебе уже сейчас — и не в силах перестать. Кто ты такая? Почему я никогда не встречал никого похожего на тебя? Вот такое сообщение было бы на порядок честнее, но наверняка отпугнуло бы своей приторностью. И вообще, не факт, что Саана в такой же эйфории. Ее открытость и естественность притянули Яна, просто примагнитили. Саанино присутствие отзывалось в сердце теплотой, спокойствием и вместе с тем ощутимым волнением. С ней можно было вести себя непринужденно, и почему-то возникло чувство, будто он больше никогда в жизни не будет одинок. Саана снимает кеды, вешает джинсовку на крючок и кладет сумку на пол в прихожей. Она подумывает о том, чтобы выпить еще бокальчик белого вина и полюбоваться ночным небом. Заснуть-то все равно не получится. Возможно, никогда. Ревизия холодильника сильно разочаровывает: вина там нет. Холодильник совершенно пуст, поскольку Саана сама решила провести все лето в Хартоле. Она наливает себе воды из-под крана и садится на кухне, смотрит в окно. Дома как-то безрадостно. Он кажется чужим, словно Саана заскочила к кому-то в гости. Она умывается, чистит зубы, посещает туалет. И после ночной рутины снова задумывается о Яне. Сказанные вечером слова, реакции и выражения лица — все это смешалось в голове в огромный комок, щекочущий нутро и посылающий в сердце одновременно вдохновение и чудовищную неуверенность. Сильно воодушевляться пока не время. Что, если эта встреча была первой и последней? Саана гасит свет и, переодевшись в футболку, прокрадывается в спальню. Немного поколебавшись, кладет телефон на тумбочку рядом с кроватью и тяжело валится на спину. Из окна комнаты виднеются верхушки деревьев и синеватое ночное небо. Ночь сегодня безмятежна. Если прислушаться, можно различить звуки проезжающих вдалеке автобусов и парочки чаек. На мгновение Саана прикрывает глаза. Тут же телефон, поставленный на режим вибрации, оповещает о входящем сообщении. Саана жадно хватает его. Сердце бешено колотится, внутри все сжалось. «Я очень рад встрече. Доброй ночи», — приходит с номера, который Саана занесла в адресную книгу под именем «Некий Ян». Мужчина потом сказал, что его фамилия Лейно, но сохранять его номер просто под именем и фамилией было бы слишком официально. Саана перечитывает текст и снова ничего не может поделать с тупой улыбкой — так и лежит с ней, освещенная лишь экраном мобильного телефона. Размышления о прошедшем вечере и сошедший с ума пульс так и не дают уснуть. В полпятого утра Саана устает лежать и идет на кухню за водой. Она с надеждой бросает взгляд на экран мобильного — вдруг от Яна пришло что-то еще? Однако и самой очевидно, что в здравом уме никому и в голову не придет поговорить в такое время. Ян, скорее всего, уже десятый сон видит и не так переживает обо всем этом. Дабы скоротать время, Саана открывает на телефоне папку с фотографиями и увеличивает изображение молоденькой тети, стоящей подле ведьмы. Загадочная Инкери. Потом Саана просматривает более ранние файлы и натыкается на групповое фото из конфирмационного лагеря Хелены. И в тот момент, в синеватых утренних сумерках, до Сааны доходит. Руководителем той группы, единственным взрослым на фотографии, был не кто иной, как тот пастор из хартольской церкви. На несколько десятков лет моложе, разумеется. Антти-Юхани Форс. Проснувшись, Ян вообще не чувствует прилива энергии. Он словно выжатый лимон, однако заставляет себя встать, сварить кофе и съесть чуть теплую готовую кашку, разбавленную водой. У Яна полнейший ступор. Поначалу его мысли беспорядочно блуждают, отчаявшись зацепиться хоть за что-нибудь. К горлу подкатывает едва ощутимая тошнота. Вывод очевиден: многовато пива и маловато воды. Ян задумчиво потирает щетину. Может, ему и встреча с Сааной приснилась? Он проверяет телефон. Нет, сообщение от нее на месте: «И я рада. Доброй ночи». В офисе тихо. Все разошлись по домам — нежатся в объятиях Морфея. Ян понимает, что неплохо бы глотнуть свежего воздуха. Он прибегает к этому средству, когда остальные оказываются бессильны, — садится на велосипед и едет куда глаза глядят. Покружив полчасика без особой цели, он останавливается у берега в Кайвари. Одиноко сидя на скале и подставляя соленому морскому ветру лицо, Ян четко понимает, что после вчерашней встречи с Сааной что-то изменилось. Печаль в его голове теперь не всесильна: на ее фоне маячит предчувствие чего-то хорошего. Он медленно поднимается. Нужно что-нибудь перехватить, а уж после еды можно и до Лауттасаари проехаться, и оттуда — вдоль набережной до островов Сувисааресто. Звонит телефон. Это Зак. — Мы нашли наконец Йоханну Эскола, дочь жертвы, — сообщает он. — Я попросил хельсинкскую полицию выделить для дела парочку собак. Сведения, что мы получили от семейного адвоката, и кое-какие следы привели к нужному адресу. Полиция Хельсинки только что подтвердила, что женщина у них и сейчас на пути в участок. Сразу и допросим, с делом она связана тесно. Тебя когда ждать? — Уже еду, постараюсь побыстрее, — отвечает Ян, глядя на качающиеся на ветру деревья. Листочки осины шелестят так громко, что хочется прикрыть уши. Ян берет два одноразовых пластиковых стаканчика и наполняет оба ледяной водой из кулера. Вскоре его выводят из холла и провожают в крохотную комнатушку. Там сидит блондинка, которая, увидев детектива, тут же поднимается. Ян смотрит на нее и приветственно кивает. — Мои соболезнования, — сразу произносит он, протягивая женщине до краев наполненный стаканчик. — Благодарю, — говорит она и снова садится. Ждет, пока Ян поставит свой стаканчик на стол. — Хорошо, что мы вас все-таки нашли, — продолжает Ян. — Смена имени изрядно усложнила нашу работу. Я старший детектив Ян Лейно, ну а вы, насколько нам известно, Йоханна Эскола. — Можно просто Юлия Сандерсон, — говорит женщина. — Йоханна Эскола умерла в день, когда я уехала из дома, — сообщает она, и в комнате повисает тишина. Часть IV Я Я прекрасно разумею сложность вещей, их многогранность и противоречивость. Всецело верного или неверного не существует, мир не создан для абсолюта. Плохие поступки тянут за собой плохие последствия. Добра без зла тоже не существует. И жизни без смерти. Беспросветный черный и незапятнанный белый — это выдумка. Но мой мир отныне зиждется на одном железном правиле: за зло воздается злом. Я представляю, как люди будут суетливо сновать вокруг этого тела. Представляю, как начнут исследовать место, искать следы. И найдут, конечно, — я позабочусь об этом. Они тычутся вслепую, они не готовы, они боятся. Так им точно не подобраться к моей идее. Можно ли на сей раз дать им чуть больше? Лучше пока обойтись без подсказок. Я раскрою все лишь тогда, когда сочту нужным, если вообще сочту. Но знак-то они заметят — и правильно, я рассчитываю на это. Корона. Кровавая отметина, выжженная еще на одном теле нечистого короля. Еще вчера — уважаемый банкир, сегодня — лишь мертвое тело, нарушившее размеренное течение жизни королевской общины, а завтра — никто. И вскоре все встанет на круги своя. Машины продолжат свое движение по трассе номер 4. Тайнионвирта потечет дальше. Люди будут есть, работать, думать о том, что приготовить на завтра, заниматься спортом и спать. Пройдут дни, недели и месяцы. Вслед за теплым июлем наступит жаркий август, природа иссохнет, отдав все соки, польют дожди, живое застынет, и в конце будет поджидать всепоглощающий холод. И я. Я продолжу делать то, что делаю сейчас. Сверяясь с планом. Терпеливо дождусь подходящего момента… И убью следующего короля. 11 ИЮЛЯ, ЧЕТВЕРГ, ХАРТОЛА Саана сидит в автобусе до Хартолы. Она читает копии статей и делает пометки, пытаясь соединить разрозненные сведения между собой, но мысли то и дело сворачивают к Яну. Она надеется, что мужчина как-то даст о себе знать и они смогут вскоре увидеться снова. Не удержавшись, она гуглит сначала Яна, потом вводит в поисковик собственное имя. О Яне почти ничего нет. Скудные результаты отсылают разве что к групповым фото времен его учебы на юридическом. Саана увеличивает изображения, стараясь рассмотреть Яна получше, но тщетно: люди слишком маленькие. Ага, юрфак — неудивительно. Саана решает посмотреть на свои профили на «Фейсбуке» и в «Инстаграме» «чужими глазами». Такими, какими бы смотрел Ян, приди ему в голову подобная идея. Они еще не добавились друг к другу в друзья на «Фейсбуке». Да и вряд ли это случится, если Яна нет в соцсетях. Посторонний человек увидит лишь фото профиля Сааны, так что волноваться не о чем. Немного укачивает. Лазить в телефоне, сидя в автобусе, — сомнительная идея. Саана ненадолго убирает гаджет и закрывает глаза. Тут же накрывает флешбэком. Темные зимние ночи, офис, люминесцентная лампа. Ноющая головная боль — месть за неправильное положение тела и литры выпитого кофе. Чувство, что всегда будет чего-то не хватать. Скорости, заинтересованности, продуктивности, вовлеченности в курс событий. С ее уровнем нельзя создать самую популярную статью недели, даже дня. Как шлифует она тексты развлекательных новостей, как просыпается по утрам с дрожащими руками, боясь не успеть записать пришедшую в голову идею или удачный заголовок, и как потом не может заснуть снова. На субботнем ланче с друзьями она обдумывает, как закончит, наконец, очередную статью и с наслаждением вычеркнет ее из списка задач; работая над статьей, она обдумывает, как лучше посидела бы лишний раз с друзьями. Саану подташнивает не столько от движения автобуса, сколько от воспоминаний о том, как маниакально стремилась она держать руку на пульсе, была подписана на сотни страниц и за всеми следила, сторожила ленту «Твиттера». На фоне постоянно маячил страх того, что на подходе молодые стажеры, быстрее и умнее Сааны. Хотя на самом-то деле ее все время преследовал еще один страх — быть раскрытой. Каждый божий день она тряслась в ожидании разоблачения: так и видела, как главный редактор уличает ее в отсутствии навыков. Так и говорит, мол, я все знаю, ты ничего не умеешь. Последнее Саанино обновление на «Фейсбуке» было в конце апреля. Новость об увольнении на время отменила необходимость заходить в соцсети. Последовало долгое молчание, пока Саана не опубликовала первое инстаграм-фото из Хартолы. Красная ветряная мельница на фоне летнего пейзажа. Наверное, эту фотографию можно считать начальной точкой какого-то коренного изменения. Саана оставляет сумку в прихожей и зовет тетю. Никто не отвечает. Одновременно с этим со стороны веранды раздается какой-то грохот. — Удалось найти в Хельсинки то, за чем ты туда ехала? — интересуется тетя. Утром она покупала неподалеку ростки многолетников. — Зачем ты водишь меня за нос? — начинает Саана, моментально ощущая, как ступает на чужую территорию. — Почему не рассказала, что ходила тут на пару с местной ведьмой? — Саана задает вопросы, пристально вглядываясь в Инкери. — В «Хюмю» есть фотография с тобой. Что это вообще была за фигня с ведьмой? Тетя окидывает Саану теплым взглядом и улыбается. — Ну, я была человеком — как там говорят? — открытым новому опыту. Возможно, даже слишком открытым. Ни в коем случае не горжусь этим, конечно же, — говорит Инкери, примирительно сжимая плечо Сааны, успокаивая ее. — В студенческие годы я познакомилась с одной пожилой дамой, которая увлекалась разнообразными шаманскими практиками. Вот и меня в ту степь слегка понесло. Порой мы даже спали на болоте. В этой женщине, Алме, было что-то потустороннее. Аура такая, понимаешь. Она объездила все окрестности и успела погадать всем, кто только желал. Саана кивает, но все равно не может понять тетиного поведения. Почему, почему было сразу не сказать? Почему все нужно клещами вытаскивать? — Тебе есть что скрывать? — Саана немного раздражена. — Приехали. Я что, в списке подозреваемых? — Инкери улыбается. — Просто не хотела сразу забивать тебе голову всякой всячиной. Когда ты заикнулась о поисках той статьи, я вспомнила, что и сама встречалась тогда с журналисткой, — говорит тетя, убирая поседевшие волосы в высокий пучок. — Просто не хочу расстраивать твои планы своими рассказами о том, что со временем утратило актуальность. Саана протягивает Инкери ксерокопии статьи. — Вид у тебя здесь довольно потерянный, — сообщает Саана, со злым смешком комментируя старое фото для статьи. Тетя пожимает плечами. — Возможно, я тогда и впрямь немного заблудилась. В то время я активно искала себя везде, где только можно, включая заграницу, — говорит она, поднимая со стула пару шерстяных носков. — Но знаешь, что именно старая Альма мне сказала? Что душа моя беспокойна и познает умиротворение лишь в земле. Сначала я подумала о могиле, однако спустя несколько лет поняла, что она говорила всего лишь о садоводстве, — смеется тетя. — Теперь-то ты можешь рассказать мне точнее о последнем вечере Хелены? О вашей встрече, например. Как Хелена выглядела? Что было у нее на уме? Как она разговаривала с тобой? Какое впечатление в целом произвела? — Саана забрасывает тетю вопросами. Как-то все это нереально, если вдуматься: тетя была так близко, она пережила все это здесь, она виделась с Хеленой. — Это очень важно, — с нажимом произносит Саана, глядя на тетю с открытой мольбой. — Ладно, — отвечает та и потягивается. — Хелена была прелестна, но слишком молода. Она стояла в самом начале своего взрослого пути, и ее что-то беспокоило. Так же как бывает у творческих натур во все времена, — говорит Инкери, и Саана активно кивает, мол, продолжай, пожалуйста. — В тот вечер она подвела глаза, и еще я заметила, что ее ногти были выкрашены в черный цвет. Приехала она на велосипеде, я следила за ней из окна бара. Помню, подумала, что девушка выглядела немного по-иному, будто что-то узнала. Казалось, она хочет мне о чем-то рассказать, но наш разговор закрутился вокруг моих путешествий. Хелене часто хотелось послушать о путешествиях. Наверное, она и сама мечтала куда-нибудь уехать. Потом она просто отдала мне стихотворение и вышла из бара. Я пожелала ей хорошего вечера. — И все? — спрашивает Саана. Тетя ненадолго погружается в свои мысли и продолжает. — Думаю, Хелена видела меня кем-то вроде старшей подруги. Той, с кем можно общаться более непринужденно, нежели с матерью, — тихо говорит Инкери. Саана замечает, что тетя немного расчувствовалась. От этого почему-то полегчало. — Девушка не решалась рассказывать о себе. С ней мы почти всегда обсуждали литературу, хотя время от времени проскальзывали рассказы о каких-нибудь парнях. Я уже и сама начала понимать, как мало тут достойных мужчин, да и те в итоге оказывались с гнильцой. Саана смотрит на тетю во все глаза. Та намекает на кого-то из тех, кем была увлечена? — Ты сейчас о ком-то конкретном? — Я уже в таком возрасте, что за жизнь успела составить множество неверных мнений о людях, — отвечает Инкери и удаляется в ванную, чтобы ополоснуть руки. Саана вынимает из сумки купленные для тети гостинцы из Хельсинки, Инкери в это время ставит чайник. Заинтригованная, Саана достает папку с материалами, которую ей вручила журналистка. Держа в руках увеличительное стекло, она начинает просматривать пленку с негативами. Фотографии с третьей съемки особенно интересны. На них запечатлена комната, шикарно обставленная антикварной мебелью. Или это зал. В этом же помещении сделали несколько фотографий, на одной из которых позирует изящный приосанившийся мужчина. Это фон Райхманн? В таком случае зал находится в усадьбе Коскипяя, в здании, где сейчас салон Майлы Талвио. Саана разглядывает улыбающегося в камеру мужчину. Неужели это и впрямь фон Райхманн? Саана на секунду задумывается. Нет, когда приехала та журналистка, он уже уехал в Германию. На последнем снимке запечатлена картина. Она висит на стене, ее массивная, украшенная орнаментом позолоченная рама подчеркивает великолепное полотно, которое иллюстрирует какую-то историю, связанную с водой. Саана трет глаза, чтобы видеть почетче. Позже она попробует увеличить изображение. На картине отчетливо просматривается мрачный мужчина в меховой накидке и с короной из рогов на голове. Он поднимается прямо из глубин. На берегу речного порога стоит юная прелестная девушка, облаченная в полупрозрачное белое платье. В немом отчаянии тянется она к этому мужчине. От картины очень сложно оторваться, есть в ней что-то пленительное. Такому полотну самое место в большой гостиной усадьбы. Наверное, там оно и висело. Тетя сидит, держа в руках полную чашку чая и глядя на статью. Она улыбается то самому тексту, то фотографиям, сопровождающим его. — Тут эта картина. Снято наверняка в гостиной усадьбы, — говорит Саана тете. — Мужчина с костяной короной на голове и в меховой накидке, девушка и вода. Понимаешь, о чем я? Знаешь о картине что-нибудь? — с надеждой в голосе спрашивает Саана, протягивая тете негатив. Тетя щурится, поднося пленку к свету кухонной лампы и разглядывая кадр. — Хм, — произносит она. Саана терпеливо ждет. — Król wody, — сообщает тетя и смотрит на Саану с некоторым удивлением. — Я уверена, что название картины — Król wody, Король воды. 11 ИЮЛЯ, ЧЕТВЕРГ, ХЕЛЬСИНКИ Ян наблюдает за тем, как женщина, Юлия Сандерсон, пытается придать своему лицу максимально нейтральное и в то же время приветливое выражение. Юлия оглядывает детектива с видом человека, сомневающегося в благонадежности полиции. От внимания Яна не ускользают и руки женщины, сжимающие стаканчик — причем так, что вода подбирается к самому краю, однако все же не проливается. — Смена имени в Финляндии — явление далеко не рядовое. Зачем вам это понадобилось? — спрашивает Ян, нарушая тишину. Юлия пожимает плечами. — Мой отец был слишком известен в нашей маленькой общине. Я просто хотела начать все заново, без родового шлейфа.