— Я бы хотел проверить вас обоих на полиграфе, — говорит Уилл. — Это стандартная процедура. — Да? — Дрю выглядит удивленным. — Ну, раз вы так работаете… — Он смотрит на Лидию. — Прямо сейчас будет трудновато определиться с расписанием. У нас еще несколько недель уборки урожая. — Мистер Хейг, у нас нет недель. — Я свирепо гляжу на него. — У вас наверняка достаточно работников, чтобы вы могли отлучиться на пару часов. Я жду, что он сразу пойдет на попятную, но нет. Его голубые глаза смотрят твердо. Эмили досталась вся семейная красота, но у Дрю есть что-то другое. Даже при его фермерской одежде заметно, что он привык обладать властью. Авторитетом. И ему редко бросают вызов. — Если у меня кто-нибудь работает, будьте уверены, что я собираюсь работать с ними. Это кодекс, в который мы здесь безоговорочно верим. Надеюсь, вы понимаете. — Ваша рабочая этика достойна уважения, — говорит Уилл, выделяя последнее слово. — Но у нас сейчас нет времени идти навстречу. Я буду ждать вас в моем офисе завтра. — Он смотрит на Лидию. — Вас обоих. Одиннадцать утра вас устроит? Дрю ощетинивается. Он зол. — Конечно, — говорит Лидия, не глядя в его сторону. Дженис появляется в дверях, и Дрю хватает свою шляпу. Когда он встает, то вжимается в мое личное пространство. Всего на секунду, но я чувствую, как от него исходит потрескивание физической силы. Мгновение — и ощущение исчезает, но у меня странное чувство, что его движение было намеренным. Что ему хочется надавить на меня, поиграть мускулами. Мои мышцы мигом прочитывают подтекст, напряжены и готовы к бою. Я не могу не думать о том обвинении в изнасиловании и о том, что насилие по отношению к женщине редко связано с сексом, но почти всегда — с доминированием. С тем, чтобы раздавить независимость женщины полным контролем, движимым ненавистью. Когда он уходит, Лидия провожает нас до дверей. — Мы смотрим новости из Петалумы. У меня даже есть пара друзей, которые сейчас работают волонтерами в поисковом центре Полли Клаас. Если запустить что-то подобное для Кэмерон — вопрос денег, мы будем рады внести свой вклад. Мы с Дрю уже это обсуждали. Мы с Уиллом переглядываемся. Возможно, она чувствует себя виноватой или стыдится, что не помогает прямо сейчас. Или же это предложение — завуалированная попытка извинения, возмещение того, что сделал ее муж, или того, кто он есть. Некоторые жены сексуальных хищников являются молчаливыми соучастницами, тогда как другие — очень немногие — открыто содействуют, в какой-то степени являясь сутенерами, удовлетворяющими аппетиты мужа. А еще есть те, кто ничего не знают и не подозревают, даже когда насилие происходит под их собственной крышей. И дело не в невежестве или нехватке проницательности. Многие хищники обладают сверхъестественной способностью показывать другим только то, что они хотят. Некая раздвоенность — стена между диссонирующими частями их личности. Из нашего короткого визита невозможно понять, к какому сегменту относится Лидия. — Хорошее предложение, — говорю я. — Мы сможем подробнее обсудить это завтра, — добавляет Уилл. — Спасибо, что уделили нам время. Глава 31 — Ну и что это была за хрень? — спрашивает Уилл, когда мы садимся в машину. — Чтоб я знала… Хотя он мне не нравится. — Я не знаю, что и думать. Клинт Иствуд посреди своей карьеры, в полный рост… Но такое чувство, будто он много времени провел на советах директоров, выкручивая другим руки, и часто подписывал жирные чеки. — А это фигня насчет того, что если кто-то на его земле работает, он тоже работает? Он вообще настоящий? Уилл пожимает плечами, заводит машину. — В любом случае у него есть алиби. К сожалению, с этим не поспоришь. Я последний раз смотрю на дом, на величественно непропорциональный парадный вход, где по-прежнему, будто приклеенные, сидят две борзые. Деятельность предприятия такого масштаба требует множества рук, но я никого не вижу. Может, все они на виноградниках или в других зданиях, давят или чем там они занимаются днем — но все равно картина странная, как огромный улей, безупречно построенный и полный меда, но без единого трутня. — Я пока не хочу вычеркивать Дрю из-за того насилия, — говорю я. — Тогда он был не на тракторе. — Разумно, — соглашается Уилл, пока мы едем по длинной ухоженной дорожке. — А о ней что ты думаешь? — О Лидии? Не знаю. Она выдала пару очень проницательных мыслей насчет Кэмерон. Но если она заботится о девушке, почему бы не поехать к Эмили и Трою после ее исчезновения? Казалось бы, Лидии следовало разбить лагерь у них в гостиной, как делают в таких случаях члены семьи. Не сходится. — Даже во время сбора урожая, — выразительно произносит Уилл. — Им не нужны деньги. — Именно. И если они разозлились на Троя, почему не приехали и не встали на защиту Эмили? Ты же слышал, как Лидия сказала, что Кэмерон изменилась… Ладно, Лидия тревожилась, о’кей. Но почему она держала эту тревогу при себе? Уилл неразборчиво соглашается. Мы сворачиваем на главную дорогу, где по обе стороны тянутся виноградники — бесконечная симметрия красно-золотого света. Ленты разноцветной мишуры сверкают на проволоке, протянутой над виноградными лозами. Они должны отпугивать птиц, но по-своему красивы. Вот почему туристы приезжают в винную страну, не только ради хмелька от дегустации каберне совиньон, но и ради причастности к этому миру, где каждая поверхность отражает солнце. Я пытаюсь устроиться поудобнее, но плечи все равно скованы и напряжены. Рация Уилла настроена на частоту его департамента. Один из помощников сообщает о семейной ссоре, код 10–15. Уилл подается вперед, напряженно вслушиваясь, пока другой помощник не забирает вызов. Только тогда я задаю вопрос, о котором уже давно думаю. — Есть какие-то шансы получить ордер на доступ к документам об удочерении Кэмерон? — Зачем? Что ты думаешь там найти? — Сама не знаю. Все еще цепляюсь за вопрос, когда Кэмерон пострадала от насилия. Если это был Дрю, разговор с ее родной семьей может исключить из рассмотрения раннюю часть ее жизни. Или еще что. Вдруг ее нашел кто-то из ее прошлого… Всякое случается. — Могу попробовать. А что ты думаешь о предложении Лидии насчет помощи с поисковым центром? — Если она серьезно, бери ее деньги без проблем. Но даже самый жирный чек не поможет нам вовлечь в поиски город. Вот что на самом деле работает в Петалуме. — Анна, мы это уже проехали. Я не могу конкурировать с «похищением под угрозой ножа». Наш случай не нажимает ни на какие тревожные кнопочки. И Полли явно была особенной. Ты видела. Все те люди вложились от души. Такое не подделаешь и к такому не принудишь. — Да, — вынуждена признать я. — Но может сработать, если мы дадим людям возможность познакомиться с той, кого мы ищем. Ты сам говорил, Кёртисы держались в стороне от людей. И это часть проблемы. Может, созвать собрание горожан и попросить поддержки, тупо и прямо? А сначала сделаем большое объявление для СМИ, чтобы они приехали. Скажем, что у нас есть срочные новости. — А они есть? — даже в профиль — он не отрывает взгляда от дороги — Уилл выглядит раздраженным. — Может, к тому времени появятся. А если нет, покажем им наше собрание. Целый город, пришедший ради Кэмерон. Мы всюду развесим ее фотографии, а ты выйдешь и повторишь ее имя, десять раз. Двадцать раз. — Не все так просто. — А что еще у нас есть? Он не отвечает. На какое-то время все заслоняют виноградники, зеленые, золотистые и темно-сиреневые. Сумеречный свет похож на мягкого теплого зверя, который ложится на округлые желтые холмы и виргинские дубы[36]. — Я могу обратиться к Грею, — пробую я еще раз, — и к Стиву Гонзалесу. Дети в старших классах переживают. Этот план может им помочь. Они почувствуют себя деятельными, воодушевятся. Нельзя бросить их в одиночку бороться с такой травмой. Ты сам знаешь, как плохо это может закончиться. Им нужно хоть что-то делать. — Думаю, стоит попробовать. Хотя Трою с Эмили может не понравиться такая идея. «Да пошли они на хер», — хочется сказать мне, но я говорю другое: — Может, они передумают. * * * Уже темно, когда Уилл высаживает меня у «Хорошей жизни». После целого дня в машине у меня подгибаются ноги, а пояс джинсов отпечатался на все еще слишком мягком животе. Я решаю выгулять свою нервозность, а не просиживать на табуретке в «Паттерсоне» и в следующую секунду чувствую облегчение. Когда дохожу до конца Лэнсинг-стрит, поднимается ветер. Он скребет меня каждым своим просоленным порывом, счищая с моего тела этот день. На краю утеса я смотрю вниз на пляж Биг-Ривер и сразу понимаю, что вот они, декорации моего кошмара с девушкой, бегущей через спутанные водоросли и плавник. Ночь темная, и дорожку не разглядеть, но я вижу несколько первых земляных ступенек, ведущих к ребристому песку подо мной, и начинаю спускаться, игнорируя крошечные вспышки тревоги. Слишком уединенное место, если я упаду или еще хуже. Однако не останавливаюсь. Я знаю эту тропку, или ее знают мои мышцы, помнят, где спрыгнуть, где найти опору или ухватиться за заросли кустов, будто за горсть волос. Последние ступеньки размыло, но я проскакиваю опасное место на заднице, сильно оттолкнувшись руками, чтобы приземлиться тремя футами ниже на влажный песок. Он принимает меня с негромким влажным звуком, я удерживаю равновесие и на мгновение ощущаю триумф. Потом: «А как я отсюда выберусь?» Когда глаза привыкают, я вижу, что пляж пуст. Отлив оставил длинную изломанную полосу водорослей, пахнущих влагой и гниением. Подхожу к воде. Песок как будто фосфоресцирует во мраке, мягко расступается под моими ботинками, когда я обхожу изогнутую белую корягу. В детстве они всегда напоминали мне человеческие кости, и сейчас приходится признать, что так и есть. Впереди вспыхивает красный мачтовый огонек рыболовной лодки. Немного дальше ему отвечает другой, но так это выглядит отсюда. На самом деле между лодками не меньше мили. Возможно, они даже не видят друг друга. И не слышат, разве только по радио. — Эй, у вас там все в порядке? — доносится с края утеса низкий мужской голос. Я испуганно вздрагиваю. Мне виден только неуклюжий безликий силуэт с размытыми контурами. Трудно не чувствовать себя загнанной в угол. Я бессмысленно оглядываюсь по сторонам, потом кричу в ответ: — Да, все в порядке. — Похоже, вы там застряли. — Нет, все нормально. Он не отвечает, только неопределенно машет, его тень распадается и, к счастью, исчезает. Теперь я снова одна и чувствую себя безопаснее, но нужно еще придумать способ выбраться отсюда. Там, где я спрыгнула, мне не подняться. Чувствуя себя по-дурацки из-за неприятной ситуации, хожу взад-вперед вдоль утеса, ища место получше, но ничего не вижу. Ни удобной опоры для ног, ни надежной ветки. Ветер усиливается, и я начинаю дрожать. Если придется провести ночь здесь, я могу замерзнуть насмерть. — Эй! — опять раздается голос. Он вернулся. «Дерьмо». — Осторожно, я спускаю веревку. Глава 32