По дороге ее пытались остановить ошалевшие проводники – туда нельзя! Там пожар… она отталкивала их – мне туда обязательно нужно! У меня там ребенок один остался! Внезапно поезд резко тряхнуло, так что она едва удержалась на ногах, схватившись за поручень. Потом еще и еще, послышался жуткий скрежет, и поезд остановился. Из ближайшего купе донеслись изумленные крики пассажиров. Наконец она добежала до своего вагона. Коридор был полон дыма. Она обвязала лицо мокрой салфеткой, но дышать было все равно тяжело. Навстречу попался задыхающийся, шатающийся мужчина с красными, выпученными глазами, скользнул по ней безумным взглядом, вылетел в тамбур. Вот и ее купе… Она с трудом отодвинула дверь, которая стала отчего-то очень тяжелой. Внутри дыма почти не было, но свет не горел. Она искала чемодан в неверном свете сполохов огня, нашла его с трудом и тут споткнулась о тело попутчицы. Та лежала на полу в странной позе. Да что с ней такое? Упала с полки? – Эй! – Она потрясла попутчицу за плечо. – Эй, что с тобой? Внезапно глаза женщины открылись. Или ей показалось? Да нет, рука шевельнулась. – Что, что такое? – прошептала попутчица. В темноте блеснуло кольцо. В потолок несколько раз ударили. Лизхен тяжело вздохнула – опять старухе что-то понадобилось… Бабка уже почти год не выходила из своей комнаты и два месяца не вставала с кресла, в котором и спала, и проводила все свои унылые дни. Отец и старшие братья Лизхен были постоянно заняты в пекарне, мать обслуживала покупателей, и уход за старухой полностью лег на хрупкие плечи Лизхен. Она только успевала поворачиваться – то принеси бабке воды, то вынеси за ней ночную вазу… а чуть зазеваешься – стучит в пол своей комнаты клюкой. И будет стучать, пока Лизхен не прибежит… хоть бы уж скорее ее прибрали черти! Девушка нехотя вскарабкалась наверх по крутой лестнице, вошла в комнату. В первый момент она испуганно попятилась. Ей показалось, что в кресле, где обычно восседала бабушка, теперь сидит огромная черная ворона. Сидит по-хозяйски и смотрит на девушку проницательным взглядом маленьких черных глаз… Лизхен хотела перекреститься, но ворона злобно каркнула. Тогда девушка зажмурилась… Затем она снова открыла глаза… Никакой вороны, разумеется, не было, откуда ей здесь взяться? Это была она, ее бабушка. Старуха сидела прямо против двери и смотрела на внучку маленькими темными глазками, похожими на изюмины в воскресном штруделе. Глазки-то изюмины, а сама старуха напоминала огромную старую ворону. – Что так долго? – прошамкала она своим беззубым ртом. – Ну, что вам еще нужно, бабушка? – отозвалась Лизхен. – Снова воды или булку? Я же вам только что приносила… – Нет, внученька! – Старуха состроила умильную физиономию. – Я хочу открыть тебе большую тайну… очень важную тайну… подойди поближе! «Совсем с ума соскочила! – подумала Лизхен. – Выдумывает бог знает что…» Однако любопытство пересилило лень и недоверие, и она приблизилась к креслу старухи. И тут бабка неожиданно ловко ухватила ее своей скрюченной лапкой за ухо. – Вы что, бабушка? – взвизгнула Лизхен, безуспешно пытаясь вырваться. – Отпустите! Больно же! – Молчи и слушай! – прошамкала старуха. – Я хочу отдать тебе единственную ценную вещь, которая у меня осталась. Самое дорогое, что у меня есть… – Какую еще вещь… – пропыхтела Лизхен. – Да отпустите же меня, наконец! Вы мне ухо оторвете! – Ничего твоему уху не сделается! Слушай меня и запоминай! Когда меня не станет, сними с моего кресла подушку. Под ней будет дощечка, подними ее, и найдешь маленькую коробочку. В ней лежит кольцо. Того, кто владеет этим кольцом, ждет большое будущее. Ты сможешь вертеть мужчинами как захочешь и благодаря им поднимешься на самые верхние ступеньки… – Ступеньки? – переспросила Лизхен. – Какие еще ступеньки? Но старуха отпустила ее ухо. – Не знаю ни про какие ступеньки! – прошамкала она и оттолкнула внучку. – Принеси мне вчерашний штрудель, я знаю, там, в пекарне, остался… не принесешь – скажу твоей матери, что ты украла у меня талер, припасенный на похороны. – У, ведьма! – прошипела Лизхен и вышла из комнаты. – Надо же – кольцо! Да у нее в жизни ничего ценного не было! Старуха проводила ее хитрым мстительным взглядом. Той же ночью сверху донеслись какие-то странные звуки – будто там кто-то топал, хлопали крыльями большие птицы и передвигали что-то тяжелое. Отец проснулся, поднялся наверх и через минуту вернулся мрачный: – Мама умерла! Теперь сколько денег уйдет на похороны! Вся семья поднялась наверх. Старуха лежала на полу посреди комнаты, словно пыталась подойти к двери, но упала на полпути. Фриц отправился за священником, отец с Гансом подняли старуху и понесли ее вниз, а Лизхен, дождавшись, пока все уйдут из бабкиной комнаты, подошла к ее креслу. Она вспомнила последние старухины слова. Что, если и правда у той было припрятано какое-то дорогое кольцо? Как она говорила… поднять с кресла подушку… Подушка была мерзкая, пропахшая старостью и нечистотами. Лизхен брезгливо подняла ее двумя пальцами, бросила на пол. Под подушкой на сиденье кресла и правда была какая-то дощечка. Лизхен подцепила ее ножом, подняла. Внутри сиденья было углубление, а в нем – маленькая деревянная коробочка. Надо же – старуха не соврала! Оглянувшись на дверь, Лизхен открыла коробочку – и едва сдержала вздох разочарования. Кольцо там и правда было, но очень скромное, явно недорогое. Ни драгоценных камней, ни жемчужин. Оно было даже не золотое, а всего лишь серебряное. Внутри по ободку было что-то написано. И правда – откуда у старухи драгоценности? – С паршивой овцы хоть шерсти клок! – глубокомысленно проговорила Лизхен и надела колечко на палец. И почувствовала, как в ней просыпается незнакомая веселая сила… как там говорила старая ведьма? «Ты сможешь вертеть мужчинами как пожелаешь… ты поднимешься на самые высокие ступеньки…» Только одна мысль червячком точила ее душу. Если у старухи было это волшебное кольцо и если оно впрямь обладает такими удивительными свойствами – почему же сама бабка не достигла таких высот, о которых она говорит? Почему она закончила свои дни на чердаке бедного дома? Дашу разбудил звонок телефона. Точнее, про телефон она поняла только потом, а сначала в отвратительный тягучий сон вторглись громкие звуки, напоминающие церковный колокол, который звонит при пожаре. И это притом, что она понятия не имела, как именно звонит церковный колокол. Сквозь сон мелькнула еще горькая мысль, что колокол звонит по ней, по Дарье Соловьевой. И тут же пропала, потому что Даша проснулась. Точнее, очнулась от забытья. И осознала, что в квартире раздается звон. Телефон? Не открывая глаз, она пошарила на тумбочке рядом с кроватью, что-то упало на пол, потом руке стало мокро, и еще что-то упало на пол, на этот раз с шумом. И Даша наконец решилась и открыла глаза. Лучше бы она этого не делала, потому что перед глазами тут же заплясали красные мухи, и в голове включился хороший такой механический молот, раньше таким забивали сваи. Когда Даша была маленькая, строили дом напротив, она помнит, как удары отдавались в ушах. Теперь, конечно, нет никакого молота, это у нее от таблеток. Однако звон все продолжался, и Даша наконец поняла, что это звонит стационарный телефон. Странно, а она думала, что его давно отключили. А он звонит себе, да еще так громко. Даша со стоном спустила ноги с кровати, потому что догадалась, кто это звонит. По этому телефону звонила только тетя Лика, ее далекая и единственная тетка. Нужно ответить. Даша босой ногой стала нашаривать тапочки, вляпалась во что-то мокрое, и тут же ногу кольнуло. От боли она пришла в себя и увидела, что уронила стакан с водой, который разбился, и теперь она поранила ногу осколком. – Черт, только этого не хватало! Телефон, однако, все звонил и звонил, так что Даша, так и не найдя тапки, похромала в прихожую босиком. – Дашка, ты? – тетя Лика почему-то всегда ужасно громко орала в трубку. – А кто же еще-то… – проворчала Даша, голос с тяжелого сна был хриплый и какой-то чужой. Впрочем, в последнее время она вся была сама не своя, все тело казалось ей чужим и незнакомым.