— А кто провожал Рахимбека? — Я уже говорил. — Повтори. — Я провожал и тетя Зина Ежова. — Еще кто? — Больше никто. Старший лейтенант Павлычев Павлычев неторопливо прикурил. Посмотрел на спичку, помахал ею в воздухе, чтоб потушить. — Повезло нам, — в который раз уже повторил Шурагазиев. — Бывает так! Я всех своих Джанибеков и Умырзаков проверил, у Туткина был три раза... И вдруг... Бывает такое, а, Владимир Петрович? Павлычев кивнул коллеге — действительно, редко, но бывает. Начальник Казалинского линейного пункта милиции сообщил: задержан Джанибек Умырзаков. Сразу догадка: возможно, Мамбетов сказал тогда не «Джанибек, Умырзак», а «Джанибек Умырзаков»? И вот Джанибек Умырзаков задержан казалинцами, конвоируется в Кзыл-Орду. За взлом контейнера и попытку ограбления он, конечно, ответит. Но, может, прольет какой-то свет и на убийство Мамбетова? — Только, Жаке, — сказал Павлычев Шурагазиеву, — как договорились, — не спешить, при этом, первом, допросе — ни полслова о Мамбетове, о Рахиме. — Что вы, Владимир Петрович? — в голосе Шурагазиева слышалась обида. Павлычев понимал: Шурагазиев никак не может примириться с тем, что старшим над ним, капитаном, человек, ниже его по званию, — отсюда все и идет. — Знаю, знаю, — поспешил Павлычев, чтоб сгладить шероховатость. — Не первый день все мы работаем... Но сказал о том — и себе сказал, себе напомнил, не торопиться... Шурагазиев кивнул в ответ. Хотел что-то ответить, но не успел: ввели Джанибека Умырзакова. Павлычев подумал, что говорил он об опасности торопливости, имея в виду и подполковника Сарсенбаева — тот тоже загорелся, когда ему доложили о взломщике контейнера Джанибеке Умырзакове, сам хотел было допросить его. Потом решил: еще насторожится — почему вдруг главный начальник допрашивает?.. Все это мелькнуло в сознании Павлычева, а глаза его уже ощупывали задержанного. Высокий, несколько сутуловатый парень. Лицо — худощавое, вытянутое и какое-то пятнистое. Острый подбородок, мясистая нижняя губа. Но все это не производило неприятного впечатления — хотя, конечно, не красавец. Неприятными были глаза — маленькие, глубоко спрятанные, до таких не скоро доберешься. — Садитесь, — бесстрастно указал Павлычев на стул, несколько отодвинутый от стола. Парень — слышно было — вздохнул, молча сел. — Ваша фамилия? Имя? — спросил Павлычев. Задержанный пристально поглядел из своих глаз-щелок на Шурагазиева, потом на Павлычева. — Джанибек Умырзаков зовут. — Где работали? — Сейчас работаю? Да? — Пусть будет так, — согласился Павлычев. — На хлебокомбинате. Кочегаром. Тут, в Кзыл-Орде. — Сколько вам лет? Образование? — По болезни комиссовали из армии... С пятьдесят шестого года я. Девять классов учился. — Где проживаете? С кем? — У матери... Чаще у бабушки живу... — Фамилия, имя вашей бабушки? — Айгерим Муратова. — Ее адрес? — Улица Сенная, дом 21. «Это ведь где-то рядом с Парковой, с домом 37», — мигом подумал Павлычев. Но с уточнением догадки решил подождать. — С кем дружите? — по-прежнему ровным тоном спросил задержанного. — С парнями, конечно. — Понятно, — усмехнулся Павлычев. — Хотелось, чтоб назвали их. Умырзаков назвал четыре имени, но среди них не было никого, кто мог заинтересовать. — И это — все? Больше никого не знаете? — Так, немного знаю еще нескольких. — Расскажите и о них. Умырзаков назвал еще Жору Григоряна, Кабыла Ибраева и замолчал. — Э, бала, — вмешался Шурагазиев, — не все. Давай, давай, называй. Парень помедлил. — Нет, больше ни с кем не дружу. — А на работе? — Там с каждым говоришь. Но я не дружу ни с кем с работы. — Это почему же так? Не той закваски? — спросил Павлычев. — Не знаю... Без них хорошо. — Что ж, ладно. Еще раз повторите, назовите всех своих товарищей, их адреса, где работают. Мы запишем. Умырзаков называл своих товарищей, время от времени переводя взгляд с Павлычева на Шурагазиева и обратно. Многие товарищи Умырзакова жили на Сенной, и Шурагазиев спросил: — Это где такая? Что-то я не помню. — За линией, за железной дорогой, — пояснил парень. «Поторопился Жаке, — подумал Павлычев. — Хотя, может, и нет. Может, к месту пришлось». Попросил: — Помогите вспомнить и соседние улицы, переулки. — Улица Грибоедова там... — Парень помолчал, глаза, казалось, совсем скрылись в щелочках-амбразурах. — По другую сторону — Кавказская, потом Крымская... Заводская. — А какие улицы пересекают вашу? Парень назвал две улицы и переулок. — Еще? Какие улицы дальше? — Дальше не помню... — Жаль, — Павлычев легонько улыбнулся. — У меня приятель живет на Парковой улице. Такая вам известна? — А-а-а, — и сразу Умырзаков оживился. — Забыл. Она пересекает нашу, Сенную. И совсем рядом, наверное, поэтому и забыл... Боковым взглядом Павлычев уловил: Шурагазиев поджал губы, просигнализировал, что парень врет. Павлычеву и без того было ясно: да, врет. Но не подал виду, что понял это. — Так, значит, всех ваших друзей-знакомых записали? — спокойно спросил Павлычев Умырзакова. — Всех. — Что ж, теперь расскажите, как отдыхаете, чем занимаетесь вечерами. Парень нахмурился, глаза почти совсем скрылись в узких щелях. «Отчего злится?» — спросил себя Павлычев.