– Да. Ваймон попытался вас забрать, но не сумел. Видели бы вы, как принц на него посмотрел. – Как? Вместо ответа Вария сердито сдвигает синие брови к переносице и грозно прищуривается. Да уж. Словами это передать на самом деле сложно. Больше похоже на «Мое! Не сметь!» Пантомима меня забавляет, и я хихикаю, представляя, как бедный Ваймон ошалел от подобного безмолвного заявления. Еще никто и никогда такого себе не позволял. Потому, наверное, брат и отступился. – Ясно. А где… – замолкаю, прислушиваясь, потому что за неплотно прикрытой дверью точно идет еще один разговор. – …не имел права так поступать! Литт, ты должен с ним разобраться! – Майри, хватит, – мягко просит папа. Ведь это ему мама претензии предъявляет. – Имел, не имел… Нельзя рассуждать так категорично. Ситуация нестандартная. – Да что ж тут нестандартного? – не сдается родительница. – Ведь все просто! Даже поцелуй руки требует согласия девушки. А Тогрис его не просил. – У него было ее согласие, – терпеливо объясняет отец. – Потому что выбор Лина сделала. – Косвенное согласие. Она же несовершеннолетняя! – Майри, прекрати. Отношения Лины и цу’лЗара – это исключение из принятых правил. Да, девочка несовершеннолетняя, значит, невестой быть не может, но по факту сделанного выбора она ею стала. – Пусть так. Но целовать-то зачем? – В голосе родительницы появляются плаксивые нотки. Поняв, что проигрывает, она сменила тактику. А вот папа остался так же спокоен, как и был. – Чтобы организм Лины определился. После спровоцированного поцелуем гормонального всплеска уже не останется сомнений – появится к Тогрису влечение или нет. – Хочешь сказать, он решил рискнуть? Вместо того чтобы просто подождать свадебного танца? – А вдруг за эти годы, на фоне отсутствия влечения к будущему жениху, у нее возникла бы привязка к другому? И этот другой отказался бы ее сбивать? Потребовал титул императора? И при этом оказался еще и недостойным кандидатом?.. Майри, – ласково убеждает папа, – я считаю, что Тогрис поступил правильно. Если сейчас организм Лины его отвергнет, мы просто организуем еще одну встречу и пригласим больше принцев. Если же примет, то у нас не останется причин для переживаний. Мы будем спокойны и за судьбу нашей дочери и за будущее империи. – Ты, похоже, уже сейчас спокоен, – раздражение в голосе мамы не снижается, – раз считаешь нормальным, что Тогрис довел Лину до обморока. И состояние дочери тебя не волнует… – По-твоему, я просто так сюда пришел?! О! Впервые слышу, как родители разговаривают на повышенных тонах. То ли мне просто везло, то ли на самом деле они первый раз ссорятся. А я причиной конфликта быть не хочу. Поэтому, когда дверь наконец распахивается и папа, шагнув в гостиную, с беспокойством смотрит на меня, весело отвечаю, опережая вопрос: – Я себя прекрасно чувствую! – Подслушивала? – Отец подходит ближе, чтобы погладить по голове и присесть на диван, с которого при появлении императора весьма споро вскочила Вария. – Вы очень громко все обсуждали. И проем был… приоткрыт. Бросив укоризненный взгляд на замершую у входа маленькую желтоволосую фигурку в темно-синем бархатном платье, старательно сохраняющую на лице невозмутимое и не самое довольное выражение, папа вновь смотрит на меня. – Готова его увидеть? Или отложим выяснение? Можешь вообще отказаться от встречи, если чувствуешь, что он теперь тебе неприятен. О ком речь, не уточняет. Потому что и так понятно, что о Тогрисе. – Неприятен? – переспрашиваю и задумываюсь. Представляю образ томлинца, вспоминаю наш разговор, его прикосновение, охватившее меня волнение… Оно и сейчас рождается в груди, учащая дыхание и прокатываясь мурашками по коже. – Пожалуй, нет. Я на него не злюсь и не хочу, чтобы он исчез и больше в моей жизни не появлялся. – Хорошо. Тогда… – Отец, надавив на запястье, включает коммуникатор. – Ваймон, мы вас ждем. Вновь погладив меня по голове, он поднимается, смотрит на Варию, и фрейлина немедленно бросается ко мне, помогая встать и привести в порядок одежду. Она даже прическу успевает поправить, прежде чем в комнате появляются мужчины. Я же хоть и волнуюсь, но, едва вижу шагнувшего ко мне Тогриса, успокаиваюсь. Нет, не ошиблась. Мне на самом деле приятно его присутствие. – Прошу простить меня, фисса Идилинна, – извиняется он, останавливаясь в двух шагах от меня. – И благодарю за еще один шанс. – Это я должна просить прощения, ферт, – поощряя принца, даже новое слово использую. – Раньше я не отличалась столь высокой чувствительностью, так что я сама не ожидала от себя такой реакции. И спасибо, что мне помогли. Протягиваю руку и, чувствуя сильное, уверенное пожатие, от которого на душе становится так хорошо, с улыбкой разворачиваюсь к родителям. – Мы можем погулять еще немного? Или это недопустимо? – Гуляйте, – с отчетливо заметной обреченностью разрешает мама. Папа лишь молча кивает. Однако я уверена, что он доволен. Не боясь испачкать ноги, мы шагаем по… Дороге. – Сегодня я не нравлюсь вашей маме, – констатирует Тогрис, когда дворец оказывается позади и мы вновь углубляемся в парк. – Вчера вроде нравился… – Мама вообще очень противоречива. У нее настроение и убеждения меняются мгновенно, стоит лишь измениться обстоятельствам. Ее возмутили ваши действия, поэтому про все хорошее она сразу забыла. Не переживайте. Вспомнит. – Или же мне придется искать способ реабилитироваться, – вполне резонно замечает мужчина. – Идилинна, а вы на самом деле на меня не обижены? Обижена? Я? Даже останавливаюсь, с удивлением глядя на ожидающего моего ответа томлинца. В глазах тревога, поза напряженная, дыхание неспокойное. Вот ведь как переживает! И этого не скрывает. Не думала, что мужчины так поступают. Ваймон, например, ни за что не признается в том, что происходит в его душе. Сегодня утром, по крайней мере, на лице брата не было никаких следов вчерашних душевных терзаний, столь явно проявившихся ночью. И в присутствии Варии он вел себя совершенно спокойно. – Хотите знать, что я чувствую? – спрашиваю. Стараясь сделать это незаметно, сжимаю ткань длинной юбки, присобирая ее и, едва Тогрис кивает, провоцирующе останавливаясь перед каждым словом, предупреждаю: – Тогда… сначала… вам… придется… меня… догнать! Последнее говорю быстро и, взвизгнув, стремглав бросаюсь прочь по дорожке, ведущей к побережью. – Идилинна, стойте! – слышу изумленное восклицание, но выполнять просьбу не собираюсь. Вот еще! Хватит с меня этих… «взрослостей»! Кстати, бегает Тогрис неплохо. Он даже ухитряется со мной поравняться до того, как оказываемся на площадке, где вчера я в компании с Варией коротала время в ожидании, когда нас позовут на церемонию. Еще некоторое время у меня получается ловко маневрировать, ускользая от рук пытающегося меня поймать томлинца. В итоге ему все же удается перехватить меня за талию и оторвать от земли. А все почему? Да потому, что веселюсь я много. Очень уж забавное развлечение выходит. Играть в догонялки с фрейлиной не так интересно, а Ваймон до этого вообще не опускается. – Идилинна, какой же вы еще ребенок! – смеется Тогрис, пытаясь удержать брыкающуюся и хохочущую меня. – Сколько же в вас энергии! – Фух! – выдыхаю я с облегчением, прекращая игру. – Наконец-то поняли. – Понял, конечно, – все еще тяжело дыша, подтверждает мужчина. – Обещаю больше не задавать серьезных вопросов. Разумеется, до тех пор, пока вы не станете для этого достаточно взрослой. – Отлично! – радуюсь, обвивая руками шею томлинца, и лишь после этого обращаю внимание, что он меня не просто поймал, но еще и на руки поднял. Удивляюсь, само собой. А еще болтаю ногами в воздухе, убеждаясь, что юбка их все же закрывает, а не задралась до колен. – Поставить вас на землю? – тут же спохватывается, становясь серьезным, Тогрис. Ну вот, опять он за свое! – Не надо. Лучше до мыса донесите, там скамейки есть, можно будет посидеть. Я устала. Указав рукой направление, демонстративно укладываю голову на широкое мужское плечо. Вернее, на плотную наплечную вставку пиджака. А дальше мне остается лишь получать удовольствие от легкости, с которой томлинец меня несет, шагая по каменистой дороге. Какой, оказывается, удобный способ дойти до нужного места… Надо будет почаще его использовать. Тогрису, похоже, процесс тоже нравится. Скованность его движений исчезает, а когда оказываемся на смотровой площадке и меня аккуратно опускают на упругую поверхность скамьи, рука мужчины продолжает обнимать за талию. Если бы его что-то не устраивало, он ведь просто бы отстранился. По крайней мере, мне так кажется. – Здесь очень красиво. – Томлинец с явным восхищением рассматривает лазурное небо, накатывающие на побережье волны и летающих над ними ворков. – Вам повезло, фисса, родиться на такой прекрасной планете. Томлин с ней вряд ли сравнится. – А я читала и в фильмах обучающих видела, что у вас там тоже много красивых мест. Подземные озера и моря, песчаные дюны, шахты, – парирую, потому что мне не нравится, как Тогрис отзывается о своей родной планете. Да он первый должен вставать на ее защиту! Она для него должна быть самой лучшей. – Это другая красота, – объясняет мой собеседник. – Суровая, аскетичная. А Вион мягкий, ласковый. – Отличный контраст! – смеюсь я. – Меня наставницы учили, что все познается в сравнении. Лишь так можно правильно оценить и понять все, что нас окружает. И я с огромным удовольствием побываю на Томлине, чтобы в этом лично убедиться. Кстати! – спохватываюсь, вспомнив, о чем хотела его попросить. – Как думаете, меня отпустят с вами? Хотя бы ненадолго! Вы можете папу об этом попросить? Или, чтобы увидеть вашу планету, мне придется ждать свадьбы? – Вроде бы я не слышал о каких-то запретах, с этим связанных, – задумывается мужчина. – Если ваши родители согласятся, я с удовольствием организую для вас отдых и экскурсию по Томлину… Идилинна, а вы вообще летали в космос? – Да… То есть нет. Когда мама была мной беременна, родители летали на Шенор. К бабушке Алли. А так все к нам прилетают. – Почему до вашего рождения, а не после? – удивляется Тогрис. – Был какой-то особый повод? – Можно и так сказать. Бабушка при смерти оказалась, потому что королевский дворец попал под сверхмощный метеоритный удар. Тогда многие пострадали. Наступает молчание, которое завершается расстроенным: – Простите. Я ведь знал об этом. Читал же в новостях о судьбе шенорской династии, а события и время почему-то не сопоставил. И невольно вам о трагедии напомнил. «Почему-то»? Он так плохо умеет анализировать? Это не очень хорошо. Все же король, пусть и будущий, а уж тем более император, должен мыслить широко и быть прозорливым. Ладно хоть извинился. То есть честно признался. Значит, готов учиться и набираться опыта. Что же касается «напоминания», то тут моя мама куда больше переживает, а я ведь бабушку так и не увидела. Не желая произносить все это вслух, я пожимаю плечами и принимаюсь постукивать носком туфельки о маленький камушек, выступающий из кладки на дорожке. Пять-шесть ударов, и он расшатывается. Откатывается вперед, а я спрыгиваю со скамьи, чтобы его поднять. Подбежав к ограждению, с размаха бросаю трофей в воду, наблюдая, как он бесследно исчезает в волнах, а ворки, принявшие его за неосторожного ик’лы, кидаются следом. – Попробуйте, – предлагаю мужчине, который, наверняка меня страхуя, уже стоит рядом. Тогрис осматривается, видимо отыскивая свободно лежащие камни. Понятно, что дорожку портить ему не хочется, но тут, увы, вариантов нет. Либо портить, либо идти к дальнему краю площадки, где заканчивается окультуренная территория и начинается дикая смесь каменного крошева, выступов материнской породы и чахлой растительности, ухитрившейся за это все зацепиться. И ведь вот что удивительно – томлинец сразу на это место нацеливается. – Кажется, там и камней больше и кидать их будет удобнее, – поясняет, протягивая руку, чтобы не позволить мне остаться. И хотя топать в такую даль я желанием не горю, приходится это делать. Сама игру предложила. А то, что партнер действует не так, как мне хочется… Увы, но это по правилам. Потому как его ход.