– Как они это делали, доктор? – Они выходили по ночам, и им оставалось только выбрать место для охоты: под крышей, в подсобных помещениях, на чердаке, в дровяном сарае или хранилище инвентаря. Летом пауков было довольно много. Как нам стало потом известно, они выманивали их на насекомых, которых ловили, чаще всего мух и кузнечиков, раскладывая их в самых благоприятных местах. Вы знаете, что пауки-отшельники предпочитают трупы насекомых? – Нет, – ответил Вейренк. – Именно так, и это облегчало задачу банде. Они раскладывали в нужном месте свою добычу и ждали, вооружившись карманными фонариками. – А как им удавалось ловить пауков, чтобы те их при этом не укусили? – спросил Адамберг наивно, совсем как Эсталер. Доктор Ковэр посмотрел на него озадаченно. – Вы что, никогда не ловили пауков? – спросил он. – Нет, только жаб. – Ну так вот, вы берете стакан и кусочек картона. Ловите паука, накрыв стаканом, подсовываете под стакан картонку, и готово дело. – Действительно, просто, – согласился Адамберг. – Да не так уж. Эти отшельники очень недоверчивы. Они сумели отловить совсем немного – одиннадцать штук за четыре года. Но этого хватило с лихвой. Они выбирали жертву и ночью засовывали ей паука в рубашку или штаны. И случалось то, что должно было случиться. Паук, оказавшись в западне, кусал. Гнусные маленькие выродки. Когда я думаю о том, что одна тварь давала уроки рисования, а другая разгуливала в костюме с галстуком… – Доктор, а вы не пытались взглянуть на них с точки зрения врача? – задал вопрос Вейренк. – Нет, – сухо ответил Ковэр. – Не забывайте, что я был с ними знаком и с их жертвами тоже. Я изо всех сил ненавидел паучью банду. Отец принял все меры, какие только мог. Усилил наблюдение у дверей общей спальни, велел каждое утро перетряхивать всю одежду и закрыть подсобные помещения и сараи. Но этого оказалось недостаточно. Они творили зло и кичились этим, гордые своей силой и опьяненные своим всевластием в “Милосердии”. Они достигали своей цели, потому что садизм – неисчерпаемый источник сил и идей. Свет выключали в девять часов. Как они ухитрялись выходить по вечерам? Некоторые видели их ночью в городе. Они взламывали помещение, где хранились велосипеды, и разъезжали на них по улицам. Передаю вам полное досье, сделайте копию и бережно его храните. Если одна из жертв наконец отомстила им в зрелом возрасте – око за око, зуб за зуб, паук за паука, – оставьте ее в покое, месье. Это мне кажется единственно правильным. Адамберг и Вейренк молча шли по длинной Церковной улице, слишком ошеломленные, чтобы говорить о пауках, сегодняшних и тех, из прошлого, что напомнили о себе через семьдесят лет. – Очень красивая улочка, – заметил Вейренк, оглядываясь по сторонам. – Да, очень красивая. – Видишь нишу вон над той дверью? Со статуей святого? Данглар сказал бы, что это шестнадцатый век. – Уверен, он так и сказал бы. – Он еще сказал бы, что камень уже разрушается, но рядом со святым еще можно рассмотреть собаку. Это святой Рох, он защищает от чумы. – Уверен, Данглар так бы и сказал. А я, чтобы ему было приятно, спросил бы: “Почему святой Рох изображен с собакой?” – А он объяснил бы тебе, что святой Рох, подхватив чуму, удалился в лес, чтобы никого не заразить. Но собака местного сеньора каждый день воровала еду и носила ему. И он выздоровел. – Он и от пауков-отшельников защищает? – Несомненно. – А что сказал бы Данглар по поводу укусов пауков-отшельников? – Зная то, что теперь знаем мы, он был бы в полной растерянности. – Ты хочешь сказать, в полном дерьме. Потому что дело пауков-отшельников все-таки есть. Да или нет? – Да. – И оно берет начало отсюда, Луи. От этого сиротского приюта. Думаешь, Данглар признает свою ошибку? – Ему придется признать еще очень многое. Вчера я кое-что узнал. – И мне не сказал. – Данглар вознамерился пойти со своей проблемой к дивизионному комиссару Брезийону, чтобы тот официально запретил заниматься пауками-отшельниками. Адамберг остановился как вкопанный и повернулся к Вейренку: – Что ты сказал? – То, что ты слышал. – Пойти к Брезийону? Почему бы меня не отстранить, раз уж на то пошло? Обвинив в неполном служебном соответствии? – скороговоркой произнес Адамберг, у которого верхняя губа подрагивала от изумления и гнева. – Такую цель он перед собой не ставил. Он полагал, что команда идет неверным путем. И поговорил об этом с Морданом. А тот поговорил с Ноэлем. Мордан с Ноэлем, нашим местным монстром, ввалились в кабинет Данглара, и Ноэль, грубо нарушив субординацию, грохнул кулаком по его столу. Говорят, страницы “Книги” разлетелись по всему полу. А Ноэль к тому же стал угрожать – тебе же известно, что у него бездна такта, – запереть Данглара в его кабинете, если он сделает хоть шаг в сторону дивизионного комиссара. – Кто тебе это рассказал? – Ретанкур. – Но почему? Почему Ноэль и Мордан встали на мою защиту? – Охранительный инстинкт: уберечь группу от угрозы со стороны вышестоящего начальства. Защита комиссариата, защита территории. Можно добавить еще и поэтическую ноту. – Думаешь, сейчас подходящее время для этого, Луи? – Известно, что Мордан категорически против расследования по поводу паучьих укусов. Но также известно, что он обожает волшебные сказки. Поверь мне, в деле пауков-отшельников столько всего невероятного и нереального, что оно очень напоминает сказку о феях. – О феях? – Сказки о феях, по сути, жестоки, это их отличительная черта. И Мордана в этом деле что-то прельщает, хотя он и не понимает, что именно. – А Данглара – нет. Он начал с того, что расколол команду, а потом попытался сковать меня по рукам и ногам. Луи, он что, превращается в жука-вонючку? – Нет. Он боится. – Чего? – Может быть, потерять тебя. Ведь тогда он потеряет себя. Он хотел спасти вас обоих. – Но этот страх, если это действительно страх, – произнес Адамберг, поджимая вновь задрожавшие губы, – сделал его предателем. – Он видит все по-другому. – Только не говори мне, что он просто-напросто стал кретином. Вейренк замялся. – Вероятнее всего, я ошибаюсь, – вновь заговорил он. – Это, скорее всего, страх гораздо более глубинный. Глава 18 Всю короткую поездку на вокзал в раскаленной машине Адамберг молча набирал сообщения на телефоне. Вейренк не мешал ему, ожидая, когда он успокоится. Его скверное настроение было вполне объяснимо. Но Адамберг не мог долго злиться. Его блуждающий ум не позволял слишком долго двигаться по строгой траектории – траектории гнева. – Тебе пора поменять телефон, – наконец заговорил Вейренк. – Почему? – Потому что ты пишешь “мни хотилось бы” вместо “мне хотелось бы”, а это заразительно. – В смысле? – Скоро ты и говорить так будешь. Поменяй. – Потом, – неопределенно пообещал Адамберг, пряча телефон в карман. – У нас встреча в вокзальном буфете. – Да, хорошо. – Не хочешь узнать с кем? – Хочу. – Помнишь Ирен Руайе, ту женщину, которую я встретил в музее? – Подарившую тебе манто из дохлых пауков?