– Так поступают все. – Вы оставляете мобильник дома? – Конечно, комиссар, чтобы полицейские не сели мне на хвост. – Надо думать, наши пятеро укушенных – тоже. – Если это вообще они. – А что по поводу изнасилований? – Слишком много всего, – вздохнул лейтенант. – Хотя это только те случаи, о которых заявили жертвы. В пятидесятых годах, когда женщины даже не решались подать жалобу, зафиксированы два подобных преступления. – В самом Ниме? – Да. – Когда? – Один случай – в пятьдесят втором. В это время Клаверолю и Барралю было двадцать, Ландрие – девятнадцать, Миссоли – семнадцать лет. Ламбертену и Вессаку соответственно восемнадцать и шестнадцать. Первые трое – это те, которых застукали в спальне у девочек? – Да. – Я упомянул о них, потому что другие, на мой взгляд, были слишком молоды, чтобы пойти на такое дело: Оберу, Дювалю и Тораю исполнилось пятнадцать лет, Менару – четырнадцать. – Ну, и такое бывает. Групповая динамика. – Девушка описала молодых людей, но не мальчишек. Общая деталь с изнасилованием восемьдесят восьмого года – ловушка с пикапом. И то, что парней было трое. Ей было семнадцать. Она впервые вышла развлечься вечером, немного выпила, возвращалась домой пешком. Идти всего ничего, каких-нибудь пятьдесят метров. Ее зовут Жослина Бриак. – Вполне возможно, Ландрие одолжил пикап у приятеля. – Жослина решилась рассказать об этом спустя две недели, никаких пригодных улик уже не осталось. Единственная деталь: один из негодяев прокололся, он сказал: “Твоя очередь, Сезар, путь свободен!” Потому что, комиссар, она тоже была девственницей. Конечно, в этих краях Сезаров пруд пруди, но все же это может указывать на Сезара Миссоли. – Клавероль – главарь, он первый в очереди. Сезар Миссоли – за ним. – А третий? – Она сказала, что он лег на нее и стал двигаться. Но в действительности он ничего не делал, а остальные двое посмеивались над ним. – Вероятно, Обер или Дюваль. Обоим было тогда всего пятнадцать. Это они, Меркаде, но доказательств у нас нет. А другое изнасилование? – Оно произошло годом позже, тоже в Ниме. Вероника Мартинес. За месяц до того, как Миссоли покинул приют. На сей раз их было только двое, и они перемещались пешком. Они затащили девочку в какое-то здание. Тут тоже нет никакой возможности что-то выяснить. Надо сказать, комиссар, что в пятьдесят третьем году полицейские особо не занимались изнасилованиями. Правда, я обратил внимание на одну деталь: оба парня, сказала она, пахли велосипедной смазкой. – Вероятно, один из велосипедов сломался по дороге. – Вот и все, что у нас есть. Эти две девочки, Жослина и Вероника, в отличие от Жюстины Повель, не знали нападавших. Так зачем было убивать их спустя шестьдесят лет? – Предположим, что один из парней попал под подозрение в другом изнасиловании, случившемся намного позже. И что одна или вторая узнали его по фотографии в газете. – Возможно. – Я поручил Фруасси столько работы, что у нее не было времени просмотреть судебные дела жуков-вонючек. – Комиссар, а почему вы не распределили работу между нами? – Потому что это было до сегодняшнего утреннего совещания, лейтенант. Я не знал, с нами вы или нет. – Заговор отшельников, – произнес Меркаде с улыбкой. – Вы с Вейренком, потом Вуазне. Я знаю, где заговорщики собирались по вечерам. В “Гарбюре”. – Вы за мной следили, лейтенант? – Мне очень не нравилась здешняя атмосфера. Я завидовал. – Чему? Заговору или супу? – И тому и другому. – Вы любите гарбюр? – Никогда не пробовал. – Это суп бедняков. И уж точно нужно любить капусту. Меркаде слегка поморщился. – Кстати говоря, – продолжал он, – я признаю, что доклад Вуазне о ядовитых жидкостях животного происхождения был блестящим, но ни за что не поверю в то, что пострадавшая женщина мечтает убить насильника паучьим ядом. Использовать змеиный яд – это понятно. Вертикальная поза змеи, насильно впрыснутая жидкость – это, худо-бедно, можно понять. И получить яд змеи вполне реально. Но применять яд паука – нет, этого я совсем не понимаю. – Я тоже, – признался Адамберг. – Но все же посмотрите, нет ли среди найденных вами женщин биолога или, например, зоолога. Или сотрудницы марсельской больницы Сент-Розали. Один из пострадавших работал там двадцать восемь лет: он закупал лекарственные препараты. Это наша единственная приемлемая версия, да и она тоже так себе. – Кто этот человек? – Ришар Жаррас. Ни слова об этом, лейтенант Ретанкур уже наблюдает за ним. Вуазне сел на хвост еще троим в Воклюзе. Круглосуточное наблюдение в три смены, ни один не должен выйти из дому незамеченным. – А если убийца снова проявится только через месяц? – Ну, значит, будем следить месяц. – Выматывающая работенка, – вздохнул Меркаде. – Конечно, только не для Ретанкур. Меркаде в любом случае был освобожден от слежки за объектами. Безнадежное дело поручать наблюдение парню, который засыпает каждые три часа. – Почему версия Жарраса приемлема, но так себе? – Центр токсикологии в Марселе заказывает противоядия в “Мередиал Лаб”, в пенсильванском филиале. Или в филиале в Мехико. – И яды хранятся там. – Но Жаррас ни разу не был в Штатах. – Это не очень хорошо. – Хиловато, как говорит Фруасси. – По поводу чего она это говорит? – По поводу дрозда. – Он мог воспользоваться поддельным паспортом. Не дрозд, Жаррас. – А как это узнать? – Для начала поискать в архиве, где хранятся фальшивые документы. – Но там их тысячи. – А если по фотографии? – предложил Меркаде, которого совершенно не прельщали обычные кропотливые поиски. Меркаде, как и Фруасси, воспринимал изучение миллионов тропинок в интернете как увлекательную прогулку, он совершал ее с головокружительной скоростью, выбирая то окольные дороги, то непроторенные тропки и кратчайшие пути, словно беглец, который, чтобы срезать путь через поле, виртуозно проползает под колючей проволокой. Ему это нравилось. И чем грандиознее была задача, тем больше она его привлекала. Адамберг вошел к себе в кабинет и закрыл за собой дверь: ему нужно было кое-кому позвонить. После отъезда пяти лейтенантов и десяти бригадиров в конторе стало тихо. Хотя Данглар, скорее всего, заперся в своем логове, Адамберг не хотел, чтобы майор случайно услышал, как его начальник ищет яд по всему городу. Он бился целый час, пока чиновники разного уровня шаг за шагом выводили его на компетентного человека, затем отправился к Меркаде. – Ничего, – сообщил он, швырнув на стол мобильник, как будто именно из-за него потерпел неудачу. – Будете так бросать, разобьете экран телефона, – заметил Меркаде. – Он и так уже треснул. Это телефон кота. Я хотел проверить в других местах, но яда нет ни в Музее естественной истории, ни в Институте Пастера, ни на медицинском факультете в Гренобле. – Со своей стороны я тоже провел небольшое исследование на территории страны за последние двадцать лет: ни намека на подпольную лабораторию паучьего яда или хотя бы змеиного. Кому придет в голову развлекаться, добывая яд паука-отшельника? – подытожил Меркаде, отпихнув клавиатуру. Адамберг тяжело опустился на стул и, запустив пальцы в волосы, стал монотонно, раз за разом, зачесывать их назад. Так он делал всегда, когда пытался привести в порядок свой внешний вид – правда, у него это не получалось – или когда хотел прогнать усталость. Есть от чего утомиться, подумал Меркаде: три убитых старика, пятеро подозреваемых – бывших воспитанников приюта, да еще куча изнасилованных женщин, о большинстве из которых мы ничего не узнаем. Не говоря уже о том, что способ совершения убийств до сих пор непонятен. – Ретанкур и Вуазне сели им на хвост, – повторил Адамберг. – Рано или поздно один из них проявит себя. Не сегодня, так завтра. – Комиссар, может, вам отдохнуть? На подушках наверху? – предложил Меркаде. – Черт, чуть не забыл! – с досадой произнес он, вставая: вспомнив о подушках и, соответственно, о комнате, где стоял автомат с напитками, он сообразил, что пора идти за кормом. – У вас есть идея, лейтенант?