— Мам, можно я сбегаю посмотрю, что там на заднем дворе? — Бен не мог усидеть на месте. Если б его оставили в машине еще хоть на минуточку, он бы взорвался. — Давай, Бенни. Обедаем в шесть! Только не изгваздайся! Все ясно, Бенни отправили играть, а меня запрягли, как обычно. Все-таки моя мама руководствовалась старомодными принципами при воспитании детей разных полов. Ну и духота была в доме! Кондиционер мы не привезли. Бьюсь об заклад, после всех разговоров о холоде родители сочли, что он нам не понадобится. До сих пор помню, как меня обдало жаром, когда я вошла — будто в духовку заглянула. Мне велели открыть и вымыть все окна, а их было семнадцать, ни больше, ни меньше. Мама порылась в ящике с чистящими средствами, нашла одно для окон и всучила мне моток бумажных полотенец. — Ветер восточный, так что сперва вымой окна, которые выходят на улицу, — сказала она. Пока я их мыла, размышляла о всяком-разном — чем еще заняться? Думала о новой школе, о том, будем ли мы учиться в одном классе, станем ли вместе ездить на школьном автобусе, подружимся ли… За час я вымыла и распахнула все окна с фасада, и в доме стало градусов на десять прохладнее. Время тянулось бесконечно, и мои волосы насквозь пропитались по?том. И тут я добралась до окон во двор. Вы с Беном носились вокруг старого сарая, который мама планировала снести. Я мыла окна, оставляя их открытыми, и прислушивалась к вашему невнятному бормотанию. Я шпионила за вами часа полтора, пока не пришла мама с ведром теплой воды и средством для мебели — надо было вымыть шкафы. Я занималась этим до самого ужина. Брат пригласил тебя поесть с нами; вы оба выпачкались с головы до ног. Не знаю, во что вы там играли целых три часа, но я обрадовалась, что Бен не забыл о хороших манерах. За ужином я изо всех сил пыталась на тебя не смотреть. Получалось плохо. Ты так улыбался, что хотелось улыбаться в ответ, а еще смахнуть с носа песчинки веснушек. Потом я узнала, что ты их терпеть не можешь, но мне они сразу запали в душу. Ужин был незамысловатый — пицца на заказ и несколько бутылок колы. Я всегда требовала на ужин зелень или овощи, однако перед тобой не хотелось капризничать, так что я молча жевала пиццу. Ты рассказывал о своей семье, что папа в сезон рыбачит на озерах, а мама работает в магазине. Ты не признался, что твой отец — самозабвенный алкоголик, а мать изо всех сил пытается это скрыть. Но я заметила печаль в твоих глазах. Именно из-за нее — даже не из-за улыбки — мне захотелось узнать тебя получше. Когда папа попросил меня сходить вместе с тобой к твоей маме за запасным ключом от нашего дома, сердце у меня чуть не выпрыгнуло из груди. Папочка и не подозревал, что выйдет из этой просьбы. Мы шли по шуршащей траве, рядом медленно кружили светлячки. Стоял теплый душный вечер, почти как в родном Миссисипи. — Никогда не видела светлячков, — прошептала я. — Серьезно, что ли? — Твои первые слова, обращенные прямо ко мне. — В Миссисипи полно комаров. Знал бы ты, какие они злющие! Все постоянно спреем брызгают, он убивает комаров, но папа говорит, что и светлячков тоже. — Зато у нас светлячков просто куча. Когда я был поменьше, мы ловили их и запихивали в банки, а потом накрывали крышками, только дырки для воздуха в них прокалывали. А банки ставили рядом с кроватью, как фонари. — Ничего себе! — Не знала, что у меня акцент, но тут сама его услышала, сравнив свой говор с твоими гладкими интонациями. Мы дошли до твоего дома, ты приподнял дверной коврик и достал ключ. Внутри было темно, и у меня засосало под ложечкой — тоскливое чувство, которое находит при возвращении в пустой дом. — И что, они прямо светятся, такие фонари? — Светятся. Ты открыл дверь и скрылся внутри, оставив меня на пороге. Я ждала и ждала, даже испугалась, не забыл ли ты, что я снаружи. А потом ты вышел с ключом в руке. На его серебристых гранях отражалась луна. Ты вложил ключ мне в руку. — Вообще я больше не ловлю светлячков. — Почему? Это же весело. (Знаешь, у Мэй и у Клейтона такой же вздернутый нос, как у тебя.) — Не очень. Когда просыпаешься, они уже мертвые. Жалко их. — И ты исчез в темном доме. Вот и всё. Я влюбилась. Понятно, что наши отношения развивались со временем. Год спустя ты уехал, но я все никак не могла забыть мальчика, который перестал ловить светлячков. Я люблю тебя. С Днем святого Валентина. Спасибо, что потом опять меня нашел. Твоя Натти (ха-ха) «И откуда она все помнит?» — удивился Люк, утирая глаза. Он давно уже сполз на колени, облокотившись о кровать — поза почти молитвенная. Странно. Люк не молился с детства. Мольбы к Господу он возносил, с головой забравшись под одеяло, чтобы укрыться от криков, доносившихся снизу, — мама с отцом ругались. Господь не услышал тогда, не слышит и теперь. В спальню ворвалась Мэй. Она уже собралась в школу — красный джемпер, под ним водолазка. Спутанные волосы разметались по плечам. — С Днем святого Валентина, папочка! Она запрыгнула ему на спину и обняла за шею. — Тебя тоже, солнышко! — Люк повернулся и подхватил ее на руки, как принцессу. — Приготовила «валентинки»? — Да, мне Джесси помогла. Очень классные получились. Она в Интернете посмотрела, как их делать. — Надеюсь, мне тоже одна достанется? — А как же! — Мэй подскочила на ноги. — Ой, подожди, я совсем забыла… Она достала из кармана большую розовую расческу с резинками, обмотанными вокруг ручки. — Заплетешь мне косички? У Люка во рту пересохло. Он сто раз видел, как это делала Натали, и даже сам однажды попытался, однако ничего не вышло — пальцы слишком неуклюжие. Но разве можно расстраивать дочку в такой день? — Садись. — С первой попытки зубцы расчески зацепились за узелок в волосах. Мэй вскрикнула. — Ой, прости, пожалуйста. Может, не стоит? — Стоит, — ответила она, поколебавшись. — Две косички, пожалуйста, на прямой пробор. — Слушай, у меня идея! Ты садись, а я тебя причешу и расскажу одну историю. — Про любовь? — Ага, очень красивую. Люк пересказал историю знакомства с ее мамой, дополняя подробностями, которые припоминал на ходу. Мэй слушала, затаив дыхание, и терпела, даже когда он дергал ее за волосы. Первую косичку заплел с третьей попытки, зато вторая удалась сразу. Он как раз успел дорассказать. Мэй подбежала к большому зеркалу и улыбнулась. — Отлично! Спасибо, папочка! Конечно, ни разу не отлично. Присмотревшись, Люк заметил, что косички вышли кривовато, совсем не так, как получалось у Натали. Но ничего, сойдет. Мэй повернулась и сделала реверанс, прихватив по краям красную юбку. Она даже надела колготки с сердечками в честь праздника. У ее мамы в гардеробной была припрятана коробка с разноцветными праздничными носками — он отдаст их Мэй, когда у той нога подрастет. — Спасибо, папа! — Она поцеловала его в щеку. В комнату вошел заспанный Клейтон, держа в руках смартфон Натали. — У мамочки телефон звонит. Мелодия звонка пробудила у Люка неприятный эффект дежавю, даже живот скрутило. Звонящий не знал, что Натали умерла. Значит, придется сказать… Он поглядел на экран, но номер был не записан в контактах. Странно. Люк нажал на соединение и прижал палец к губам, посмотрев на детей. — Алло? В трубке раздался женский голос: — Здравствуйте! Я ищу мистера Ричардсона. Меня зовут мисс Мэйсон, я школьный психолог в Шепардской средней школе. Звоню по поводу Уилла. Почему она звонит по номеру Натали? Наверное, сначала попробовала дозвониться на домашний, Люк давным-давно отключил его. Ему было легче в тишине. — Это я. Подождите секундочку. — Конечно. Люк прикрыл рукой трубку и прошептал Мэй: — Пойди достань вафли из морозилки, я спущусь через пару минут. — А мама на День святого Валентина всегда пекла розовые блинчики! Ну, на блинчики времени точно не хватит. — Может, на ужин испеку… Покорми брата завтраком, пожалуйста. — Хорошо! Пойдем, Клейтон! Пора завтракать. Она схватила малыша за руку, которую тот держал во рту, и увела его. Люк поднес трубку к уху. — Простите, пожалуйста. — Ничего страшного. Я хотела спросить, сможете ли вы сегодня зайти попозже и поговорить насчет Уилла.