2 По пути к лестнице Мерфи шел рядом с Майклом Пулом. – Наш друг так до сих пор и не сообщил своего имени. Утверждает, что забыл его. Зато помнит, что родился в Нью-Йорке в возрасте восемнадцати лет, – он кашлянул. – В подсобке бара под названием «Наковальня». – Он окинул Майкла почти светским взглядом. – По нашей просьбе он набросал план квартиры Пумо. Потом замолчал надолго, отказываясь говорить что-либо, кроме того, что на него возложена миссия очистить мир от скверны. Мерфи провел их через большое офисное помещение на первом этаже и дверь в его конце и далее – по широкой лестнице вниз. За треском пишущих машинок в кабинетах Пул расслышал, как Гарри Биверс что-то мягко, но настойчиво объясняет Мэгги Ла. – Мы на месте, – объявил Мерфи, распахивая широкие двери в помещение, напоминавшее театральный зал: здесь также имелись секции стульев с наклонными спинками, похожая на сцену платформа и верхнее освещение. Мерфи провел их ко второму ряду стульев. Мэгги прошла за Пулом, а за ней последовали Биверс и Конор Линклейтер. Мерфи подошел к кафедре в центральном проходе и включил освещение сцены, после чего взял микрофон со шнуром, внимательно осмотрел его, нашел кнопку и тоже включил. – Мы все здесь, – проговорил он в микрофон. – Сейчас установим экран, и можете выводить людей. Нахмурившись, он опустил взгляд в недра кафедры и щелкнул еще одним выключателем. Большой экран с вертикальными шкалами для отметки человеческого роста выкатился по направляющей во всю ширину сцены. – Так, мы готовы, – объявил Мерфи. – Каждый человек встанет у своей отметки. Как только они выйдут на сцену, я попрошу каждого мужчину сделать шаг вперед, сказать несколько слов о себе, а затем сделать шаг назад. Слева на сцену вышли пятеро и неуверенно направились к тому, что, по мнению Пула, было номерами, вмонтированными в сцену. Поначалу могло показаться, что каждый из трех невысоких черноволосых мужчин похож на Виктора Спитальны. На первом был серый деловой костюм, на втором – клетчатая спортивная куртка, третий был в джинсах и джинсовой куртке. Мужчина в клетчатом больше всех походил на Спитальны, но имел более расставленные глаза, а подбородок – шире. Он выглядел усталым и раздраженным. Четвертым был грузный блондин с живым циничным лицом ирландца. Пятый мужчина, одетый в свободную рубашку цвета хаки, армейские брюки и ковбойские сапоги, недавно побрил голову, позволив затем волосам подрасти до состояния однородного темного ежика, все еще достаточно короткого, чтобы через него просвечивал череп. Он единственный улыбнулся «зрителям». Голосом, лишенным интонации, Мерфи вызывал мужчин по присвоенным им номерам: – Меня зовут Билл, я работаю барменом в Верхнем Ист-Сайде. – Меня зовут Джордж, я лидер бойскаутского отряда в Вашингтон-Хайтс. – Меня зовут Франко, я проживаю в Бруклине, на Оушен-авеню. – Меня зовут Лиам. Я занимаюсь охранным бизнесом. Когда вызвали пятый номер, вперед шагнул последний. – У меня нет имени, потому что нет прошлого. – Господи, – ахнула Мэгги. – Поверить не могу… Мерфи велел пятому сделать шаг назад, а затем попросил всех покинуть сцену. Когда она опустела, детектив облокотился на кафедру и бросил грозный взгляд на Мэгги: – И? – Последний мужчина, тот, который в процессе смены пола, на нем ботинки Тины. Это точно. Я знаю, кто он. – И кто же он? – Ну, то есть настоящего имени я его не знаю, но он называл себя Дракулой, у него еще был длинный ирокез – до того, как сбрил его. Тино подцепил его в клубе в прошлом году или он подцепил Тину. Он притворялся девушкой. После того, как они вернулись в лофт, он избил Тину до потери сознания и обокрал его. Ботинки, в которых он сейчас выходил, он украл у Тины. Тина очень любил их. Они, кажется, очень дорогие. – Дракула, значит, – сказал Мерфи. – Но в квартире на меня напал не он. – Это так, – кивнул Мерфи. – Да я, собственно, догадывался об этом. Джентльмены, вы можете быть свободны. Хотел бы поблагодарить вас за сотрудничество, я обязательно еще побеседую с каждым из вас. Пожалуйста, позвоните мне, если вспомните что-либо, о чем хотели бы мне сообщить. Мисс Ла, прошу вас, не могли бы вы пройти со мной наверх? Мэгги поднялась с места чуть раньше троих друзей и вышла в центральный проход, где дожидался ее Мерфи. Встретившись взглядом с Майклом, она чуть подняла брови. Майкл кивнул ей и затем встал вместе с Конором и Биверсом. 3 Майкл проводил друзей до такси и, пообещав присоединиться к ним в квартире Гарри через полчаса, пошел обратно по Десятой улице к полицейскому участку и стал ждать. Погоды стояли все еще достаточно холодные, чтобы радовать, но Майклу нравилось стоять здесь, на покалывающем иголочками морозца воздухе. Солнечный свет золотил изящную каменную кладку стены дома на другой стороне улицы. Майкл чувствовал себя словно застывшим на границе между окончанием некоего серьезного этапа и началом нового. Стейси Тэлбот была последней реальной ниточкой, связывавшей его с Вестерхольмом, – все остальное, что удерживало его там, можно было бы унести с собой в чемодане. Он понял, как легко будет продолжать смотреть телесериал, в который превратилась его жизнь. Живая повседневность работы, вереница гнусавых от простуды детишек и их обеспокоенных мамаш, Джуди и ее нервозность, вялые, тягуче-унылые утренние часы, красивый белый дом, прогулки к пруду с утками, «Кровавые Мэри» на воскресном позднем завтраке, отупляющие обрыдлые мелочи, съедающие минуту за минутой. Дверь полицейского участка открылась со щелчком, таким же решительным, как хруст ломаемой кости; Майкл обернулся и выпрямился, когда на пороге появилась Мэгги Ла. Ее прекрасные волосы поймали солнечные лучи изящной сетью густых блестящих черных прядей. – Ой, как хорошо, что вы еще здесь, – проговорила она. – Боялась, что уедете. Я ничего не смогла там толком сказать. – Я понял. – Я действительно хотела увидеться именно с вами. Конор замечательный, но, по-моему, не слишком уверен, как следует относиться ко мне. А Гарри Биверс – это какое-то жуткое помрачение… – Довольно точная характеристика Гарри Биверса. – Они смогут обойтись без вас некоторое время? – Столько, сколько захотите. – Тогда они рискуют не заполучить вас никогда, – сказала Мэгги и взяла его под руку. – Я хочу, чтобы вы помогли мне кое-куда съездить. Поможете? – Я ваш, – внезапно Пул остро почувствовал, что он и эта девушка – единственные уцелевшие после гибели Тины Пумо: вместе с Уолтером и Томми Пумо они были семьей, которую оставил Тина. – Идти не очень далеко. Не ахти какое шикарное заведение, просто маленький местный ресторанчик. Мы с Тиной ходили туда, вернее сказать, он ходил туда, это было его место и он лишь делился им со мной. И мне не хочется чувствовать каждый раз, когда я прохожу мимо, что ноги вот-вот подкосятся. Так вы не возражаете? – С радостью составлю вам компанию, – ответил Пул. Мэгги держала его под руку и шагала с ним нога в ногу. – Не подскажете ли еще какое-нибудь местечко, куда я смог бы отвести вас после? Она подняла на него глаза: – Может быть. Он помолчал, дав ей время высказать все, что хотела. – Мне хотелось бы узнать вас получше, – наконец проговорила Мэгги. – Я рад. – Вас он любил больше всех – больше всех людей, с которыми он служил там. – Мне очень приятно слышать это. – Он всегда очень радовался, когда вы заглядывали в «Сайгон». Глубоко в душе Тина не всегда был уверен в себе. И для него много значило, когда вы, приехав в Нью-Йорк, выбирали именно его ресторан. Это доказывало ему, что вы его не забыли. – Я не забыл его, Мэгги, – сказал Майкл и почувствовал, как она крепче сжала его руку. Они шагали по Шестой авеню, и солнечный свет здесь казался теплее, чем на поперечных улицах. Вокруг текла красочная повседневная уличная жизнь: студенты, домохозяйки, бизнесмены, несколько парней с напомаженными губами. На углу они прошли мимо сгорбленного бородатого мужчины в лохмотьях – его ноги почернели и распухли, напоминая футбольные мячи. Сразу за ним грязного вида мужичок одного с Майклом возраста протянул ему бумажный стаканчик с несколькими десятицентовиками и четвертаками. На подбородке его выделялся кровавый струп, а в щелочках глаз лихорадочно и свирепо посверкивали зрачки. Вьетнам. Майкл опустил в стакан несколько четвертаков. – Мы почти пришли, – объявила Мэгги, и голос ее дрогнул. Майкл кивнул. – Это все равно что жить с большой… пустотой, – Мэгги выбросила вперед свободную руку. – Это так тяжело. А оттого, что я еще и боюсь, тяжелее вдвойне. О, я расскажу вам обо всем, когда мы будем на месте. Несколько минут спустя они с Мэгги поднялись по ступеням ко входу в «Ла Гросерию». Высокая темноволосая женщина в черных лосинах подвела их к столику у окна. Солнечный свет лился в большие окна и ложился на волнистые узоры полированных деревянных столешниц карамельного цвета. Они заказали салаты и кофе. – Я ненавижу бояться, – сказала Мэгги. – Но и горе само по себе слишком тяжко. Оно приходит, когда ты не ждешь, подкрадывается и наносит удар, застав врасплох. – Мэгги подняла на Майкла взгляд, в котором переплелись интеллект и приязнь. – Вы говорили с Конором о вашей пациентке?.. Пул кивнул: – Перед самым выездом в Нью-Йорк я узнал, что она умерла. – Он попытался улыбнуться и порадовался про себя, что не сможет увидеть результата своей жалкой попытки. Лицо ее изменилось, разгладилось и стало как будто чуть более замкнутым. – В Тайбэе моя мама ловила крыс в саду ловушками. Ловушки те зверьков не убивали – просто удерживали внутри. А мама поливала пойманных крыс кипятком. Крысы отлично понимали, что их ждет. Сначала они пытались бороться и бросались на маму, пока наконец у них не оставалось ничего, кроме страха. Зверьки словно сами становились страхом во плоти. В небе где-то к востоку от Шестой авеню распоролось облако, и солнечный свет полился с удвоенной силой. Мэгги смотрела на Майкла обеспокоенно и открыто, и Пул воспринимал сосредоточенное внимание как безраздельное благо. И в этом мгновении, озаренном внезапно хлынувшим радостным солнечным светом, он необычайно ясно увидел, как будто остро ощутил, гладкую округлость ее рук, теплый золотисто-медный оттенок ее кожи, ее маленький остроумный чувственный рот. Юный возраст Мэгги обманчив, следом подумал он, разглядывая девушку в сиянии света: оценишь ее молодость как одну из главных реалий ее личности – и совершишь большую ошибку. Если минуту назад его искренне тронула ее изумительная красота, то теперь в широком немигающем лице перед собой он видел столько нового, что красота девушки казалась несущественной. – Со мной, пожалуй, случилось худшее на свете, – говорила она. – Просто душераздирающее. Именно так я чувствовала себя, когда… когда это произошло. Когда он почти поймал меня. – На мгновение Мэгги умолкла, и лицо ее снова разгладилось будто бы от тяжести воспоминаний. – Я видела нападавшего, но не его лицо. Быть может, я тогда слегка обезумела. Я чувствовала себя так, будто вся в крови, и все проверяла, оглядывала себя, но ни капли крови на мне не было, – глаза Мэгги и Майкла встретились, и ему почудилось, будто между ними проскочил электрический разряд. – Вы бы, наверное, сварили его живьем, – сказал Пул. – Может, и так. – Губы девушки чуть изогнулись в непонятной улыбке. – Может ли такой… человек вообще бояться чего-либо, знаком ли ему страх?