– Как-нибудь разберусь. Думаю, у меня получится. – Кто бы сомневался, Виолетта? Ретанкур высадила Адамберга и Вейренка у их отеля в Ниме и тут же покатила в Кадерак, держа в руке телефон. Адамберг написал Фруасси, что она может прекратить поиски улыбки Луизы. Затем отправил сообщение Ноэлю и Жюстену, приказав им возвращаться в комиссариат. – У меня предложение: сытный завтрак, затем отдых до получения известий от Ретанкур, – сказал он Вейренку. – Ты думаешь, она справится? Этот визит не из легких. Ложь, крайняя осторожность, психологическая тонкость. – Ретанкур справится с чем угодно. Она в одиночку могла бы управлять “Сан-Антонио”. – Ты, похоже, слишком сильно дергаешь за поводок. – Ретанкур вообще нельзя держать на поводке, – сказал Адамберг, глядя на друга. – А если бы кто-то попытался, она протащила бы его за собой вокруг света. Глава 40 Сообщение от Ретанкур ближе к полудню получил Вейренк: Не могу связаться с комиссаром, передайте ему. Луиза: вставные зубы – искусственная челюсть. Волосы по виду идентичны с образцом. Выглядит на семьдесят лет. Водила машину “давным-давно”. Туалет у нее в комнате, в ванной ничего изъять не удалось. Не смогла осмотреть ее комнату, там все скрипит. Боится пауков по-настоящему. Луиза упомянула, что изучала право в Ниме, но бросила занятия после какой-то “неприятности”. Говорила о “праве на труд”, употребляя специальные термины. Зато – одним преступлением больше, одним меньше – я стащила ее чайную ложку. Я БЫЛА приятной, они тоже. Ирен – очень забавная, только все время болтает и воркует, терпеть этого не могу, – передала мне для комиссара этот проклятый сувенирный шар из Рошфора. Вейренк вошел в номер комиссара, который, не раздеваясь, крепко спал на кровати. Лейтенант потряс его за плечо. – Новости от Ретанкур, Жан-Батист. Она несколько раз пыталась с тобой связаться. – Я ничего не слышал. Адамберг прочитал сообщение и улыбнулся: – С ложечкой она здорово придумала. – Ты до такой степени ее подозреваешь? – У нее поддельные имя, возраст, волосы, зубы, и на данный момент все указывает на нее. – Что ты привязался к ее зубам? Адамберг вздохнул и отдал Вейренку его телефон. – У моей отшельницы, Луи, во рту оставалось всего несколько гнилых зубов. Недоедание. Когда она вышла из… черт, Луи, как это называется – место, где держат голубей? – Голубятня, – подсказал Вейренк. – Наверное, я проспал слишком долго, – пожаловался Адамберг, пытаясь причесаться пятерней. – Забыть слово “голубятня” – это уже не шутки. Адамберг несколько секунд посидел неподвижно, потом надел ботинки и открыл свой блокнот. Забыл слово “голубятня”, – записал он. – Это из-за удаления больного зуба, – сказал Вейренк. – Доктор тебе говорил. – И все-таки. – Забудь о голубятне, давай вернемся к Луизе. Согласен, у нее фамилия Шеврие – белая девственная козочка господина Сегена. Есть ее насильник, некий Карно, связанный с Ландрие, связанным с приютской бандой. Есть ее волосы, ее фобии, мыло во флаконе, струйка масла из дозатора. Но есть и ее боязнь пауков-отшельников. И если она действительно изучала право, пока не произошло изнасилование – “неприятность”, – она не может быть нимской узницей. Фруасси, наверное, права, она родилась за границей. – Из-за нее мы бродим в тумане. Все сходится, все основательно. Но только с виду. – С виду? Ты же был убежден, что нашел убийцу, но неожиданно оказывается, что это всего лишь видимость. – Это все закрытые бухты, Луи. Может быть, есть какая-то другая. Нет, это явно не то, – твердо заявил он. – Что-то меня смущает, какой-то пустяк, что-то чешется, как сказал бы Лусио. – С какого момента? – Не могу сказать. – О каком пустяке ты говоришь? – Не могу понять. – Пойдем, пора нам освободить номера и пообедать. – Drekka, borða, – произнес Адамберг и встал. – И пора возвращаться. Срочно отправь волосы и ложку в лабораторию, пусть сделают анализ ДНК. Мы узнаем, сидела она или нет в засаде в той кладовке, со своим стволом и ядом. Возможно, удастся установить генетическое соответствие с членами семьи Сеген. – В восемьдесят четвертом, при освобождении из тюрьмы, Энзо не мог быть зарегистрирован в общей картотеке, тогда этого еще не делали. Потребовалось бы эксгумировать тела родителей. – Или достать из хранилища вещдоков топор, которым был убит отец. Это нам покажет, была ли Луиза его привязанной белой козочкой. Которая, совсем не так, как в сказке, обретает свободу, убивая волков. Из поезда, увозившего их в Париж, Адамберг отправил послание Ретанкур: Поздравляю, задание выполнено. Положите пакет с ложкой мне на стол. Потом он вышел в тамбур между вагонами и позвонил доктору Мартену-Пешра. – Доктор, вы помните об отшельнице в голубятне? – Разумеется. – Представьте себе, сегодня днем я не мог вспомнить слово “голубятня”. – Вы спите, как я вам посоветовал? – Никогда в жизни столько не спал. – Это прекрасно. – Слово “голубятня”, которое я забыл, – это побочный эффект удаления зуба? – Нет, рана начала рубцеваться. Но это реакция избегания. У нас у всех такое бывает. – Что это значит – избегание? – Когда мы что-то знаем, но не хотим знать. – Почему? – Потому что это мешает нам жить, создает проблемы, которых мы хотели бы избежать. Не называть их. – Доктор, речь идет о слове “голубятня”. Значит, и о моей отшельнице – или нет? – Нет. Эта глава окончена, и вы можете вернуться к ней, когда пожелаете. Вы знакомы с каким-нибудь голубем? – Знаком? Все шесть миллионов парижан знакомы с каким-нибудь голубем.