– Войдите. Через секунду в келью вошли две монахини с ведром воды, медным тазом, чистой сорочкой и рясой из грубого сукна. Они представились мне сестрами Анной и Марией, а затем помогли помыться и переодеться. – Выходил ли герцог из своей комнаты? – поинтересовалась я, когда с водными процедурами и переодеванием было покончено. – Да. Его сиятельство заглянули к вам, но вы еще спали. Поэтому он один отобедал, а сейчас беседует с матерью-настоятельницей. Он просил нас проводить вас в трапезную, когда вы проснетесь. Вот же шельма! Значит, он запросто взял и заглянул ко мне? Без стука, без предупреждения… А если я тут голая по комнате хожу? От мысли, что я гуляю голой по этой келье, а на меня смотрят два черных глаза из прорезей в бархатной маске, к щекам прилила кровь, щеки загорелись, а внутри все затянулось морским узлом. – Спасибо. Я быстро расправилась с тарелкой тушеной фасоли, которая с голодухи показалась мне пищей богов, и незаметно улизнула из-под носа сестер, которые, воспользовавшись случаем, принялись драить столы и лавки. Ноги вынесли меня в центральный дворик, по которому гуляли гуси и куры. В центре дворика находился полуразвалившийся колодец, от которого по кругу лучами в разные стороны расходились узкие тропинки. Я осмотрелась – слева и справа на втором этаже главного монастырского здания, судя по всему, располагались жилые комнаты послушниц – одинаковые узкие окошки, простецкий каменный балкон, опоясывающий этаж, скромные деревянные скамейки у стены. А вот центральная часть здания была окружена лимонными деревьями и пальмами в горшках. К тому же наверх вела лестница, отделанная гранитом, а балкончик из красного дерева явно вырезал какой-то умелец. Поразмыслив, я решила, что апартаменты матери-настоятельницы находятся как раз там, и отправилась к гранитной лестнице по центральной тропинке-лучу. Лестница привела меня сначала на резной балкон, с которого в здание уводил длинный темный коридор. Я осторожно вошла внутрь и начала потихоньку продвигаться, останавливаясь возле каждой попадающейся мне по пути двери и прислушиваясь. На пятой, а может быть, шестой по счету остановке мне повезло. За дверью прозвучал знакомый голос. – То есть ты предлагаешь мне бежать? – спокойно спросил Альваро. – Я уже говорила тебе и повторюсь снова – король в бешенстве. Мне стоило большого труда выпроводить восвояси его гонца. И то только после того, как я поклялась на распятии, что не дам тебе здесь крова. Ты понимаешь, на что мне пришлось пойти? Да простит меня Господь. – Женщина замолчала, видимо, чтобы прийти в себя после подобного богохульства. – Однако, чует мое сердце, скоро здесь будут королевские гвардейцы. Филипп прекрасно осведомлен, что нас с тобой связывает молочное братство и что дорога в Сан-Альенсо лежит через мой монастырь. – Он дал мне слово, – возразил Альваро. – Его слово выеденного яйца не стоит. Он заберет обратно то, что принадлежит ему. А тебя отправит в темницу. Вы чудом не столкнулись с его верным псом у ворот. Но судьба не будет так благосклонна к тебе всегда! Прошу тебя, откажись… Что ты потеряешь? – Не могу, – тихо сказал Альваро, а у меня сердце начало подпрыгивать так, будто резвилось на батуте. Почему он не может? Что заставляет его рисковать собой? Неужели у него и впрямь есть ко мне какие-то чувства? Улыбка тронула мои губы, а ладонь сама собой легла на грудь, успокаивая разбушевавшееся сердце. – Неужели эта девица настолько ценна? Разве она ценнее твоей жизни? Брат мой! – с горячностью воскликнула мать-настоятельница. – Здесь ты можешь не опасаться никого и ничего, сними же эту проклятую маску и посмотри на себя в зеркало. Любая упадет к твоим ногам, а ты сцепился с королем из-за жалкой оборванки, дочери разорившегося Лоренцо Конте. Знай же, ее не примут ни в одном монастыре с тех пор, как король объявил на нее охоту. Это королевский указ. И ты не проси у меня приюта для нее! Возможно, я услышала бы еще что-то любопытное, но слова про «оборванку» не на шутку разозлили меня. Я с силой толкнула дверь, которая, как оказалось, была заперта на цепочку. В образовавшемся проеме показались две фигуры – высокая статная монахиня лет сорока в черной рясе с белой пелериной и черном клобуке и Альваро в темно-зеленом жакете со стоячими короткими рукавами и такого же цвета ренгравах. Молочные брат и сестра стояли рядом у стены возле маленького зеркала. Мой приход застал их врасплох. Герцог повернул голову и застыл в изумлении, заметив в дверной щели мой нос. – Федерика, это вы? – спросил он, сжимая в руках бархатную маску. Я же не могла вымолвить и слова, отшатнувшись от двери, как от огня. Я увидела его лицо. Лицо молодого мужчины с правильными чертами лица, красивыми карими, почти черными глазами, с полными властными губами и чистой бледной кожей. Ни шрамов, ни ожогов, ни оспин! На нем не было ничего ужасного. Ничего из того, что я представляла себе. Напротив, Альваро был настолько привлекателен, что мне тут же захотелось вновь посмотреть на него. В памяти отпечаталась ямочка на подбородке, покрытом легкой щетиной, тонкий аристократичный нос и упрямый лоб, который пересекали первые морщинки. Почему же ты носишь эту чертову маску? И почему ты не можешь от меня отказаться? Сколько тайн сокрыто в тебе, герцог Альба, сын короля и контрабандист? Глава 13 – Федерика, что вы здесь делаете? – сурово спросил герцог. Он быстрым движением нацепил обратно свою маску, а затем подошел к двери и открыл ее. – Меня разбудили сестры Анна и Мария, они сказали мне, что вы у матери-настоятельницы, – ответила я, чувствуя себя вареным раком. Мои щеки и уши пылали, а в груди растекался горячий комок тепла, заставляющий сердце биться чаще. Увидев герцога, я забыла о брошенном в сердцах в мой адрес оскорблении и теперь чувствовала только неловкость и стыд из-за своего внезапного и не очень подобающего юной сеньорите поведения. Я все никак не могла свыкнуться с мыслью, что прежняя Дора осталась где-то в параллельной вселенной и мне нужно учиться жить заново – в новом мире и новом теле. Это же надо было настолько потерять контроль над собой, чтобы ломиться в чужую дверь без приглашения? Хотя, чему я удивляюсь? Какая женщина, будучи в здравом уме и трезвой памяти, сможет спокойно вынести все те приключения, что свалились на мою голову? И пусть это оправдание звучало довольно слабо, оно все же немного успокоило меня, так что я смогла поднять глаза и посмотреть герцогу в лицо. Точнее, в скрывающую его маску. – Вы видели меня, не так ли? – спросил он таким тоном, словно бросил мне в лицо обвинения в чем-то подлом и ужасном. Я испуганно посмотрела на побледневшую мать-настоятельницу и отрицательно замотала головой. Не хватало еще, чтобы и он отказался от меня из-за этого глупого недоразумения. Раз уж он так щепетилен в этом вопросе, лучше соврать. Ложь во спасение. – Нет-нет… Я искала вас, прислушиваясь к звукам за дверями в коридоре, и, услышав последние слова матери-настоятельницы о том, что… – язык как-то вдруг онемел, и я не смогла произнести то, что хотела, глядя на светлое лицо монахини, – я немного расстроилась и повела себя глупо. Но быстро спохватилась и отошла от двери. Я не видела вашего лица, герцог. Вам не о чем беспокоиться. Прошу вас простить мне мою бестактность. – Дочь моя, – заговорила мать-настоятельница, – надеюсь, вы понимаете, что моя забота – благополучие герцога, и мне бы очень не хотелось, чтобы он как-то пострадал в результате своей авантюрной затеи. – Я понимаю вас, – ответила я, едва не плача. Хотелось провалиться под землю и исчезнуть, чтобы больше не унижаться перед этими людьми, – но это не мой выбор. Я всего лишь пешка в этой игре. К тому же теперь мне некуда пойти. У меня на этой земле больше нет дома. И нет никого, кто приютил бы меня. Уверяю вас, если бы не подобные обстоятельства, я немедленно бы приказала заложить карету и уехала прочь. – На мой взгляд, было бы лучше, если бы Альваро посадил вас на корабль и отправил в индийские земли. Получая от него постоянную материальную поддержку, вы бы прекрасно устроились в теплых краях. Это уже было слишком. Сдерживаться становилось все труднее. Глаза увлажнились, и, к моему стыду, по щеке скатилась первая слезинка. – Я хотела поступить именно таким образом, ни в коем случае не претендуя на получение средств от герцога, но капитан корабля наотрез отказался принять меня на судно. В этом есть и заслуга его светлости. – Я бросила на Альваро укоризненный взгляд, вспомнив о его разговоре с капитаном. – Меня совсем не устраивает то скомпрометированное положение, в котором я оказалась, выбрав сторону герцога в его споре с королем. Но моей целью было только избежать нежеланного замужества. Если герцог изволит, я могу попытать удачу еще раз теперь на другом корабле. А теперь прошу меня извинить. Я смахнула рукой слезинку и, изобразив что-то отдаленно похожее на крестьянский реверанс, бросилась прочь из этого кабинета. Слезы душили меня, в груди все скрежетало и клокотало. Неужели эта женщина увидела во мне очередную охотницу за герцогским состоянием? Я могла понять ее переживания из-за вражды Альваро с королем, но она зашла гораздо дальше в своих обвинениях, намекая на мой статус содержанки. Если бы в эту минуту из-за угла выскочила та самая бабка-ежка, которая отправила меня сюда, и предложила бы вернуться – я бы согласилась, не раздумывая. Довольно с меня унижений и оскорблений. Меня пытались насильно выдать замуж, разыграли в карты, словно породистую лошадь, возят за собой, словно приживалку, а теперь еще и совершенно открыто намекают на мои отнюдь не добропорядочные моральные качества. Что еще должно произойти со мной в этом королевстве? Не хватало еще, чтобы он вернул меня королю, как не подошедший по размеру костюм. Да, я не была настоящей дворянкой, к тому же не имела ни гроша за душой, за исключением мешочка специй – щедрого подарка герцога, но у меня все еще была гордость и чувство собственного достоинства. Я торопливо спускалась по гранитным ступенькам парадной лестницы, когда он окликнул меня с балкона: – Графиня! Постойте! Проявите снисходительность к калеке, я не могу так быстро бегать! Его голос изменился. Я вновь узнала в нем теплые, дружеские нотки и невольно остановилась. Не знаю, сделала ли я это только потому, что он действительно не мог меня догнать, или потому, что в глубине души ждала этого оклика, но я замерла на месте. Мне было не по себе от этой неприятной ситуации. К тому же глаза все еще были влажными и, скорее всего, покраснели – поэтому я не решалась обернуться и посмотреть на него. Было слышно, как он неспешно спускается с лестницы. И с каждым его шагом мое сердце колотилось все быстрее. – Федерика. – Его ладонь легла на мое плечо. Я вздрогнула, но головы так и не повернула. – Я прошу вас применить свое влияние и задействовать имеющиеся у вас связи, чтобы я могла остаться в этом или каком-нибудь другом монастыре, – с дрожью в голосе проговорила я, выдав свое состояние. – Или же последуем совету матушки-настоятельницы – помогите мне уплыть из королевства. На этот раз мои намерения были более чем серьезны. Я больше не позволю непонятным чувствам и разыгравшимся гормонам управлять собой. Меня не просто отправили в параллельную вселенную в тело восемнадцатилетней сеньориты. Судя по всему, мой разум также претерпел некие возрастные изменения. Сама не знаю, почему я вела себя так глупо и эмоционально. Будто весь мой женский опыт и знания улетучились в один миг – кто-то невидимой рукой стер с подкорки сознания все известные мне женские хитрости, оставив в моем распоряжении только юношескую искренность и прямолинейность. Раз уж я здесь, во сне или наяву, и раз уж я Федерика Конте, графиня и дочь гранда, значит, пора мне взяться за свою честь и пошатнувшуюся репутацию. Игры закончились. – Прошу вас простить преподобную мать Августу. Она, как всегда, слишком категорична. И я, конечно, не разделяю ее мнения. Его слова слегка умаслили мою раненую душу. Он словно нанес слой лечебного бальзама на мою кровоточащую гордость. – Благодарю вас, но ваша молочная сестра права. Вам не следует продолжать эту схватку с королем, к тому же – связь со мной может негативно сказаться уже на вашей репутации. Злые языки всегда найдут, чем потешить скучающие умы придворных. Сила сплетен порой бывает страшнее силы оружия. Ни к чему вам, наследнику герцогов Альба, благородному гранду, держать при себе отвергнутую невесту и дочь. – Не говорите так, прошу вас, – в его голосе прозвучала мольба, и мое сердце дрогнуло. Я повернулась и посмотрела прямо в его черные, горящие, точно угли, глаза. – Но это правда, герцог! Неужели вы полагаете, что нам еще не приписали любовную связь, полную разврата и греха? Я слышала своими ушами о вашем гареме, слышала насмешки за своей спиной, когда вы выиграли меня, чувствовала на спине косые, полные зависти и злобы взгляды, которыми нас провожали. Мой отец прилюдно отрекся от меня, а королевский указ касательно моего поступления в монастырь только разжигает огонь. Меня запрещено принимать даже в монастыре – как будто я самая последняя грешница на этой земле. Я замолчала, чтобы успокоиться и перевести дыхание, и с волнением ждала, что герцог воспользуется этой паузой, чтобы ответить мне, но он молчал. – Вы молчите, – легкая ухмылка коснулась моих губ, – потому что согласны со мной. Как бы там ни было, я благодарна вам за тот выигрыш, ибо оказаться в руках короля было подобно смерти. Уж лучше я буду жить, покрытая славой куртизанки и вашей содержанки, нежели медленно умирать, восседая на троне рядом с этим ужасным человеком. – Когда я уводил вас из замка Пилар, то не заметил на вашем лице ни сожаления, ни страха. Что изменилось теперь? – спросил меня Альваро. – Потому что я думала, что вы принесли мне спасение. Но теперь я вижу, что вы поставили меня в унизительное положение. Хотя в этом есть и доля моей вины. Мне следовало остаться в порту и попытаться уехать. Пусть на другом корабле и с другим капитаном. Нужно было настоять. Но минутная слабость… – Минутная слабость? Неужели? – удивленно переспросил герцог. – Чему вы так удивляетесь? – Графиня, мне жаль, что я невольно дал вам надежду… – заговорил Альваро, хитро щуря глаза. – Оставьте, – перебила я его. – Вы слишком высокого мнения о себе! Я не одна из тех привезенных с теплых краев рабынь и не придворная кокетка, желающая покорить загадочного герцога. Да, возможно, во мне вспыхнуло какое-то чувство к вам, но это не более, чем симпатия. Дружеская симпатия к человеку, который выручил меня из беды. Я больше не могла выносить его пронизывающий до костей опасный взгляд и не могла прогнать из мыслей его лицо – благородное, притягательное, невероятно мужественное. Зачем он давит на меня? Почему говорит со мной столь откровенно? Что это – его новая игра? Я окончательно запуталась в происходящем и желала только одного – поскорее закончить этот мучительный разговор и закрыться в своей келье. «Куда он заглядывал, пока ты спала», – сообщил мне внутренний голос, заставив в очередной раз вспыхнуть странным, томительным огнем. Альваро провоцировал меня, мастерски перебирал струны моей души, вытягивал из меня такие признания, которые в другой ситуации я предпочла бы оставить при себе.