Том читает все это на выразительном личике своей дочки: стремительные мысли, которые мелькают в маленьком мозгу, мчатся, будто пескари в затененных глубинах, между заботами и откровениями, к вопросам, слишком ужасным и окончательным, чтобы вынести их, когда ты так мал. Дети страдают и всегда страдали. «Но не моя малышка. Только не сейчас». Таков был план. Он наклоняется к Грейси и долго целует ее в лоб. Руки дочки обвивают его шею. Но внимание дочки сосредоточено на окнах. – Ты в безопасности, – говорит Том. Грейси его слова не убеждают. – Эти деревья. Они напугали меня. Том откидывается назад и берет дочку за руку. Грейси крепче стискивает своего пингвина. Том оглядывается через плечо на дверной проем, убеждается, что берег чист, и поворачивается к малышке. – Твой папа никогда не позволит, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Ты очень дорога мне. Легкое пожатие ее руки. – Но на днях, когда вы с Арчи были в том лесу, ты что-то видела? А? На деревьях, перед тем как побежала обратно. Глаза Грейси расширяются от страшного возбуждения и радостного удовлетворения от того, что ей задали этот вопрос. Том даже начинает подозревать, что подтолкнул ее к сочинению сказок. – Белые существа ходили задом наперед на холме, который должен был стать моим лесным домиком. Странно ходили. Они привязали к дереву лиса. Сделали ему больно. – Лицо Грейси морщится от слез. Том использует всю силу воли, чтобы сохранить спокойное выражение лица и не отреагировать ужасом на эти детские описания. – А где был Арчи? – Там, с белыми существами. Сначала он испугался и зарычал на лисичку, потом заполз внутрь круга и поднялся на холмик. Лизал ногу тому, который был похож на хрюшку. – Эти… белые существа были людьми? Грейси решительно качает головой. – Чудовищами без одежды. – Они кормили Арчи? – Он лизал ногу. – Ногу? – Как когда он лижет пальцы. Снаружи скрипит лестница. Фиона. – Том. На пару слов. Том вздрагивает. Затем целует Грейси. – Мамочка уложит меня спать? – Конечно. Она прямо за дверью. – Папа, не уходи. – Папа будет слушать снаружи, как ты ложишься спать. И потом ляжет рядом. А в холле горит свет. – Том медленно поднимается с кровати, подмигивает Грейси. Она сжимает его пальцы. – Папочка, когда Арчи будет укладываться в свою кроватку в саду, возьми его одеяло, чтобы ему было тепло. Том улыбается и кивает. Его глаза увлажняются, и комната теперь словно под водой. Он использует всю свою волю, чтобы не утонуть в жалости и любви, которые испытывает к этому маленькому человечку, и чтобы устоять перед ужасом, который сегодня вошел в их жизнь. Том сглатывает, но едва может говорить. Затем он шепчет: – Обещаю. 27 Накатывает ночь, заливая чернилами неровное патио и запущенный сад. Фиона стоит на кухне перед раковиной, скрестив руки на груди. В оконном стекле отражается ее мрачный оскал. Том берет левее, огибая распахнутый люк плохого настроения жены, и направляется к полупустой бутылке рома на кухонной столешнице. Он замечает, что ноутбук Фионы открыт. На экране светится графика их банковского счета. Не поворачивая головы, Фиона произносит напряженным шепотом – она не хочет, чтобы ее слова долетели до второго этажа: – Я не желаю, чтобы ты ее поощрял. С этими… кем бы они ни были. Я не желаю, чтобы наш ребенок даже думал о таких вещах. Том льет в стакан рубиновый алкоголь и говорит так же тихо и немногословно: – Думаешь, она выдумывает? – Конечно, выдумывает. Она не понимает, что видела. И видела ли что-нибудь. Но дай угадаю, ты не считаешь, что она сочиняет? – Трудно точно определить, что я считаю. – Глоток спиртного обжигает его пищевод, а затем превращается в охваченный пламенем грохочущий лифт, который разбивается в желудке. – Но вот что скажу. Что бы ни происходило – а что-то происходит, – это связано с ними. – Том кивает на стену, отделяющую их от соседей. – С выставкой цветов в Челси[5]. Фиона оборачивается, ее веки опущены, но дрожат, она набирает в грудь воздуха, чтобы разразиться тирадой в его адрес. Том продолжает: – Арчи? Грейси видела, как один из… тех в лесу кормил его. Мм? Сад, черт возьми, мертв. Это случилось за пару дней. Он подбирается к подоконнику, вступает в еще ощутимую дымку духов Фионы. Она не успела сменить рабочий костюм. Том берет свинцовую табличку, его запястье напрягается от тяжести. Он повышает голос, так его, наконец, услышат: – Что это такое? Они по всей мертвой лужайке, которую раскапывала наша мертвая собака. Заставляет задуматься. Последний владелец… – Паранойя. Насчет них, – Фиона кивает на стену. – Ты не прекращаешь с тех пор, как мы приехали сюда. Как будто у нас без того мало забот, Том. А этот дом? А все здесь? Мы едва можем позволить самое необходимое, а ты только что потратил четыреста фунтов на товары для сада. Четыреста! Бензопила? – Совсем маленькая. – Действительно нужная вещь. – Для живой изгороди. Я не могу обрезать ее вручную. – И это тогда, когда мы должны быть бережливее. С каждым пенни. Тебе не звонили уже… – Грейси нужен сад, в котором она могла бы играть. – Ей нужен отец, который… – Что? – Просто не обращай внимания на психов по соседству. – Говорю тебе, Фи. С первых дней. Постепенно, шаг за шагом. Забор. Лес. Они прибили гребаную лису к дереву, чтобы напугать Грейси. Чтобы не пускать туда нас. Кто еще мог это сделать или имел на то причины? Это сделали они. Они. Соседи. Отравили нашу собаку, потому что… – Том останавливается. Он не рассказал Фионе о ссоре, которая закончилась тем, что Арчи наделал дел на лужайке перед домом соседей. – Это возможно. Если не безусловно. Малыш Арчи. – Ты этого не знаешь. – Днем тебя здесь нет. Ты не видишь этих уродов. – Нет, потому что я работаю. И теперь мне придется работать сверхурочно или найти подработку, потому что нам нужно отремонтировать эту чертову крышу. Пока наш ребенок будет заниматься в группе продленного дня. Жизнь мечты, приятель. Том подходит к корзине Арчи и опускается на колени. Пес завернут в одеяльце. – Мамочка! Позади Тома вздыхает Фиона. – Мамочка! Там какой-то шум! Том, не поднимаясь, разворачивается. – Я схожу.