Как может умерший говорить? Никак. Это лишь мое сознание издевается надо мной. – Что-то не так? Я резко оборачиваюсь и вижу стража, который идет ко мне и щурится, вглядываясь в тень. Я выдавливаю улыбку и вскидываю руки, будто все у меня замечательно, будто можно этим опровергнуть странное ненастоящее настоящее, в котором голос мертвеца выбалтывает тайны промозглому воздуху. Наверное, воин замечает страх в моих глазах, потому что резко останавливается и опускает руку на меч. Я делаю один осторожный шаг за другим в надежде, что меня отпустят. Что бы там ему ни показалось, больше он меня не окликает. Вместо этого молча провожает глазами за ворота и в сторону конюшен. Даже оставив его далеко позади и заходя в стойла, я все еще чувствую спиной жесткий взгляд. – Терн? Я замираю на месте, вытянув руку к одной из дверей загонов. – Осторожно, там Луноцветка! – говорит Виола. Я отдергиваю ладонь, и одновременно изнутри храпит и скалит зубы кобыла. – Ох! – Я вглядываюсь в лошадь. Она вся черная, кроме белой отметины на лбу, и потная насквозь. Густая зеленая жижа сочится из уголка заплывшего глаза. Подозреваю, второй выглядит не лучше. Она определенно больна, но больше обеспокоена тем, чтобы я к ней не лезла. – Красивая, прямо как ее тезка, – говорит Виола, отводя меня за локоть в сторонку. – И норов такой же ядовитый. Любопытно. Обычно Виола намного снисходительней. – Она тебя обидела? – спрашиваю я. Виола усмехается и дергает плечом, ведя меня вдоль загонов. – Наступила как-то на ногу, и я все еще горюю. Надеюсь, что она примет меня, но пока ей вообще никто не нравится. Я тру лицо. Виола уже привела меня в общую комнату. – Садись, – говорит она, подталкивая меня к столу. – Хочу попросить тебя об услуге. – Услуге? – повторяю я, усаживаясь, пока Виола собирает на тарелку хлеб с сыром. – Когда будешь проходить мимо, выдавай Луноцветке по улыбке, доброму словечку и морковке или яблоку, договорились? Я зажмуриваюсь и запоминаю. Улыбка, ласка, угощение. – Договорились. – Хорошо, – говорит Виола, опуская тарелку и устраиваясь напротив. – С ней все обойдется? – тихо спрашиваю я. Виола улыбается: – Обойдется. Я немного преувеличивала. Джоа тоже за ней приглядывает и почти уверен, что она выкарабкается. Я киваю, успокоенная. – Только не начинай к ней уж прямо проникаться, – говорит Виола с усмешкой. Пододвигает тарелку с едой чуть ближе ко мне. – Ты не представляешь, что этот бес от лошадей устроил на той неделе. Я перевожу взгляд с тарелки на Виолу, смотрю в ее добрые глаза и понимаю, что и правда хочу есть. Так что беру ломоть хлеба, кусок сыра и слушаю, как Виола потчует меня рассказами о Луноцветкиных коварных злодеяниях. Этим вечером у нас за ужином гость. Когда я захожу в общую комнату вместе с ребятами, Сальвия болтает с молодым мужчиной не старше двадцати лет. Как и у конюхов, волосы у него коротко острижены, так что их концы обрамляют подбородок. Это подчеркивает его резкие черты и тонкую линию носа. Но облачен он не в форму конюшен, а в собственную аккуратно залатанную одежду. По тому, как он приветственно обнимает Ясеня и лохматит волосы Рябине, сразу понятно, что они давние друзья и его появление никого не удивляет. Следом за нами приходит Виола, и от ее тихого приветствия он весь будто сияет. Склоняет голову и немного краснеет, отвечая. Ясень и Дуб с пониманием переглядываются и решительно усаживают юношу между своими местами. Рябина, сидящий рядом со мной, наклоняется и шепчет: – Ясень считает, что он чуточку влюблен в Виолу. Как думаешь? Я неуверенно пожимаю плечами. Рябина широко улыбается и говорит: – Массенсо, это Терн. Она ухаживает за гусями, а недавно принялась помогать и на конюшнях. – Рад знакомству, – вежливо отвечает юноша, бросает взгляд на Виолу и больше его не отводит. Рябина глотает смешок. Массенсо пересказывает городские новости. Я молча слушаю, пытаясь заполнить пустоту в душе звуками голосов, но мысли все уплывают обратно к Фаладе, идущему на смерть. – Они отозвали требование о третьем наследнике, – говорит Массенсо. Я поднимаю глаза и моргаю, пытаясь сосредоточиться. Что? Он говорит о Круге Колдунов? Ясень тихонько фыркает: – Ну разумеется. Вся затея была в том, чтобы заставить народ об этом думать. Теперь они выждут пару месяцев и, если принц с молодой женой не объявят немедленно о младенце, нанесут уже следующий удар. – Первый ход игры, значит? – хмурясь, спрашивает Виола. – В Круге так уж уверены, что принцесса не подарит Семье наследника? – Может, они знают что-то, никому не известное, – грохочет Дуб. – О принцессе? – спрашивает Сальвия. – Или о том, почему наша Семья погибает, – бормочет Массенсо. Я застываю. Насколько Круг осведомлен о том, что нависает над Семьей? Они задумали напасть на Кестрина, так же как и Дама? Сальвия бросает на Массенсо строгий взгляд: – Об этом никто ничего не знает. А что там с верином Мелькиором? Ты слышал, что он приказал сурово расправиться с ворами в городе? – Конечно. Король считает их угрозой, хотя они просто воры. – Массенсо вызывающе задирает подбородок. – Другое будет дело, когда они покарают похитителей. Никто не отвечает. – Похитителей? – повторяю я, думая о словах Красного Сокола. Я еще ни о чем не расспрашивала друзей. Собиралась, но потом Фаладу убили, и я не помнила себя. – Они похищают юных девушек и детей, – говорит Рябина, в котором не осталось теперь ни искорки веселья. – С улиц, из их постелей, отовсюду. С два десятка каждый месяц только в нашем городе, наверное. Может, и больше. Ясень морщится: – Лучше бы Мелькиор ловил их, чем беспокоился о ворах. – Воры тоже опасны, – громко отвечает Дуб. – Может, и не так, как похитители, но распри между бандами воров надо останавливать, иначе польется кровь. – Уж лучше Красный Сокол, чем похитители, – тихо произносит Виола. – Говорят, он не такой уж и плохой. Я чуть не давлюсь хлебом. – Ну конечно, – соглашается Ясень, наливая мне в кружку воды. Я благодарно пью. – Хороший человек с наградой в тысячу золотых за его голову. – Тысячу?.. – повторяю я, едва не роняя кружку. За все время работы здесь я еще не заработала и серебреника. Кажется, король очень жаждет смерти Красного Сокола. Виола кивает: – Это главарь банды воров, орудующей в западной части города. – Не то что Бардок Три-Пальца в восточной или Черный Монах на юге. За этих дают только по пятьсот монет, – подмигивает мне Рябина. – Рано или поздно это его уничтожит. Жадность – сильная штука. Один из его людей получит золото, сдаст главного королю и удалится на покой в собственное имение, – говорит Сальвия. – Что он такого сделал? – спрашиваю я, до боли уверенная, что не хочу знать. – Обворовал половину дворян и богатейших купцов, не говоря уж о самом короле. Многие из них вызывались лично уплатить награду за его смерть, – объясняет мне Массенсо. – Почему? – Потому что он воровал у них, – повторяет Ясень. – Только с месяц назад ограбил со своими людьми молодоженов, ехавших в имение к югу от города. Обчистил их, отнял все свадебные драгоценности и обулся в сапоги жениха.