Фронтоны и капители здания, похоже, позаимствовали у античной Греции. Кремовая штукатурка тянется и тянется во все стороны, бо́льшая часть стен увита плющом. Рядом с большим мраморным входом дремлет пара дирхаундов[34], едва замечающая наш приезд, словно они здесь исключительно для украшения, как и все остальное. Мы звоним, нас впускает в дом ассистентка в костюме в полоску. На лацкане ее пиджака микрофон. Она выглядит смесью охранника с директором по маркетингу. — Подождите, пожалуйста, здесь, — говорит женщина, приведя нас в библиотеку с ковровым полом. Вишневые шкафы блестят от пола до потолка, набитые книгами и каталогами, расставленными, похоже, по цвету. В камине горит огонь, хотя сейчас только начало октября. Я чувствую жар через всю комнату и уже начинаю потеть. После, кажется, безосновательно долгой паузы, появляется Лидия Хейг в простой желтой футболке и штанах, которые можно купить в местном магазине для фермеров. Я не верю своим глазам и вижу, что у Уилла, который представляет нас, та же проблема. Такого мы точно не ожидали. — Сейчас сезон сбора винограда, — говорит Лидия, как будто это объясняет все: от растрепанных серебристых волос до отсутствия обуви. Ее белые спортивные носки хорошо выделяются на фоне толстого коврового покрытия. Поскольку она ничуть не смущена, видимо, так и есть. — К сожалению, мой муж будет занят весь день и вечер, до глубокой ночи. Бо́льшую часть белого мы собираем ночью, чтобы обеспечить стабильный уровень сахара. «Ее племянница пропала, а она беседует об уровне сахара?» — Кэмерон в беде, — сердито говорю я. — Вашему мужу придется оторваться от дел. Я готова спорить, но Лидия только серьезно кивает, потом поднимает трубку внутреннего телефона. — Дрю где-то на тракторе, — говорит она, повесив трубку, — но Дженис попробует добраться до него. Дженис — ассистентка в полосатом костюме, предполагаю я. Лидия указывает на кресла перед камином, мягкие и большие. — Разумеется, мы очень беспокоимся о Кэмерон. Чем мы можем помочь? Мы с Уиллом переглядываемся, потом садимся. Здесь трудно присматриваться — что к Лидии, что к этому дому. В глаза слишком бросается несоответствие между ее видом и дворцом, в котором она живет, между изначальной рассеянностью и теперешней уравновешенностью. В чем тут дело? — Вы можете описать ваши отношения с племянницей? — спрашивает Уилл, как только все расселись. — Можно сказать, что вы с ней близки? — Мы были намного ближе, когда она была младше. Наш сын, Эштон, на два года старше, так что они росли вместе — по крайней мере, на каникулах. Мы перебрались сюда пять лет назад. — До того, как Эмили и Трой переехали в Мендосино, — дополняю я. — Совершенно верно. Идея была в том, чтобы чаще видеться, но вышло не так, как нам хотелось. Мы здесь очень заняты, а Эштон бо́льшую часть года на востоке страны. У нее ровный голос, но язык тела меняется, становится жестче. У меня такое чувство, будто она что-то недоговаривает. — Когда вы в последний раз виделись с Кэмерон? — Думаю, в июле, на дне рождения Эмили. — Какой она выглядела? — Кэмерон? Немного отстраненной, если честно. Как будто что-то пережила. С другой стороны, весь тот день оказался сплошной катастрофой. Я изучаю Лидию, чувствуя, как на лбу у меня собираются капельки пота. Сейчас, когда я еще ближе к камину, огонь кажется еще более нелепым и смехотворным. Я откидываюсь на спинку кресла, промокаю испарину рукавом. — Можно ли сказать, что у вас и вашего мужа много общего с Эмили и Троем? Лидия поднимает брови. — Не особенно. Они сделали некий выбор… — Она не договаривает фразу. — Выбор? — уточняет Уилл. — У Эмили не самая типичная жизнь, я понимаю. Я стараюсь не судить ее. — Но?.. — поощряю я. — Но мы никогда не понимали, почему она остается с Троем. Он совершенно не способен на верность, даже когда они только встречались. Такие мужчины не меняются, а Эмили могла выбрать кого угодно. Мы не понимали, в чем смысл. Уилл ловит мой взгляд. Я достаточно рассказала ему о неверности Троя, но сейчас, когда я знаю историю семьи Эмили, ситуация намного яснее. — А что с Кэмерон? — меняю фокус. — Как по-вашему, на ней отразилась напряженность отношений в семье? — Возможно, — задумчиво произносит Лидия. — Но, честно говоря, она уже какое-то время менялась. По крайней мере, так мне кажется. — В какую сторону? — Наверное, стала более чувствительной, легко расстраивалась. С ней стало труднее сблизиться. — Замкнутая? — предлагаю я. — Может, и так. — Она мрачнеет. — Когда Кэмерон появилась в семье, я думала, это будет хорошо для них, для всех. Эмили давно хотела ребенка. И ее все время подавляла карьера. Голливуд. — Лидия произносит это слово, как название вируса. — И что потом? — Подробностей я не знаю. В какой-то момент Кэмерон замкнулась и ушла в себя. Честно говоря, она не первый год меня тревожит. Хотя вряд ли это можно было высказать Эмили. Я подаюсь вперед, неожиданно намного сильнее заинтересовавшись Лидией. Уилл, кажется, согласен. — Как тревожит? — спрашивает он. — Чем? — Я думала, она может что-то с собой сделать, порезаться или еще что… Девушки ее возраста иногда так себя ведут — режут руки или сознательно вредят себе… — Вы когда-нибудь предлагали ей помощь? — Пыталась. В июле Кэмерон выглядела так, будто вообще находится не здесь. Когда я спросила, она сказала, что все отлично, но позже мы выяснили, что она только что узнала о ребенке. Ассистентка Троя… Просто кошмар. Полагаю, вам об этом известно. — Известно, — говорит Уилл. — Откуда Кэмерон узнала? Лидия на мгновение раздраженно поджимает губы. — Его подружка позвонила ему домой, и девочка сняла трубку. Можете такое представить? Я не могу. — Подружка Троя сказала Кэмерон, что беременна? Это жестоко. — Жестоко, но эффективно. — Лидия качает головой. — На самом деле это непростительно. Кэмерон, вероятно, едва стояла на ногах, а у нас был званый обед в честь дня рождения. Крабовый салат и шоколадный кекс без добавления муки. Эмили не позволила никому оступиться — ни единого знака, что дела неладны. Но это же Эмили, верно? — она многозначительно вздыхает. — С тех пор мы с Дрю не разговариваем с Троем. При звуках имени ее мужа я рывком возвращаюсь к реальности. За всеми разговорами о Кэмерон я едва не забыла, зачем мы приехали. Может, Уилл тоже. Или он просто выжидает удобного момента? — Кэмерон исчезла двадцать первого. Чем вы с Дрю занимались в тот вечер? — Мы только начали собирать пино[35], — поясняет Лидия. — Мы были в виноградниках до двух или трех, я так думаю. Она явно имеет в виду утро. — Вместе? — Да. С августа по октябрь у нас не бывает свободных рук. Никто не спит. — И когда вы в тот вечер начали работать? — Как только стемнело. Около семи. От этих подробностей у меня екает сердце. Не только из-за надежного алиби, которым Лидия обеспечила Дрю, но и потому, что ее слова звучат вполне правдоподобно. Все это никак не сочетается с тем, что мне сейчас нужно, с хотя бы одним убедительным следом. В конце концов из коридора доносится шум, и в библиотеку входит Дрю. Он снимает запыленную соломенную ковбойскую шляпу и кладет ее на край стола, потом пожимает нам руки. Его редеющие мышиные волосы примяты шляпой. Лицо обветренное, на переносице крошки пыли. Он работает всерьез, а не играет в фермера, как я подозревала, и я скорее раздосадована, чем успокоена. Мне хочется, чтобы его вина пылала. Чтобы весь этот сценарий оказался подделкой. Уилл начинает: — Мистер Хейг, я шериф Флад из округа Мендосино, а это специальный агент Анна Харт. Мы приехали по поводу Кэмерон. Дрю, не важничая, садится. Дженис приносит чай со льдом на серебряном подносе с завитками. Хозяин дома берет стакан и выпивает залпом. — Жуткое дело, — говорит он, ставя стакан обратно; кубики льда брякают, как хрусталь. — А теперь еще одна девочка, в Петалуме… — Ваша жена сказала, что в вечер исчезновения Кэмерон вы собирали урожай, — вступаю я. — Это верно? — Да. Самое занятое время года. Иначе мы бы чем-нибудь помогли. — Вы разговаривали с Эмили или Троем после пропажи их дочери? — Вообще-то нет. Я… — Он разминает пальцы. — Даже не знаю, что сказать. — По правде сказать, мы немного смущены, — добавляет Лидия. — В такое время напряженность и разногласия не должны влиять на поступки. Семье следует держаться вместе. Дрю неловко кивает, а я осознаю, что смотрю на него. На влажные волосы и пропитанный по́том ворот. И на руки, крупные и сильные. Выглядит ли он человеком, способным причинить вред пятнадцатилетней девушке? Или девочке помладше? Мой инстинкт подсказывает, что он вполне на такое способен независимо от алиби. Это просто ощущение, возможно, совершенно необоснованное. Но оно есть.