– Какая святая? – Из Лурда. – Это имеет какое-то отношение… – Разве что мистическое. А ее сестра? – Аннетта. – Чем занимался отец? – Слесарь. Но по этому поводу есть сомнения. Хозяин мастерской давал показания, но предъявил всего несколько зарплатных ведомостей. Наверное, Сеген работал вчерную. Деньги он греб лопатой. Здорово нажился во время войны. – А мать? – Домохозяйка, если только все это можно назвать домом. – Вы получили доступ к материалам процесса? – Да, их столько! Я еще не все прочитал. Но достаточно, чтобы узнать самое ужасное. Энзо давал показания. Мать в лучшем случае подтверждала его слова. Психиатры описывали ее как вялую, бесхарактерную женщину. Энзо, напротив, был стремителен как молния. Там, в суде, он и рассказал о младшей из девочек, Аннетте. Адамберг по-деревенски размял картошку, смешав ее с капустой, и застыл в ожидании. – Сначала толстяк Сеген насиловал ее так же, как и старшую, с пяти лет. Потом ему надоело. Бернадетта принадлежала ему, была его собственностью. А вторая… Вторую, комиссар, он сдавал напрокат. – Что? – Сдавал. Другим мужикам. С семи до девятнадцати лет. Молодым парням, которых он где-то нашел. У Энзо спросили, может ли он их описать, но он их ни разу не видел. Когда они вечерами “наносили визит” Аннетте, ее брату запрещалось входить в помещение, отец запирал дверь комнаты. Энзо только слышал, как они переговариваются, потом поднимаются по лестнице. – Они? – Да. Их всегда было несколько. У Энзо спрашивали, сколько мужчин, по его мнению, приходили к ней. Были это одни и те же или разные. Он твердо отвечал, что младшую сестру использовали в течение двенадцати лет одни и те же посетители. Двенадцать лет. У него спросили, сколько их было. Судя по голосам, сказал Энзо, их было девять или десять. Адамберг схватил лейтенанта за руку. – Сколько? Сколько их было? – По словам Энзо, девять или десять. – Девять или десять, Меркаде? И всегда одни и те же? Вы отдаете себе отчет в том, что сейчас сказали? – А что? – Черт побери, лейтенант, это девять жуков-вонючек из “Милосердия”! Те же годы, тот же возраст, то же место. Жуки-вонючки, которых по ночам выпускал на волю охранник Ландрие. – Извините, комиссар, но откуда Ландрие мог знать, что Сеген сдает в аренду дочь? – Меркаде, они были знакомы, они наверняка были знакомы. Я же говорил, мы не можем и не должны упускать из виду колокольню “Милосердия”. Какая-то из двух сестер двадцать лет уничтожает жуков-вонючек, одного за другим. – Или обе сестры вместе. – Да. Нет. Не старшая. Старшую эти типы не насиловали. Когда отец погиб, она была отомщена. Это младшая, да, это она. Их убивает младшая, Аннетта. – Потом, подумав секунду, добавил: – Или Бернадетта. – Младшая или старшая, без разницы, но как они узнали, кто эти ублюдки? Ведь Энзо никогда их не видел! Мужчины сосредоточенно замерли в молчании над тарелками с остатками еды, так что Эстель, встревожившись, подошла и спросила: – Вам что-то не понравилось? – Нет, Эстель, все превосходно! Взглянув на напряженные лица обоих, она бесшумно удалилась. – Аннетте шестьдесят восемь. Луиза Шеврие не подходит, она на пять лет старше. – Можно состряпать какое угодно свидетельство о рождении. – Что с Энзо? – Получил двадцать лет, а мать – одиннадцать за сообщничество и плохое обращение с детьми. Она умерла в тюрьме. Энзо вышел в восемьдесят четвертом, отсидев семнадцать лет. – Где он сейчас? – Я не успел узнать, комиссар. – А девушки? – Тоже не успел, комиссар. – Негодяй, – процедил Адамберг сквозь зубы. – Отец? – Сын директора приюта. Доктор Ковэр. Он знал, наверняка знал. – О чем? Что Ландрие выпускал жуков-вонючек? – Что Эжен Сеген работал в сиротском приюте. Но во время судебного процесса, опасаясь скандала, Ковэр-отец это скрыл. Он подтер все следы. “Милосердие”? Где служит тип, держащий дочерей в неволе, насилующий их и сдающий внаем? И речи тут быть не может ни о каком милосердии! Вот почему возникли неясности с местом работы Сегена. Не был он никаким слесарем. Он работал в сиротском приюте. Разумеется, охранником, как и Ландрие. И банда пауков-отшельников платила ему за право насиловать его собственную дочь. – Откуда у них деньги? У сирот? Адамберг пожал плечами. – Карманные кражи в Ниме – для них сущий пустяк. К тому же папаша Сеген сдавал дочь внаем не ради денег. Он испытывал грязное удовольствие оттого, что заставляет ее заниматься проституцией. И оттого, что все слышит, а может, и видит. После того как они вышли из приюта, все продолжалось. Именно так, Меркаде, потому что не могло быть по-другому. – Вы слишком торопитесь, комиссар. У нас нет ни одного доказательства. – У нас в руках все нити: связи, даты, количество парней. – Вы хотите сказать, что мы подходим вплотную к пятьдесят второй параллели? – Возможно. Глава 38 – Лейтенант, – произнес Адамберг, остановившись у входа в комиссариат, – мне нужно побольше узнать об этих двух женщинах, Бернадетте и Аннетте. И о Луизе Шеврие. – Комиссар, если бы я мог, – смущенно начал Меркаде. Адамберг заглянул в лицо своему подчиненному. Щеки побелели, веки сморщились, спина сгорбилась: период сна вот-вот свалит его с ног. – Пойдите поспите, я начну поиски вместе с Фруасси, – сказал Адамберг, – а вы можете подключиться попозже. Фруасси напряженно выслушала рассказ Адамберга о дочерях супругов Сеген. – Теперь можно поднимать на ноги всю команду, лейтенант. Составьте самый подробный отчет о нимских пленницах и разошлите его всем сотрудникам. Потом найдите всю возможную информацию о сестрах Сеген, их брате, а также о Луизе. И еще фотографии, как можно более свежие, такие, на которых они улыбаются. – Комиссар, на фотографиях для официальных документов людям не положено улыбаться. Что вы хотите увидеть? – Их зубы. – Их зубы? – Возникла одна идея. Протомысль. Фруасси замолчала. После подобной фразы углубляться в подробности было бессмысленно. – Пузырек газа, – пробормотала она, кивнув. – По поводу Луизы в тот период, когда она сидела с детьми, я могу поискать что-нибудь на сайтах вроде “Дети прошлых лет” или “Когда-то в яслях” в Страсбурге и Ниме. Но, честно говоря, не знаю, есть ли что-то похожее. А о двух несчастных девушках Меркаде ничего не нашел? – У него не было времени. Он и так проделал безумную работу. – А теперь, – сказала Фруасси, взглянул на свои часы, – он спит.