– Ту, которая, сидя по вечерам за рюмочкой портвейна, слушала беседы Клавероля с Барралем. Может, ей удастся вспомнить еще какие-нибудь подробности. Она живет неподалеку, в Кадераке, маленьком глухом местечке. – Так мы и сейчас в маленьком глухом местечке. И она потащится сюда из-за тебя? – Из-за паука-отшельника, Луи. Ирен Руайе с нетерпением ждала их на автостанции у вокзала, приветственно размахивая тростью. Адамберг сообщил ей, что у него есть новости. Наступила жара, и она сменила джинсы на цветастое платье, тоже очень старенькое, но на ногах у нее по-прежнему были короткие носки и кроссовки. – Думаю, это она, – сказал Вейренк, глядя на нее из-за стекла машины. – Такие как раз и дарят от чистого сердца дохлых пауков. – Ты просто завидуешь, Луи, что у меня он есть, а у тебя нет. Ирен, видимо, обрадовалась встрече с комиссаром, но, пожимая ему руку, она перевела взгляд на Вейренка, рыжие пряди которого горели на нимском солнце, и замерла. Смущенный Адамберг подхватил и энергично потряс ее повисшую руку. – Спасибо, что приехали, мадам Руайе. – Мы же договорились – Ирен. – Да, правда. Познакомьтесь с моим коллегой, лейтенантом Вейренком. Он помогает мне с пауками-отшельниками. – Но я-то никогда не обещала вам помогать. – Я помню. Однако поскольку мы были в трех шагах от вас, я решил позвать вас, чтобы поблагодарить. – И все? – разочарованно спросила Ирен. – Значит, никаких новостей на самом деле нет? Вы постоянно говорите неправду, комиссар? – Для начала давайте пойдем на вокзал, в кафе. Мы чуть не сварились в машине. – Да я с удовольствием, у меня ведь артроз. Адамберг, уже по привычке, взял Ирен под локоток и повел к стоявшему в стороне столику у окна, выходившего на железную дорогу. – Вам больше камни в дом не залетали? – спросил он, усаживаясь. – Нет. Никого с тех пор не кусали, так что дураки понемногу успокоились. Они забывают. А мы нет, не так ли? Что вы делаете в Ниме, позвольте спросить? – Разрабатывали вашу версию, Ирен. Заказать вам горячий шоколад? – И вы опять собираетесь потребовать, чтобы я кое-что вам пообещала, да? – Хранить все в секрете, конечно. Или я не стану рассказывать вам новости. Полицейские обычно не рассказывают, как продвигается следствие. – Тайна, да, это нормально. Извините меня. Ирен снова без стеснения принялась рассматривать волосы Вейренка, и было непонятно, чего она больше хочет: услышать новости или узнать, откуда взялся такой феерический окрас. Адамберг взглянул на стенные часы: их поезд уходит в 18:38. Он не представлял себе, как переключить на себя внимание этой маленькой женщины, которая бесцеремонно пошла в наступление: – Вы красите волосы, лейтенант? Сейчас ведь так модно. Адамбергу ни разу в жизни не приходилось слышать, чтобы кто-то осмелился расспрашивать Вейренка о его рыжих прядях. Их просто замечали – и помалкивали. – Это случилось, когда я был маленьким, – совершенно спокойно ответил Вейренк. – Банда мальчишек, четырнадцать ножевых ранений в голову, потом волосы выросли рыжими. – Вам было не до смеха. – Да. – Вот подонки, твари безмозглые. Они делают это ради развлечения, не зная, что такое остается на всю жизнь. – Вот именно, Ирен, – вмешался Адамберг, дав знак Вейренку достать папку доктора Ковэра. – Я как раз говорил, что мы разрабатывали вашу версию. – Какую версию? – Угря под камнем. – Мурены под скалой. – Да. Первых двух стариков, которые умерли. Тех, чьи разговоры вы слышали, когда пили свой портвейн. – Свою рюмку портвейна, только одну. Ровно в семь, не раньше и не позже. – Они говорили о своих гнусных проделках, – не дал ей отвлечься Адамберг, – и этого угря я решил выследить. – И что же? – Угорь оказался муреной. – Не могли бы вы выражаться яснее, комиссар? – Сын прежнего директора приюта сохранил все архивы своего отца. И полное досье на выродков. Они действительно устраивали всякие пакости. Вы не ошиблись. Клавероль был предводителем банды, а Альбер Барраль – его верным последователем. Банда жуков-вонючек. – Жуков-вонючек? – Маленьких негодяев. Вы не слишком впечатлительны? – Я как раз очень впечатлительна. – Тогда отпейте глоток шоколада и возьмите себя в руки. Адамберг выложил на стол одну за другой фотографии жертв укусов, начиная с тех, где были видны области некроза. Ирен поморщилась. – Вы знаете, Ирен, что это такое? Вам это знакомо? – Да, – ответила она очень тихо, – это некроз от укуса паука-отшельника. Господи, у этого такая страшная рана. – А у этого осталась обезображенной треть лица. В одиннадцать лет. – Господи! Потом Адамберг осторожно выложил перед ней два снимка детей с ампутацией. Ирен тихонько вскрикнула. – Я не хотел огорчать вас. Я рассказываю вам новости о вашем угре под камнем. Для этих двух малышей в те времена не нашлось пенициллина. Маленький Луи, четырех лет, потерял ногу, а Жанно, пяти лет, лишился ступни. – Матерь Божья! Это и были их гнусные проделки? – Да. Им даже дали название – “банда пауков-отшельников”. В нее входили Клавероль, Барраль и остальные. Они ловили пауков и засовывали их в одежду малышей, которых хотели помучить. Одиннадцать жертв, у двоих ампутированы конечности, один обезображен, один стал импотентом. – Матерь Божья! Но зачем вы мне это показали? – Чтобы вы ясно понимали – простите, если мы шокировали вас, – что эти два старичка, которые потягивали пастис в “Старом погребе”, – настоящие подонки. Два мальчика, пережившие ампутацию, маленькие Луи и Жанно, были первыми. И эти негодяи беспрепятственно продолжали совершать гнусности на протяжении четырех лет. – Когда я думаю, – проговорила Ирен, – когда я думаю, что пила рядом с ними портвейн… Что я сидела неподалеку от этих мерзавцев, извините меня, простите. Когда я снова об этом думаю… – Вот именно об этом я вас и прошу: подумайте об этом снова, крепко подумайте. – Еще я думала, что вы хотите о чем-то меня спросить. Погодите, – встрепенулась она, – получается, вы не ошиблись? Эти два старика были убиты с помощью пауков-отшельников одним из тех несчастных мальчишек, которые решили отомстить? А третий покойник? Как там его звали? – Клод Ландрие. – Он рос в приюте? – Он – нет. Мы пока в самом начале рсследования. – Но ведь нельзя убить с помощью паука. От его укуса не умирают. – А от нескольких? Допустим, что в брюки засунули трех или четырех пауков. Тогда, может быть, человек преклонных лет… – Может от этого умереть, – закончила она. – Вы следите за моей мыслью, как сказал бы профессор Пюжоль. – Тем не менее три старика все-таки умерли. Значит, убийце нужно было раздобыть от девяти до двенадцати пауков. Это не так просто. – Это верно: мальчишки из банды сумели поймать только одиннадцать пауков за четыре года. А их было девять, и они были очень ловкими. – А если их вырастить? Если убийца их выращивал? – сказал Адамберг. – Извините, комиссар, но вы, видимо, по-прежнему не очень-то в этом разбираетесь. Вы ведь, наверное, думаете, что человек просто ждет, пока они вылупятся из яиц и можно будет их собрать, как птенцов. А это не так. Когда паучки рождаются, они “улетают”. Ветер подхватывает их и переносит, как крошечные пылинки, – и до свидания, удачи! Им повезет, если их не склюют птицы. Из двух сотен выживет один или два. Вы когда-нибудь пробовали ловить пыль?